— Кирилл! Нельзя вмешиваться…

— А тебе можно? — срываюсь я. — Ты вмешиваешься в их жизнь, помогаешь Мие. А я должен молча смотреть, как ее бьют?!

— Так. Давай-ка, успокойся, — просит дядя вполне миролюбиво. — Нет смысла продолжать разговор на повышенных тонах. Водички принести?

А вот это уже залет. Я практически признался дяде, что у меня крышу рвет от Мии. Надо сбавить обороты.

— Не надо, — говорю я тише. — Прости. Я просто не привык к такому.

— Понимаю, — кивает дядя. — Я объясню, почему помогаю Мие и ее матери. Надеюсь, и ты меня поймешь.

У дяди все просто. Был у него друг, у друга — охранник, а у охранника — беременная жена. Друг с охранником разбились на частном самолете. Жена, то есть, Татьяна Петровна, осталась одна. Детдомовская она, что ли? Так и не понял, а переспросить постеснялся. Охранник, по словам дяди, когда-то ему жизнь спас, на рыбалке. Дядя с лодки упал, чуть не утонул, а тот его вытащил и откачал.

В благодарность дядя и взял Татьяну Петровну в дом домработницей, так как она ничего толком не умела, и жить нахлебницей не желала. Вот и получилось, что Мия родилась и выросла на глазах у дяди.

— Татьяна Петровна — добрая женщина. Но вспыльчивая, это да. Я в воспитание Мии вмешиваться не могу, и тебе запрещаю.

— Уж думал, может, она твоя дочь, — брякаю я.

Дядя, вопреки ожиданиям, не агрится. Наоборот, как-то тепло улыбается.

— Да если б моя… Жаль, но нет.

— Почему жаль? — тут же наглею я.

— Мозги у нее светлые. Грех такой девочке не помочь. Знал бы ты, какие сложные задачи она щелкает, как орешки…

— Ну да, она же Белка? — фыркаю я.

— Что?

— Прозвище у нее в школе такое. Белка.

— А-а… Вы поладили?

— Более-менее, — отвечаю я уклончиво. — Она не в восторге от того, мы в одном классе.

— Кирилл, скажи честно. Пожалуйста. Между вами что-то есть?

— Уже и помочь никому нельзя, — ворчу я, нахмурившись. — Зачем сразу подозревать?

— Мия — красивая девочка, а парни твоего возраста… бывают грубы и настойчивы. Соблазн — страшная сила.

— Как ты мог подумать?! — искренне возмущаюсь я.

— И все же, держись от нее подальше.

— Ты говоришь так, будто я зверь какой-то…

— Не обижайся, племяш. Но ты действительно для нее опасен.

— Чем это?

— Надо объяснять? — удивляется дядя. — Или тебе не сказали, как можно быстро восстановиться? Мия — соблазн для тебя. Великий соблазн.

Я не то чтобы забыл… Просто не думал, что могу сотворить с Мией такое. Только не с ней. Никогда. Ни за что.

— Кирилл, ты точно справишься? — с тревогой спрашивает дядя. — Если не уверен, я отошлю Мию в интернат.

Похоже, это из-за моего затянувшегося молчания.

— Уверен, — отвечаю я. — Ничего к ней не испытываю. Это стечение обстоятельств.

Надеюсь, дядя не почувствует ложь. Хотел спросить его, отчего меня так тянет к Мие, но как только понял, чем это закончится — передумал. Нельзя. Если дядя поймет, что Мия мне нравится, он отошлет ее из дома, и меня упекут в дурку. Потому что крыша плавится и едет, когда Мии нет рядом. Даже сейчас я чувствую острую потребность ее увидеть, убедиться, что с ней все в порядке.

Я могу не набрасываться на нее, как голодный зверь. Могу терпеть ее ненависть. Могу делать вид, что мне все равно. Но я должен видеть ее. Должен понимать, что она в безопасности. Иначе…

Да трындец иначе!

Может, это пройдет… со временем?

— Пойдем ужинать, — говорит дядя. — Я переоденусь и спущусь. Да, а в школе-то все в порядке?

— В полном, — заверяю его я. — Не переживай, с учебой проблем нет.

— А с ребятами?

— Я популярен.

— И нескромен, — замечает дядя. — Кирилл, мы договорились?

— Да, — отвечаю я, скрестив два пальца за спиной.

Когда скрещиваешь пальцы, ложь — это практически правда.

