— Сейчас, — обещает он.

Телефон разблокирован! Он же легко может залезть куда угодно! Да это беспредел!

Кирилл ловко набирает что-то пальцем, успевая от меня отмахиваться. Ему, понятное дело, никто не мешает. Класс следит за развитием событий, затаив дыхание.

— Сейчас же отдай!

— Вежливо попроси, — советует Кирилл.

И смотрит недобро. Так, что у меня мурашки по коже!

— Верни, пожалуйста! — охотно иду я на уступки.

У Кирилла звонит телефон, он достает его из кармана.

— О, вот твой номер, — довольно говорит он. — Теперь забирай трубу, бельчонок.

Мужская половина класса гогочет, женская — томно вздыхает.

— А чего так телефончик не попросил? — интересуется Гоблин.

— Не дала, — притворно вздыхает Кирилл.

И парни опять хохочут, потому что фраза звучит двусмысленно.

Ага. Я-то как раз дала. Коленом между ног. Кстати, почему он не увернулся? Ведь хвастался, что его невозможно достать. Вообще, Кирилл молодец, хорошо держится. На его месте тот же Гоблин уже придушил бы меня где-нибудь в туалете.

Правда, помню я и том, что месть — это блюдо, которое подают холодным. Навряд ли Кирилл не попытается отыграться.

— Между вами точно что-то есть, — шепчет Полли, потянув меня за рукав. — А чего ты вчера в кафе не пришла? Мы с Тефтелькой тебя ждали.

— Я ей сказала, что не приду.

— Тебя же Кай пригласить хотел, — удивляется Полли. — Он вчера расспрашивал, что ты любишь.

Я угадала, инфу обо мне Кириллу слили подруги.

— Между нами ничего нет, — говорю я.

— Ой, прям. Он тебя уже бельчонком зовет.

— Это его проблемы.

У меня вибрирует телефон. Смотрю на экран и вижу сообщение от Кирилла:

«Бельчонок, ты — труп».

Бельчонок, а не поросенок? Прогресс! И все же Кирилл мне угрожает, и я понимаю, что это не пустые слова.

Ожидание наказания — хуже самого наказания. К концу дня я уже сожалею, что ударила Кирилла в пах, а не по ноге. Если бы пощадила его самолюбие, не тряслась бы сейчас, как заячий хвост.

Однако уроки заканчиваются — и ничего не происходит. Кирилл не подходит ко мне, не заигрывает, не пристает. Вообще не смотрит в мою сторону. Это такая тактика? Он угадал, неизвестность пугает.

После уроков пришлось отсидеть на допах по математике. Обычно у меня в этот день еще и репетитор, но Леонид Сергеевич сказал, что занятия начнутся позже, поэтому я еду домой — уставшая, голодная и взвинченная. Зайти в кафешку у остановки, чтобы смыть косметику в туалете не забываю. Заодно вспоминаю, что так и не спросила у Кирилла, что он наплел маме о какой-то там работе.

Вечер тоже проходит спокойно. Мы с мамой не ссоримся, я ужинаю и сажусь за уроки. Телефон молчит, Кирилл мне даже не пишет.

И следующий день начинается, как обычно. Кирилл не появляется в спортзале, не приносит мне кофе с эклерами. Он меня игнорит. И только на английском я понимаю, почему.

Дина светится счастьем, вызывая нас с Кириллом к доске. Похоже, предвкушает интересный диалог. Но Кирилл задает первый вопрос, и я «плыву».

Я сносно владею английским, и обычно легко могу подхватить импровизацию. Пусть не идеально, но соображу, что ответить и без зубрежки. Есть только одно условие: я должна знать тему.

К диалогу я подготовилась, ориентируясь на вопросы Кирилла. И ничего больше о Мухиной не читала.

Он должен был попросить рассказать о семье, об учебе, а начал с выставки, где впервые появилась, пожалуй, главная из работ Мухиной — скульптура «Рабочий и колхозница».

«Правда ли, что вы хотели сделать фигуры мужчины и женщины обнаженными, имитируя античный стиль?»

Да откуда я знаю?! Вчера я выписала ответы на присланные вопросы, перевела их и заучила. Всё!

Наверное, можно было выкрутиться. Дине обычно все равно, что мы говорим, лишь бы правильно и с использованием лексики. Но я сразу поняла, почему Кирилл так поступил. Это его месть. Потому он и смотрит так снисходительно, а на губах играет усмешка.

