Это какой же я дебил, если столько лет считал ее подругой? И был уверен, что мы так хорошо понимаем друг друга!
Клео меня предала? Это Грета меня предала. Прикончила ударом под дых.
— Кай, я тебе ни капельки не нравлюсь? — У Греты дрожит голос, но я не уверен, искренность это или притворство. — Я же твоя Герда, мы так хорошо знаем друг друга.
— Я тебя не люблю, — отвечаю я. — И никогда не полюблю. Мия — моя истинная пара.
— Ты — парень, тебе проще! — неожиданно зло выкрикивает она. — Проще взбрыкнуть, показать характер. Родители простили тебе Клео. И Мию простят. А я даже думать о ком-то другом не смею! Отец убьет меня, если я его ослушаюсь.
— То есть, я должен тебя пожалеть?
— А почему нет? Мы дружим с детства!
— Грета, остановись, — прошу я.
Голова идет кругом. Мамино «оружие» действует безотказно! Где-то в глубине души уже шевелятся сомнения: бесчестно бросать Грету в беде, я должен ей помочь.
Ага, щаз-з…
Она давит на жалость, прогибает меня под обстоятельства. Скорее всего, выполняет мамины указания. И если меня так повело, что же они приготовили для Мии…
— По-твоему не будет, Кирилл, — тихо говорит Грета. — Ты зависим от родителей так же, как и я.
— Ты не слышала? Мия — моя истинная.
— Вы уже переспали?
— Не переходи границы! — рявкаю я.
— Если нет, вы можете расстаться. Достаточно уехать друг от друга на большое расстояние.
— Что ты вообще об этом знаешь?
— Кажется, побольше твоего, — усмехается Грета. — Знаешь, почему твой дядя живет здесь, а не в столице?
— Здесь институт, где он работает.
— Здесь филиал столичного института, — припечатывает она. — Твой дядя уехал из столицы, потому что его отец, твой дед, был категорически против его брака с истинной. Сам догадаешься, что она не из нашего круга?
— Почему ты знаешь то, чего не знаю я?
Мурашки? Да меня уже потряхивает от напряжения. Мама выбрала прекрасное время, чтобы меня добить.
— Взрослые любят болтать, а я умею слушать, — отвечает Грета.
— Мой отец не такой, — возражаю я.
— Твой отец уже предложил Мие деньги, чтобы она убралась подальше.
— Это неправда.
— Правда.
— Да и пусть! — злюсь я. — Уверен, Мия отказалась. Потому мама и привезла тебя!
— Мия никак не может решить, сколько попросить за услугу.
Да откуда бы Грете все знать?! Подслушивала? Возможно. Но и приплела кое-что заодно. Лишь бы сказать гадость о Мие!
Нет, она не такая. Не верю.
— Мия вернется вечером, и я спрошу у нее, правда ли это, — мрачно произношу я. — Не потому что верю в эту чушь, а чтобы уличить тебя во лжи.
— Кир, я не враг тебе, — вздыхает Грета. — Понимаю, после Клео ты оказался тут один, без семьи. Потеря сил, новая школа… Это все стресс. Отдохни, подумай…
— С удовольствием отдохну, — перебиваю я ее. — Если оставишь меня одного.
Она кивает и уходит, а я запираю дверь в свою комнату на ключ, чтобы избежать разговора с мамой.
Не выдержу, если и она начнет чернить Мию. Не вынесу. Не вывезу.
Чем ближе вечер, тем сильнее тревога. Знаю, когда у Мии обычно заканчивается тренировка, слежу за временем… И вдруг слышу какую-то суету внизу. С улицы доносятся хлопанье дверей, визг шин.
Спускаюсь, чтобы узнать, что случилось.
— В этом доме вечный бардак! — недовольно говорит мама. — Твой дядя повез в больницу свою служанку. Он знает о существовании такси?!
— С Татьяной Петровной что-то случилось? — пугаюсь я. — Что?
— Не с ней, с ее дочкой, — вмешивается Грета. — Кажется, она упала с высоты и разбилась.
Сердце останавливается, легкие схлопываются. Я не могу сделать вдох, не могу пошевелиться.
Мия… разбилась?!
— Не разбилась, — морщится мама. — Ударилась головой. Кира, ты куда? Кирилл, остановись! Стой, я сказала!
Мама оказывается у двери быстрее, чем я.
— Не пущу! — говорит она твердо. — Ты еще болен. И ты там не нужен!
— Уйди с дороги, — глухо рычу я.
