Дверь дома распахнулась, на пороге стоял отец Ирмана Оррин Глэр — высокий, мускулистый, с короткими белыми волосами и загорелым лицом, на котором шрамы перемежались с морщинами, короткая борода была аккуратно подстрижена, было видно, что работали над ней усердно, не оставив ни единого отстающего волоска. Одет он был в щегольской костюм из белой кожи, расшитом толстыми золотыми нитями.

Оррин какое-то время молча смотрел на тренировку Ирмана, а иногда взгляд его уходил высоко в небо, к серым тучам, зависшим в небе, как и снег в воздухе. Оррин не выражал и малейшей заинтересованности в происходящем.

Ирману удалось попасть двумя ножами точно в центр и пятью — во внешние круги.

— Никуда не годится, — сказал Оррин. — Не знаю, кого ты воображаешь на месте этой мишени, но этот зверь сбежал от тебя раненный и обозленный.

— Если зверя не убить одним попаданием ножа, зачем вообще метать в него ножи? — спросил Ирман. — А я попал, причем, дважды. Раньше и этого не выходило.

— Что если перед тобой будет стая зверей, двух подстрелишь и остальных упустишь. — Оррин покачал головой, выражая глубокое разочарование.

— Придется вернуться на следующий день. — Ирман указал на огромный роскошный дом, в котором жила их семья. — Не то, чтобы мы голодали.

— Этот дом лишь жалкая подачка от правителей Дайгона, — сказал Оррин. — Они хотят, чтобы роскошь ослепила нас, чтобы мы не думали о том, что достойны лучшего.

— Например, чего мы достойны, пап? — спросил Ирман.

Оррин скрестил руки на груди, мощные мышцы проглядывали через рукава куртки.

— Мы достойны быть кем-то и значить что-то в этой стране, — сказал он, разглядывая облака. — Мы лишь добытчики животных из леса, ничем не лучше других. У нашей семьи нет настоящей власти.

Ирман подошел к отцу и взглянул на него снизу-вверх.

— Так может, вместо того, чтобы метать ножи, мне стоит поучиться, как заполучить эту власть у тех, кто ее имеет?

— Не глупи, — отрезал Оррин. — Главой Дайгона стал тот, кто метал ножи точнее всех. Люди доверяют лучшему охотнику, тому, кто может направить остальных, тому, кто понимает, что происходит в лесу. Лучший охотник был правителем Дайгона с тех времен, когда мы были небольшим племенем, затерянным в непроходимой чаще. Дайгон разросся, но суть его не поменялась. Мы все так же племя охотников, пусть слегка более цивилизованное, чем раньше.

— Не пора ли выбирать правителя как-то иначе? — спросил Ирман.

— Как выбирать правителя, решают те, у кого уже есть власть, — задумчиво проговорил Оррин. — Важно только, чтобы люди верили в то, что правитель выбран справедливо, и подчинялись его воле. Детали процесса значения не имеют.

Ирман пожал плечами.

— Я легко попаду в эту мишень из лука.

— Для стрельбы из лука щиты будут стоять гораздо дальше, — сказал Оррин. — Хотя, если тебе надоел вид этих мишеней, можешь отправляться к другой. Найди сына Дарлида Амелота. Все, что тебе нужно — победить этого мальчишку. Стань лучшим охотником, чем он, только так докажешь, что чего-то стоишь.

— Почему ты зовешь его сыном Дарлида? — спросил Ирман. — Меня никто не зовет сыном Оррина, обычно люди помнят мое имя.

Оррин хмыкнул и обернулся к Ирману спиной. Да, люди помнили имя его сына, в основном потому, что сам Оррин так и остался в их глазах тем, кто всю жизнь занимает лишь второе место. Тогда, как Дарлид Амелот занимал первое. Если же сын Дарлида так же начет раз за разом обходить его сына в охоте, в глазах дайгонцев Оррин и вовсе станет поводом для шуток. По крайней мере, он был в этом совершенно уверен.

— Мальчишка уже обладает теми навыками, которые были у его отца, когда тот был молод, — сказал Оррин, не оборачиваясь. — Разбирается в законах леса, быстр, ловок, удачлив. Его отец стал вторым самым влиятельным человеком в Дайгоне, делая то же самое.

