Это сильнее меня.

Знаю, что не должен ее задевать. Знаю, что мне нельзя. И глупею в ее присутствии.

Похоже, меня все же сглазили.

Одно то, что девчонка из несведущих, должно меня остановить! Но нет, не останавливает. Просьба отца — тоже. И даже угрозы дяди мимо.

Прощай, здравый смысл!

А как хорошо все начиналось…

Дядя — вполне адекватный, и дом его мне понравился. И Татьяна Петровна, домработница — тоже. Даже школа — на троечку с плюсом. Не чета моей бывшей, но терпимо. С ребятами закорешиться успел.

И тут появилась она. Мия. Дочка домработницы.

Честное слово, я от себя такого не ожидал! Особенно после того, что случилось. Но… Мия понравилась мне с первого взгляда.

Это сначала я подошел к ней из любопытства. Хотел познакомиться, да и все. И веревку придержал чисто из вежливости. А как увидел эти печальные голубые глазищи — так меня и накрыло.

Почему именно она?! Девчонок в школе полно, каждая вторая заигрывает. Бесят! После Клео я их всех ненавижу, на рефлексах. И только при взгляде на Мию в голове стучит: «Моя. Никому не отдам».

Трындец!

Не верю, что она такая же, как Клео. После того, что случилось, мне не позволили бы жить в одном доме с ведьмой.

Спросить у дяди? Отец говорил, что я могу обращаться к нему по любому вопросу. И дядя подтвердил. Но… из-за того, что я чувствую, Мию с матерью могут выставить из дома. И без того достаточно пострадавших из-за моей поехавшей крыши.

Все, что мне остается — искать повод для ненависти. Но и тут все не просто…

Я почти обрадовался, когда выяснилось, что Мия лжет одноклассникам. Дочка богатых родителей? В этом она так похожа на ту, что меня предала! Но воспоминания о Клео вызывают тошноту. А рядом с Мией, сжавшейся от страха, но сопротивляющейся, не сдающейся, я испытываю одно желание — обнять и защитить.

Похоже, все мои попытки причинить ей боль обречены на провал.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы наслаждаться тем, что Мие устраивают выволочку, я лихорадочно соображаю, как вмешаться. Вмешаться, чтобы остановить ее мать. Чтобы не позволить ей наказать дочь.

Проще всего вломиться в комнату. Уверен, дверь не заперта. Но Мия опять будет чувствовать себя униженной. Топчусь рядом с их комнатой — и слышу каждое слово, произнесенное Татьяной Петровной. Все нутро выворачивает от того, как она ругает дочь. Дрянь? Проститутка?

Вот уж не предполагал, что домработница такая… недалекая. Ее взбесили не разбитые коленки, а косметика на лице Мии. И что из того, что она накрасилась? Все девчонки так делают! Но в представлении ее матери это страшное преступление.

А Мия… молчит? Почему она молчит? Почему не возразит матери? Она же не маленький ребенок!

Какая-то зловещая тишина… И звук пощечины!

У меня темнеет в глазах, стоит представить, что происходит за дверью. Но я не могу туда ворваться! Только хуже сделаю!

— Татьяна Петровна! — кричу я во всю силу легких, метнувшись на кухню. — Татьяна Петровна-а-а!

Она появляется почти сразу — немного напуганная, раскрасневшаяся.

— Что такое, Кирилл? Что случилось?

— Я сильно проголодался, — нахально вру я. — Не успел пообедать. Есть, что перекусить? До ужина не доживу.

— Да, конечно. Сейчас сделаю тебе бутерброды. Подожди в столовой.

— Можно, я тут подожду? — Усаживаюсь на табурет у стола. — Заодно посмотрю, где что лежит, чтобы не дергать вас по пустякам.

— Дергай, Кирилл, — возражает она. — Это моя обязанность.

Татьяна Петровна кладет в тостер половинки булочек, достает из холодильника колбасу и сыр, зелень и помидоры.

Отвлечь ее на десять минут — лучше, чем ничего. Но все же недостаточно.

— Мия из-за меня упала, — говорю я. — Вы ее не ругайте, пожалуйста.

— Кирилл, тебе не стоит в это вмешиваться, — сухо отвечает Татьяна Петровна.

Почему взрослые такие? «Не твое дело». «Не лезь». «Не вмешивайся». А если я чувствую, что должен вмешаться?!

