Англичане на короткое время прекратили атаку; по глухим ударам кирки можно было понять, что они готовились к новому приступу. И действительно, вскоре часть внешней стены пещеры рухнула и проход расширился вдвое. Снова забил барабан, и при свете луны у входа в пещеру в третий раз засверкали штыки.
Пьер Мюнье и Лайза переглянулись: было ясно, что борьба будет жестокой.
— Что вы можете еще предпринять? — спросил Лайза.
— Пещера заминирована, — ответил старик.
— В таком случае у нас еще есть возможность спастись, но в решительный момент делайте все, что я вам скажу, или мы погибли: невозможно отступать с беспомощным раненым.
— Ну что ж! Пусть меня убьют возле него, — сказал старик.
— Зачем же? Лучше спасти вас обоих.
— Вместе?
— Вместе, или отдельно, это не важно.
— Я не оставлю сына, предупреждаю тебя, Лайза.
— Вы его оставите. Только так можно его спасти.
— Что ты хочешь сказать?
— Объясню потом!
Затем он обратился к неграм:
— Итак, молодцы, настал решающий момент. Огонь по красным мундирам, стреляйте без промаха! Через час пороха и пуль будет недоставать.
Тотчас началась стрельба. Негры, в основном отличные стрелки, точно исполняли приказ Лайзы; ряды англичан стали редеть, но после каждого залпа смыкались вновь в безупречном порядке и их отряд, несмотря на трудности передвижения, продолжал продвигаться в подземелье. К тому же со стороны англичан не было ни одного выстрела: казалось, что на этот раз они хотели захватить укрепления только при помощи штыков.
Тяжелая обстановка, сложившаяся для всех, была особенно невыносима для Жоржа из-за его беспомощного состояния. Вначале он приподнялся на локте; затем встал на колени; затем ему удалось встать на ноги, но, оказавшись в этом положении, он почувствовал невероятную слабость — земля словно уходила у него из-под ног, и он вынужден был ухватиться за окружавшие его ветви. Отдавая должное смелости преданных ему до конца негров, он не мог не восхищаться холодной и бесстрашной храбростью англичан, продолжавших продвигаться как на параде, хотя после каждого шага им приходилось сплачивать свои ряды. Наконец он понял, что на этот раз они не отступят и через пять минут, несмотря на непрерывный обстрел их радов, захватят укрепления. Тогда он подумал, что это из-за него, да, из-за него, вынужденного оставаться беспомощным наблюдателем, все эти люди обречены на смерть, и его стали терзать угрызения совести. Он попытался сделать шаг вперед, броситься между радами сражающихся, сдаться врагу — ведь ясно, что, захватив его, англичане перестали бы сражаться, но он почувствовал, что не сможет пройти и трети расстояния, отделявшего его от них. Он хотел крикнуть осажденным, чтобы они прекратили огонь, а англичанам, чтобы они остановили наступление, и объявить, что он сдается, но его слабый голос терялся среди непрерывной перестрелки сражающихся. К тому же в это время он увидел своего отца: тот поднялся, по пояс показавшись над укреплением; затем, с горящим факелом в руках, сделал несколько шагов в сторону англичан и, среди пламени и дыма, поднес его к земле. Тотчас по ней побежала огненная дорожка, которая затем исчезла с поверхности, после чего земля содрогнулась, раздался страшный взрыв, и под ногами англичан открылся пылающий кратер, свод пещеры осел и рухнул, а за ним рухнула опиравшаяся на него скала; в невообразимом хаосе, при криках англичан, оставшихся по другую сторону входа, подземный проход в пещеру исчез.
— Теперь, — воскликнул Лайза, — нельзя терять ни минуты!
— Приказывай, что надо делать?
— Поспешите к Большому порту, постарайтесь найти приют на французском судне, а я позабочусь о Жорже.
— Я говорил тебе, что не оставлю сына.
— А я вам сказал, что вы это сделаете, ведь, оставаясь с ним, вы обрекаете его на смерть.
— Почему?