Ирман не знал, как относиться к суждениям отца о том, кто влиятельный, а кто нет. Разумеется, отцу было известно больше — он ходил в лес с самыми разными людьми и должен был разбираться в их нравах. Но также мог и преувеличивать. Оррина могла ослепить зависть к Дарлиду, которому он неизменно проигрывал в различных состязаниях, официальных и придуманных самим Оррином. Отец вполне мог считать главу Дайгона не таким уж и влиятельным, всего лишь человеком, сидящим в самом крупном и красивом здании в столице, но не имеющим реальной власти. Стоило попробовать подбодрить отца.

— Значит, самый влиятельный — ты, пап?

Оррин взглянул на Ирмана с явным презрением, лицо мужчины мгновенно покраснело. Оррин поправил ворот куртки, выше поднял воротник. Он достал сигару, одну из тех, что ему подарили, чтобы он не поднимал шума, точно так же, как и дом, в котором Ирман проживал с семьей. Оррин молча вдыхал сигарный дым, пока краска не сошла с его лица, оставив лишь темный загар.

— Мальчишка Амелотов считается лучшим охотником среди молодых, — сказал Оррин. — Но пока он никто, и он должен остаться никем. Ты тот, кто втопчет его в грязь.

— Да я вовсе не против победить его, пока мы играем честно, — сказал Ирман. — Вот увидишь, я его сделаю.

Ирман поднял руку и увидел несколько мозолей на пальцах, они появились после того, как он метал ножи несколько часов кряду. Отец подошел ближе и взглянул на руку Ирмана.

— И где же кровь? — спросил Оррин. — Ты не выложился на полную, я лишь теряю с тобой время. Делай, что хочешь, толку от тебя никакого.

Оррин вернулся в дом, небрежно хлопнув дверью. Ирман сжал пальцы так сильно, что мозоли надулись и лопнули, полилась вода, крови все не было.

— Тебя крыса укусила, — воскликнула Нанса. — А ты, как дурак, молчишь.

— Это мое дело, кто меня укусил, — сказал Ирман и снова попытался спрятать окровавленную руку в карман, но Нанса не позволила этого сделать.

Она осмотрела рану: кровь тонкими струйками сочилась из двух отверстий на запястье. Два таких же отверстия, судя по всему, были на обратной стороне ладони.

— Укус не такой уж и страшный, — заключила она, — но почему кровь не останавливается?

— Кровь и не должна останавливаться, сердце толкает ее каждым ударом, — Ирман поймал взгляд Нансы, наполненный то ли злостью, то ли раздражением, а может, и тем, и другим. — Рана сама не заживет, слюна крысы отравлена.

— Нам немедленно нужно вернуться в город, — сказала Нанса, стараясь изобразить голосом спокойствие, вышло ненатурально.

— Час или два ничего со мной не случится, — сказал Ирман, он закатил глаза и ухмыльнулся, мол, большое дело. — В человеке все равно больше крови, чем ему нужно.

Нанса пристально уставилась на Ирмана, тот зажал рану ладонью и продолжил ухмыляться, как ни в чем не бывало. Некоторое время они стояли молча, разглядывая друг друга. Нанса нарушила тишину, понимая, что второй раз трюк со злобным взглядом не сработает, на самом деле, она сейчас не испытывала ничего, кроме страха.

— Я честно не могу сказать, кто из вас более безумен, — сказала она. — Парень, который тянет нас в какое-то опасное место просто потому, что никогда там не был, или парень, который идет за ним, несмотря на незаживающую рану.

— Как только я скажу ему, что меня тяпнули, он развернется, и вот мы опять в городе, — буркнул Ирман. — Ты этого хочешь, подставить меня?

— Что будет самым верным решением, — сказала Нанса

— И что я скажу отцу? — спросил Ирман.

— Что ты жив.

— Да, но полная история будет звучать примерно так: Кенрон Амелот, сын Дарлида Амелота, взял меня с собой на охоту. Там меня ранила обычная крыса, и нам пришлось вернуться в город, не дойдя до места и ничего не добившись.

Нанса пожала плечами, версия Ирмана почти полностью соответствовала ее собственной, почему же он использует ее, как аргумент в споре?

— Звучит не так уж плохо, — сказала она.

— Мой старик годами пытался одолеть Дарлида, — сказал Ирман. — Они участвовали во многих соревнованиях, но отец так и не смог победить.