Мия

— Закончили? — интересуется мама, едва я возвращаюсь из гостиной.

— Нет, — отвечаю честно. — Леониду Сергеевичу не понравилось, что мы занимаемся дома.

Иными словами, я недостойна его гостиной. Но этого я маме не скажу. Хватит на сегодня упреков и обвинений.

— А как же задание?

— Закончим завтра в школе.

Не буду я маме говорить, что проще списаться по инету. С нее станется и это запретить.

— А-а… Ладно, есть иди, я тебе собрала.

— Леонид Сергеевич просил передать, что ужинать будут через полчаса.

— Хорошо. Мия…

— Что?

Внутри все сжимается, но не от страха. Знаю, что сейчас произойдет. И это я ненавижу даже сильнее, чем мамины истерики.

— Мия, солнышко, прости меня, пожалуйста.

Мама обнимает меня. Зацеловывает лицо. И плачет.

А мне так неловко, что хочется провалиться сквозь землю. Иногда кажется, что мама — больший ребенок, чем я. Ей определенно нужен тот, кто о ней позаботится. И почему она больше не встречалась с мужчинами? Я никогда не говорила, что против отчима.

Может, она тайно влюблена в Леонида Сергеевича? Об этом я точно никогда не спрошу — смелости не хватит.

— Мам, ну хватит, — бормочу я. — Все норм.

— Я из-за тебя переживаю, глупая, — всхлипывает она, гладя меня по спине и волосам. — Ты у меня такая красавица! А если глазки подведешь, вообще куколка. Страшно за тебя! А если снасильничает кто? В твоей школе полно парней из богатых семей, им все с рук сойдет…

— Мама, перестань. Я не маленькая.

— Да лучше б была маленькой!

В общем, все, как всегда. Мне приходится ее успокаивать.

И все же один вопрос застает меня врасплох.

— Мия, ты отказалась от работы в рекламе? Правда?

— Отказалась от… Чего?!

— Не надо скрывать, мне Кирилл все рассказал. Правильно сделала, это не твой путь. Ты достигнешь большего, если будешь работать у Леонида Сергеевича.

Убью этого упырка! Что он наплел маме?!

К счастью, она ни о чем не расспрашивает, и я, поужинав, сажусь за уроки.

Оставить Кириллу мейл я успела, но проверяю почту поздно, уже перед сном. Он прислал вопросы к интервью, но зачем-то приписал в конце: «Все в порядке? Нам надо поговорить. Напиши номер телефона».

Ага, сейчас… Уже лечу, волосы назад. Только шнурки поглажу!

Я опять злюсь, да так, что биография скульптора Веры Мухиной кажется полным бредом. То есть, я абсолютно не понимаю, о чем читаю. И злюсь не на Кирилла, а на себя. Потому что мне до одури хочется ему ответить.

Утренняя тренировка — мой личный кайф. Я будто бы черпаю энергию прямо из воздуха: пробежка, растяжки, несколько упражнений из йоги. Физическая усталость приятная, она снимает напряжение, смывает негативные остатки вчерашнего дня. Становится легче дышать, и кажется, что над головой сияет солнце.

Ровно до тех пор, пока я не слышу рядом знакомый голос.

— Привет.

Я так привыкла, что никто не мешает тренировке, что не заметила, как Кирилл вошел в зал.

— Привет. — Делаю вид, что ничуть не удивлена его появлению.

Хочу проскользнуть мимо, чтобы попасть в раздевалку, но Кирилл ловит меня за руку.

— Эй, постой. Я поговорить пришел.

Его прикосновение внезапно обжигает. Может, я не замечала этого раньше из-за злости? Меня в жар кидает! И все из-за того, что Кирилл стоит так близко? В зале обычно специфический запах влажности и пота, но сейчас его перебивает приятный аромат мужской туалетной воды. Кажется, его называют древесным. А еще от Кирилла пахнет мятной жвачкой и кофе. И чем-то вкусным… ванильным…

Ого! Он же держит стаканы с кофе в переноске. И бумажный пакет из той же кофейни.

— Ты мне завтрак принес? — смеюсь я.

Не знаю, отчего мне вдруг становится весело.

— А если и так? — хмурится он.

— Придется подождать, мне надо в душ.

— Кофе остынет.

— Не люблю горячий.

— Здесь подожду, — говорит Кирилл, усаживаясь на лавку рядом с женской раздевалкой. — И не вздумай сбежать.