— Ваша собака все еще у них. И они неустанно будут следовать за вами повсюду. Будь вы в самом темном лесу или в самой глубокой пещере, они найдут вас, и вы, находясь вместе с Жоржем, погубите его, но если вам удастся уйти отсюда, они подумают, что ваш сын с вами, пустятся за вами в погоню и, может быть, настигнут вас, а я тем временем, воспользовавшись ночной темнотой, с четырьмя верными людьми унесу Жоржа в противоположную сторону, и мы доберемся до лесов, окружающих Бамбуковый утес. Если у вас будет возможность спасти нас, дайте нам знать — зажгите огонь на острове Птиц; тогда мы спустимся на плоту по Большой реке к ее устью, а вы придете на шлюпке и встретите нас.
Пьер Мюнье, затаив дыхание, внимательно выслушал эту речь, сжимая руки Лайзы, а при последних его словах бросился ему на шею.
— Лайза! — вскричал он. — Да, я понимаю тебя, только так надо действовать: вся свора англичан непременно бросится за мной, а ты спасешь моего сына!
— Я спасу его либо погибну с ним, — сказал Лайза, — вот все, что я могу вам обещать.
— А я верю, что ты сдержишь свое слово. Подожди, я хочу только попрощаться с сыном, поцеловать его.
— Нет, — сказал Лайза, — увидев его, вы не сможете с ним расстаться, а он, узнав, что вы ради него собираетесь рисковать жизнью, не отпустит вас. Немедленно все отправляйтесь в путь, пусть только четверо самых сильных, самых выносливых, самых преданных останутся со мной.
Но остаться пожелали человек двенадцать.
Лайза выбрал четырех, и так как Пьер Мюнье все еще колебался, он предупредил старика:
— Поймите, англичане вот-вот нагрянут!
— Итак, встречаемся у устья Большой реки?! — вскричал Пьер.
— Да! Если нас не убьют и не возьмут в плен.
— Прощай, Жорж! — крикнул Пьер Мюнье.
И, сопровождаемый группой негров, он быстро пошел в сторону горы Креолов.
— Отец, — закричал Жорж, — куда вы идете, что вы делаете? Почему вы не пожелали умереть со своим сыном? Отец, подождите, я сейчас…
Но Пьер Мюнье был уже далеко, и слабый крик сына едва ли был им услышан.
Лайза ринулся к раненому; тот стоял на коленях.
— Отец! — прошептал Жорж и упал без сознания.
Лайза не терял времени; этот обморок оказался очень кстати. Жорж, будь он в сознании, не стал бы в одиночку продлевать борьбу за свою жизнь и такое бегство от преследователей счел бы позором. Теперь же он всецело был во власти Лайзы, и тот уложил его, все еще бесчувственного, на носилки. Четверо негров взялись за ручки носилок и под предводительством Лайзы понесли Жоржа в район Трех Островков, откуда он рассчитывал, следуя по берегу Большой реки, добраться до Бамбукового утеса.
Не пройдя и четверти льё, они услышали лай собаки.
Лайза подал знак, носильщики остановились. Жорж все еще находился в бессознательном состоянии или же был настолько слаб, что не обращал никакого внимания на все происходящее.
Случилось то, что предвидел Лайза; англичане влезли на скалу, нависшую над пещерой, надеясь с помощью собаки вновь настичь беглецов.
Наступил тревожный миг; Лайза прислушался к лаю собаки: несколько минут она лаяла, не двигаясь с места, потом добежала до пещеры, где только что происходило сражение, затем помчалась от укреплений к шалашу, где некоторое время лежал раненый Жорж и где его навестил отец; вслед за тем лай удалился к югу, то есть в том направлении, куда шел Пьер Мюнье, — уловка Лайзы удалась. Англичане поддались на обман, они пошли по ложному следу за Пьером Мюнье, оставив без внимания его сына.
Положение оставалось тем не менее опасным: во время недолгой остановки беглецов появились первые лучи солнца и таинственная темнота леса начала рассеиваться. Конечно, если бы Жорж был цел и невредим и, как прежде, ловок и силен, трудностей у них было бы меньше, поскольку хитрость, мужество и находчивость были в равной степени присущи и преследуемым и преследователям, но рана Жоржа ставила их в неодинаковые условия, и Лайза не скрывал, что положение было критическим.
Он особенно боялся, что англичане, вполне вероятно, взяли себе в помощь рабов, обученных охоте на беглых негров, пообещав им что-нибудь, например свободу, если они схватят Жоржа. Тогда его превосходство как близкого к природе человека отчасти потеряет смысл, поскольку их преследуют такие же дети природы, для которых также нет тайн ни в ночи, ни в безлюдных пространствах.