Тетя Джудит гладит ее руку. Движения такие слабые.

Тетя давно переживала, что у Каро нет молодого человека. Хорошо, что Лекс пришел. Тете будет спокойно.

Ей будет спокойно.

На сцене кружился бал. До Онегина, наконец дошло, что он влюблен в Татьяну. Справедливости ради, думала Каро, она, конечно, не любит русскую классику, но «Евгений Онегин» Пушкина в самом деле хорош. До нее тоже совсем недавно дошло, что она влюблена.

Будет ли Лекс все еще готов предложить ей себя? Что, если для него это в самом деле не более, чем игра? А то она ведь уже все… Уже не шутит.

Все это сложно. Куда проще было чертить кабинки в «Грейси-Холл».

Тетя Джудит сжала руку. Неожиданно сильно. До боли.

— Ах! — ахнула Каро. — Тетя! — всполошилась почти в голос.

— Тихо, — выхрипела Джудит. — Спекта…

Она не договорила, поддавшись агонии. Каро всмотрелась, вчувствовалась и поняла, что, стискивая ее руку до хруста костей, тетя пыталась удержаться в этом мире. Еще хотя бы на несколько секунд. Хотя бы на один миг.

И Каро оказалась немощна, чтобы удержать ее.

— Т… тетя Джудит? — позвала Иви. — Тетя Джудит!

— Девушка, тише! — обратились к ней с соседних мест.

— Каро? — Голос Лекса прозвучал с небывалой внимательностью. Прямо сейчас он был готов к чему угодно.

Иви откинулась на спинку и забилась в беззвучной истерике.

Почему это произошло сейчас? Почему здесь?! Почему она так долго тянула с походом в театр?! Почему она не нашла, где бы ставили «Иоланту»?! Может, какой-нибудь студенческий коллектив давал где-то представление, а она не нашла! Не самое совершенное, но такое светлое, доброе представление! Такое нужное… Такое правильное…

— Я сообщу администрации. Нужно вызвать экстренную…

Каро замотала головой.

— Она бы… она бы ни за что не простила… нельзя срывать спектакль, Лекс, — рвано выхрипела Иви.

Тот кивнул.

— Хорошо, я сделаю все тихо.

В другой ситуации Каро восхитилась бы его безукоризненной стойкостью и надежностью в критические моменты. Но сейчас Иви могла только сидеть, оглушенная нахлынувшей болью и вакуумом, пожравшим весь ее мир за одно мгновение.

Лекс вышел под недовольное шиканье зрителей: как невоспитанно — ходить посреди выступления! Контролер на входе тоже прошипел Лексу, что в гробу он видал таких невежд. Лоусен объяснил ситуацию и, в сопровождении контролера, второй раз за вечер направился в крыло администрации.

— Что вам еще надо? — встретили его с порога.

— У вас в зале труп.

— Что вы хотите сказать? Что это значит?! Я сейчас вызову охрану!

— Лучше скорую, — сказал вошедший следом сотрудник театра.

— Присядьте, пожалуйста, — соблюдая вежливость, обратился Лоусен. — Я все объясню.

Когда он вернулся в зрительный зал, Каро сидела недвижно, как статуя. Словно трупное окоченение передалось и ей.

Оставалась последняя картина — объяснение Онегина с Татьяной. Лекс не знал, слышала ли Каро что-нибудь. Видела ли. Однако на последних репликах Онегина губы Каро двигались синхронно.

— Позор… тоска… О, жалкий жребий мой!

Занавес.

Аплодисменты.

Зрители вставали, рукоплеща.

Каро наклонилась вперед, сотрясаясь всем телом.

Такова ее реакция. Обычно Каро не плачет. Она мечется. Задыхается. И теряет ощущение пространства.

Так ли он, Лекс, был прав, убеждая девушку позволить себе чувствовать эмоции? Есть люди, для которых острые переживания губительны. Они разрушают их, как ржа не стойкий к коррозии металл. До тех пор, пока от людей, как и от металла, не остается трухлявая крошка.

Что, если в отстранении от чувств заключался защитный механизм, обеспечивавший Каро выживание?

Что если…

Зрители принялись покидать зал, однако один из выходов оказался перекрыт. Его оцепили желтыми лентами, чтобы беспрепятственно могли войти санитары.

В их сторону оборачивались головы. И Каро хотела закричать: «ХЕРА ЛИ ВЫ ТАРАЩИТЕСЬ?!»

У нее что-то спрашивали. Она не понимала, что именно.