— Если уйдешь, я уничтожу девчонку, — шипит мама. — Пока я пытаюсь решить проблему по-хорошему, но если ослушаешься сейчас… Ты не представляешь, что ее ждет!
Серьезный аргумент в борьбе со строптивым сыном. В сердцах швыряю куртку на пол и, взлетев по лестнице, опять запираюсь в своей комнате. Хватаю телефон, и только тогда замечаю, как дрожат мои руки.
«Мия! Бельчонок мой любимый… Пусть все будет хорошо! Пожалуйста!»
Глава 33
Мия
В больнице спокойно, но скучно. Палата отдельная, поговорить не с кем. Телевизор смотреть нельзя, хоть я и не знаю, что там показывают. Но он висит на стене — огромный темный экран, в котором отражается часть стены и потолок. В телефоне сидеть тоже нельзя. Мама оставила его, взяв с меня слово, что я не нарушу запрет. Телефон только для звонков! Простую книгу почитать нельзя, чтобы не напрягать зрение. Аудиокнигу нельзя слушать, чтобы не напрягать слух. И все это из-за того, что я стукнулась головой.
Можно только лежать и рассматривать предметы интерьера: тумбочку со стоящей на ней бутылкой воды и кружкой, зеленые растения в горшках на столе и подоконнике, панель над кроватью с розетками и торчащими из нее трубками.
В первой половине дня меня развлекала медсестра, возила по кабинетам, где врачи проводили разные исследования: рентген, УЗИ, МРТ и прочие аббревиатуры. Еще раньше из меня выкачали несколько пробирок крови. После обеда я немного вздремнула и, проснувшись, маялась от скуки. Пока не начались часы посещений.
Мама пришла первой, но пробыла недолго. Она принесла домашней еды, всплакнула, держа меня за руку, и пообещала, что будет лучше обо мне заботиться.
Куда уж лучше?
— Мам, ты не виновата в том, что случилось, — говорю я. — Если кто и виноват, то только я. Мне хотелось учиться в этой школе, хотелось заниматься чирлидингом.
— О твоих занятиях после поговорим…
— Не стоит, мам. Я ухожу из команды. Больше никаких тренировок.
— Правда? — удивляется она. — А я думала, придется запрещать…
Не придется. Для меня это слишком сильный стресс. Сначала то, что случилось в раздевалке, после — дурацкое падение. Я не хочу преодолевать страх, я устала быть сильной. Сосредоточусь на учебе.
— Как там дела… дома? — спрашиваю я.
Хочется узнать о Кае, но отчего-то страшно. Приехать он, наверное, не может, потому что болен. Или не хочет, что вероятнее, потому что и не звонит.
Судя по печальному вздоху, матушка Кирилла — та еще стерва.
— Все в порядке, — говорит мама. — Работы прибавилось, но я справляюсь.
— Прости, мам…
Это все из-за меня. Нельзя было отвечать на чувства Кирилла. Это главная ошибка, которую я совершила.
— Глупости не говори, — отмахивается она. И произносит нечто непонятное: — От судьбы не убежишь.
Я не решаюсь спросить, считает ли она моей судьбой Кирилла или позорное разоблачение в школе.
Мама уходит — торопится готовить ужин. Но вскоре в палате появляются мои подружки. И моей радости нет предела, потому что Полли не одна.
— Белка! — Тефтелька с порога бросается к кровати, чтобы меня обнять. — Белка, дурочка! Как ты могла! Белка, прости! Не делай так больше!
Она, как обычно, шумная и импульсивная, но я понимаю, что прощена.
— Я как узнала! Как представила! Белка, не смей больше обманывать! Как же я без тебя! — причитает Тефтелька.
— Успокойся. — Полли с трудом оттесняет ее от меня. — Сказали же, Белке нельзя волноваться. Белка, ты как? Голова сильно болит?
— Не болит, — отвечаю я. — Меня тут… наблюдают. Надеюсь, завтра выпишут.
Девчонки притащили мне корзину с фруктами и щедро поделились школьными новостями. По словам Тефтельки, Леонид Сергеевич «навел шороху» и «поставил всех на уши». И теперь Акуле, Королеве, Скелету и Гоблину грозит исключение. Решение будет принимать попечительский совет школы. А Дуся не виновата в моем падении, на видеозаписи четко видно, как Озерова сбивает ее плечом, как будто споткнувшись. Но я не упала бы, если бы четко сработала «база» — девочки, делающие выброс. В сторону меня повело не без помощи подружки Озеровой — Маринки Воронковой.