— В школу сегодня представитель одного известного бренда приходил. Они рекламируют линию косметики для девочек. Мию выбрали в качестве модели для пробных съемок. Она такая дурочка, отказалась от контракта. Я ее уговаривал макияж оставить, она с ним еще красивее. Мы чуть не подрались, я случайно ее толкнул… Вот она и упала. Простите меня, Татьяна Петровна.

Складно? Вполне. Уверен, Мия отказалась бы от такого контракта. Из-за матери, та не позволила бы.

— Я поняла, Кирилл. — Она ставит на стол тарелку с бургерами. — Приятного аппетита.

Похоже, я сделал все, что мог.

— О, а вы не можете Мие напомнить, что я ее жду?

— Зачем? — нахмурилась Татьяна Петровна.

— Задание само себя не выполнит. Нам диалог составить надо, на английском.

— Вы собираетесь учить уроки вместе?

— Не уроки, — объясняю терпеливо. — Одно задание. Командная работа.

— А-а… Хорошо, я ей напомню. Но наверх, в твою комнату, Мия не пойдет.

— Да в гостиную пусть приходит. Успеем до того, как дядя вернется. Спасибо, Татьяна Петровна!

Прихватив тарелку с бургерами, удаляюсь в гостиную. Дядя предупреждал, что не потерпит крошек на диване, поэтому устраиваюсь на подоконнике, сунув в уши гарнитуру.

Есть неохота, кусок в горло не лезет, но я впихиваю в себя один бургер, а другой оставляю Мие. Она сегодня не появлялась в столовой.

С ненавистью смотрю на тарелку. Вот опять! Зачем я это делаю? Ладно, мне было неприятно, что кто-то бьет девочку. Пусть даже мать! Но это зачем?!

— Зачем? — спрашивает Мия, подходя к окну. — Куда ты так торопишься? Урок послезавтра. Я не успела подготовиться.

Она говорит тихо, но я слышу ее голос сквозь рычащую в ушах музыку. Прячу гарнитуру в карман.

— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, поросенок, — нравоучительно говорю я.

Мия умылась и надела домашний костюм. Только припухшие глаза ее выдают. И краснота на щеке. Она прикрывает ее волосами, но я все равно вижу след от пощечины.

Мои слова Мия игнорит, на «поросенка» не реагирует. Плохо дело.

— За учебником сгоняю, — говорю я, соскакивая с подоконника. — И за планшетом. Сейчас быстро набросаем текст. Сделай доброе дело, а?

— Какое? — бурчит Мия. — Чего тебе еще?

— Неудобно возвращать. — Я перехожу на шепот, подвигая к ней тарелку с оставшимся бургером. — Но в меня больше не лезет.

— Хочешь, чтобы я выбросила?

— Э-э… Нет, предлагал съесть. Но можешь делать с ним, что хочешь.

Мия

Обычно я не возражаю маме, так спокойнее. Она вспыльчивая, и если бы я дерзила, мы ругались бы с утра до ночи. Проще выслушать молча, не раздувать конфликт. Но сегодня нервы сдали. Весь день в напряжении, это нелепое падение, Кирилл с его нападками — всё против меня! И чертов макияж…

Почему мама не замечает, как мне плохо? Почему не видит заплаканных глаз, разбитых коленок? Что такого страшного в том, что я крашусь? Не украла же я у нее деньги, чтобы купить косметику!

На повышенных тонах невозможно вести спокойный разговор. Внутри все клокочет от обиды! Я возражаю, огрызаюсь… И получаю пощечину. Но даже после этого не могу остановиться!

И мама не может. Теперь, пока не выпустит пар, пощады не жди. Так больно оттого, что она меня не понимает! Даже о Кирилле забываю. А он где-то здесь, совсем рядом… И вскоре напоминает о себе, перекрикивая наш скандал.

Обязанности по дому — это единственное, что может остановить маму. Она уходит, а я, воспользовавшись передышкой, переодеваюсь и умываюсь.

Возвращается мама быстро, и, как ни странно, больше не кричит.

— Иди в гостиную, тебя Кирилл ждет, — сухо говорит она.

— Зачем? — удивляюсь я.

— Вам не надо делать домашнее задание по английскому?

— А-а, домашка! Сейчас скажу ему, чтобы не ждал.

— Иди. И делай, — отрезает мама. — И впредь постарайся не получать таких заданий.

— Это от меня не зависит! — вспыхиваю я. — А сделать можно позже, завтра у нас нет английского.