— Скажи им что-нибудь, пожалуйста. — Иви возвела на Лекса опухшие глаза.

Лекс кивнул сотрудникам экстренной помощи:

— Мы поедем в отдельной машине следом.

В дороге Каро безотрывно глядела перед собой. Пока не приспичило отыскать телефон. Как она не забыла сумку? Каро не помнила. Она набрала номер.

— Доктор Далт. Это Каро.

— Я слушаю вас.

— Я… скажите сотрудникам, чтобы не ждали тетю Джудит.

Тишина, разрываемая звуком сирены едущей впереди Амбьюлэнс, душила Иви. Каждая секунда в ней отдавалась падением тяжелой смоляной капли на темечко — как в старых китайских пытках.

— Каро? — спросил голос в трубке.

— Мы едем в госпиталь на Дьюр-авеню, — крикнул Лекс, понимая, что автопилот у Каро закончился.

Лоусен испытал отчаянное желание встрясти девчонку: «Прекрати! Разрыдайся, если хочешь! Кричи! Ты не будешь одна, понимаешь?! Я останусь здесь! С тобой!» Однако бывают такие моменты, когда слова уже бессильны.

Остаются только действия.

Ночь

Мир плыл у Каро перед глазами. Сквозь толщу плесневелой ваты окружающего пространства иногда доносился голос Лекса — ориентир, по которому Иви осознавала, что жизнь продолжается.

— Да, хорошо, — соглашался мужчина с кем-то, водя Каро под руку.

— Да, мы поняли.

— Хорошо, сейчас. — Он взял какой-то лист и внимательно прочитал. — Каро, подпиши здесь.

Каро взглянула на мужчину с нечитаемым выражением. Он же вроде был юристом, да? Наверное, это безопасно — расписаться здесь?

Приехал доктор Далт. Выразил соболезнования. Сказал, что нужно забрать вещи почившей из пансионата и заполнить какие-то бумаги. Опять. Какие-то. Бумаги.

Лекс спросил, могут ли сотрудники сами упаковать вещи Джудит.

— Нет! — выпалила Каро. — Я сама соберу. Завтра, ладно? Мы сможем завтра, Лекс? — Она посмотрела на мужчину. Тот с большей радостью завтра бы отоспался после изнурительной командировки. Но внутренний голос благоразумно пошутил:

«Только не веди себя, как мудак. Тогда тебе точно не дадут».

Лекс ответил сам себе, что ему уже предлагали дать, и не в том сейчас соль.

— Конечно, сможем.

Доктор Далт нахмурился, изучая Каро. Заглянул ей в лицо.

— Каро, с вами все в порядке?

— Не уверена.

Далт несколько минут смотрел на девушку. Он знал семью Ивинстоунов уже несколько лет — с тех пор, как Джудит впервые попала на обследование. Долго время он вел дела с братом Каро Кристофом. Сама Кэролайн стала частым гостем в его кабинете со смертью Криса, когда пришлось переоформлять опеку. Сейчас он хотел бы ее поддержать, хотя это и вне его обязанностей. Тем не менее, врачебный опыт научил его не предлагать напрямую помощь тем, кто не способен понять, нужна она ему или нет. Поэтому Далт обратился к Лексу.

— Вот что, запишите мой номер. Если что-то понадобится или будут вопросы — звоните.

Лекс записал, поблагодарил и приобнял Каро, уводя.

— Идем, отвезу тебя домой.

Каро послушалась, даже не уточнив, к кому именно домой они едут. Она билась в кресле машины. Молча, только иногда делая громкие вдохи и выдохи, растирая лицо и шею, прочесывая волосы руками. Ее бросало в жар и в холод, Каро не могла перестать двигаться.

Лекс наконец дал по тормозам. Отстегнул ремни — свой и ее. Вышел и помог выйти Иви.

Не ее двор. Другое освещение, подъезды, лестницы. Элитное жилье. На мгновение осознание происходящего вытащило Каро из болота печали. Наверное, Лекс богат, как Крез, потому что у него контракт с «Грейси-Холл». Многого ли стоило уболтать начальство платить процент от каждой сговоренной сделки? Конечно, нет, Лекс — водяная змея в мире переговоров. А знание юриспруденции позволяет ему ловко играть на отстаивании прав.

— Идем, — позвал Лоусен.

Ему принадлежали большие современные апартаменты на две комнаты с огромной гостиной. И при том, что выглядели они отлично, Каро сомневалась, что недавно здесь был ремонт.