Есть у меня в характере черта, что не нравится мне самой. Если застать меня врасплох, если унижать прилюдно, я закрываюсь в себе. Навряд ли Кирилл знает об этом. Но с местью попадает в яблочко.

Я попросту перестаю реагировать на происходящее.

Кирилл повторяет вопрос. Задает другой. Шутит о том, что у великого скульптора нет настроения беседовать. Дина трижды, а то и больше, интересуется, что со мной происходит. Одноклассники шушукаются, хихикают, а после и вовсе откровенно надо мной стебутся. А я молчу, ничего не видя перед собой. И практически ничего не слышу. Щеки пылают от стыда.

Состояние — кринж.

Да, классно Кирилл меня опустил.

— Что ж, жаль, — наконец говорит Дина. — Садитесь. «Ноль» обоим.

— А мне за что? — возмущается Кирилл. — Я подготовился!

— Это командная работа, — напоминает она.

И вот тут мне становится по-настоящему страшно. Унижение — это неприятно, но его можно пережить. Пять минут позора — ничто по сравнению с нулем в электронном журнале. Потому что мои оценки контролирует не только мама, но и Леонид Сергеевич.

Ноль — это нарушение нашего договора.

Дина никогда не исправляет баллы. Она разрешит пересдать, но поставит полученные баллы рядом, а не вместо нуля. И средняя оценка за полугодие будет ниже, чем «отлично».

Кирилл празднует победу. Он сидит рядом, и я чувствую его радостное возбуждение.

— Ты чего? Забыла подготовиться? — интересуется Тефтелька после урока.

— Да, забыла, — отвечаю я.

Нет никакого желания объяснять подробности.

— Дома ругать будут? — хмурится она.

По легенде я учусь на «отлично», потому что у меня строгие родители. Это очень удобно, валить все на несуществующего отца.

— Переживу, — через силу улыбаюсь я.

И только потом замечаю застывшего за ее спиной Кирилла.

— Пойдем. — Цепляюсь за Тефтельку, как за спасательный круг. — Полли сразу в столовку придет?

— Бельчонок, отойдем на минутку, — просит Кирилл.

Я делаю вид, что он обращается не ко мне.

— Нам о пересдаче договориться надо, — цедит он сквозь зубы. — Мне удобно сейчас.

— Ладно, иди, — говорю я Тефтельке. — Он не отстанет.

Пользуясь тем, что вокруг почти никого, Кирилл хватает меня за руку и тащит за угол, в знакомую рекреацию с колоннами.

— Больно, — жалуюсь я, когда меня прижимают к стене.

Кирилл отпускает руку, но шипит в лицо:

— Мне тоже было больно.

— Ты первый начал, — парирую я.

— Могла бы дать пощечину, если не понравился поцелуй.

— Могла бы, — соглашаюсь я. — Прости. Это как-то случайно получилось.

Он обескураженно молчит. Наверняка думал, что я не буду извиняться.

— Отпусти, — прошу я. — Ты отомстил, мы квиты.

— У тебя будут проблемы? — хмуро интересуется Кирилл.

— Уже есть, можешь радоваться.

Но отчего-то счастья на его лице я не вижу.

— Бельчонок… ты… — Кирилл мнется, словно не решается о чем-то спросить. Но все же выпаливает: — Мать накажет тебя из-за нуля, который можно исправить?

Замираю буквально с открытым ртом. Все наши разговоры — как игра в пинг-понг. Подача, накат, подрезка…

— Кир, тебе мало того, что ты уже сделал? — тихо говорю я. — Нокаут. Остановись. Лежачих не бьют.

Отталкиваю его и ухожу. Вернее, пытаюсь уйти. Кирилл догоняет меня через пару шагов.

— Бельчонок…

— Что еще?

— Я скажу, что это из-за меня. Что это я не подготовился.

— Знаешь что, Карецкий… — От такого поворота я внезапно свирепею. — Будь последователен, хорошо?! Ты это устроил. Наслаждайся. Нечего теперь строить из себя благородного паладина! Я не нуждаюсь в твоих подачках. И со своими проблемами разберусь сама!

К счастью, он за мной не гонится.

Оставшиеся уроки проходят, как в тумане. Вся надежда на тренировку, сегодня вечером соберется вся команда. Но от первой же горячей новости, которой делятся девчонки в раздевалке, настроение улетает в абсолютный минус.