После трех или четырех часов ходьбы отряд остановился на равнине у подножия безымянной горы невдалеке от протекавшей здесь реки. Начал уже ощущаться голод; к счастью, по дороге все успешно занимались охотой: некоторые палками забивали танреков — для негров это настоящее лакомство, другие убивали обезьян и турачей. Наконец, Лайза подстрелил оленя, за которым погнались четыре негра и через час доставили его в лагерь. Итак, пищи хватало на всех.
Лайза воспользовался этой стоянкой для того, чтобы перевязать раненого; по дороге он часто удалялся от носилок, собирая травы или растения, целебные свойства которых знал только он. На стоянке он смешал травы, положил драгоценный сбор в углубление скалы и растер, как в ступке, круглым камнем. Закончив эту операцию, он выжал из смеси сок, смочил им чистую тряпку и, сняв старую повязку, наложил новый компресс на сквозную рану (к счастью, пуля не застряла в теле, а, попав ниже последнего левого ребра, прошла насквозь и вышла наружу над бедром).
Пьер Мюнье с тревогой следил за этой операцией. Рана оказалась тяжелой, но не смертельной, более того, было ясно: если не поврежден какой-либо жизненно важный орган, следовало надеяться, что выздоровление будет протекать в этих условиях даже быстрее, нежели под наблюдением городского врача. Впрочем, это не уменьшало ужаса, который испытывал бедный отец при виде этой процедуры. Жорж же, несмотря на боль, вызванную перевязкой, даже не поморщился и сдерживал дрожь, когда отец держал его руку в своей.
Перевязка завершена; закончена трапеза; пора продолжать путь. Уже близок Большой лес, но надо было еще до него дойти; немногочисленный отряд шел медленно, так как несли раненого и с ним трудно было продвигаться по лесной местности; на пути, где проходил отрад, от самого дома оставался заметный след.
Целый час они шли вдоль берега Креольской реки, затем повернули влево и оказались у опушки леса; на дороге все чаще стали встречаться густые заросли мимозы, между деревьями высоко поднимались гигантские папоротники, с вершин такамаков, словно змеи, зацепившиеся хвостами, свисали гигантские лианы — все это означало, что отряд входил в Большой лес.
Лес становился непроходимым: сближались стволы деревьев, папоротники теснили друг друга, а лианы сплетали преграды, и продираться сквозь них становилось все труднее, в особенности для тех, кто шел с носилками. Жорж при виде препятствий все время пытался вставать, но всякий раз Лайза так строго запрещал ему подниматься, а отец обращался к нему с такой настойчивой мольбой, что больной, не решаясь обидеть преданность одного и нежность другого, оставлял свои попытки сойти с носилок, которые с каждым разом были все мучительнее, хотя давно уже были безуспешными.
Однако трудности, которые испытывали беглецы, пытаясь проникнуть в глубь этих девственных лесов, служили как бы ручательством их безопасности, потому что эти же препятствия должны были в еще большей степени задерживать и их преследователей — английских солдат, не обладавших навыком негров к подобным походам, а привыкших маршировать по Марсову полю и Лордсфилду.
В конце концов отряд подошел к такому дремучему лесу, что дальнейшее продвижение по нему было невозможно. Люди долго шли вдоль своего рода сплошной стены; проникнуть в чащу можно было лишь орудуя топором, но через открытый проход потом могли продвигаться и преследователи.
После долгих поисков негры обнаружили ажупу[6], в которой догорал огонь. Было ясно, что в здешних окрестностях скрывались беглые негры и что, судя по свежим следам, они не могли быть чересчур далеко.
Лайза пошел по следу. Известна ловкость дикарей, отыскивающих в безлюдных пространствах след друга или врага. Нагнувшись над землей, Лайза замечал каждую травинку, примятую каблуком, каждый камень, выбитый из своей лунки ударом ноги, каждую ветку, отодвинутую в сторону плечом прохожего; наконец он пришел к тому месту, где следы терялись. С одной стороны с горы стекал ручей, впадавший в Креольскую реку, с другой — громоздилась гряда скал и камней, поросшая кустарником и похожая на стену; лес на ее вершине казался еще гуще, чем повсюду. Лайза перешел ручей, надеясь обнаружить на другой его стороне пропавший след, но попытка оказалась тщетной. И все же негры — их было несколько — не могли уйти далеко.
Лайза постарался подняться на эту стену; забравшись туда, он убедился, что дальше он не сможет такой дорогой вести людей, среди которых были раненые. Он спустился со стены и, уверенный, что те, кого он ищет, находятся неподалеку, оповестил о себе громкими возгласами, по которым беглые негры обычно узнают друг друга, а затем стал ждать.
Вскоре ему показалось, что в глубине кустарника, покрывавшего каменную стену, которую мы описали, что-то зашевелилось; кто-нибудь другой, не привыкший к тайнам безлюдных пространств, принял бы это за колебание веток под порывом ветра; но тогда трепет шел бы от концов веток к стволу, теперь же, напротив, движение зарождалось у ствола и замирало на концах веток. Лайза не обманулся и стал пристально наблюдать за кустарником; вскоре его догадка сменилась уверенностью: между ветвями блеснули два встревоженных глаза; они оглядели все, что могли охватить, и вонзились в Лайзу; тот повторил уже данный им сигнал — тотчас же между разбросанными камнями, словно змея, прополз какой-то человек; немного спустя перед Лайзой предстал беглый негр.
Они обменялись лишь несколькими словами, затем Лайза вернулся к своему отряду и проделал с ним путь к тому месту, где он встретил негра.
После того как в стене было разобрано несколько камней, в ней обнаружился проход в огромную пещеру.
Беглецы по двое прошли через этот проход, который легко было бы оборонять. Вслед за тем как там оказался последний из них, негр положил камни на место так, чтобы следов прохода не было видно снаружи, а потом, цепляясь за кустарник и за выступы камней, он перелез через стену и исчез в лесу. Двести человек укрылись в недрах земли, и самый опытный глаз не мог бы постигнуть, каким путем они проникли сюда.
То ли по прихоти природы и без какого бы то ни было участия человеческих рук, то ли, напротив, в результате длительного и упорного труда беглых негров вершина горы, в недрах которой только что скрылся небольшой отряд, была с одной стороны защищена отвесной скалой наподобие крепостной стены, а с другой — гигантской живой изгородью: непроходимым сплетением стволов, лиан и папоротников, только что задержавших наших беглецов. Проход, о котором мы рассказали, был здесь единственным, и благодаря камням, загромождавшим его, а также кустарнику, покрывавшему камни, обнаружить это место было невозможно. Так что вооруженные колонисты, выслеживающие беглых негров по собственному почину, и английские солдаты, делающие это по приказу губернатора, сотни раз проходили мимо, не замечая его. Знали о нем только беглые рабы.
По другую сторону отвесной скалы, дремучей чащи и входа в пещеру вид местности был совершенно иным. Хотя это были такие же леса с могучими деревьями и надежными укрытиями, там уже легче было проложить себе путь. В этих обширных и безлюдных пространствах было все необходимое для жизни. Водопад, берущий начало на горной вершине, величественно низвергался с высоты в шестьдесят футов и, разбиваясь в водяную пыль о скалы, источенные его вечным падением, растекался мирными ручейками; затем он, неожиданно исчезая в земных глубинах, вновь вырывался на поверхность земли уже по другую сторону стены. Леса изобиловали оленями, кабанами, обезьянами и танреками. Наконец, в тех местах, где солнечные лучи пробивались сквозь могучие своды крон, они озаряли отягощенные плодами грейпфрутовые деревья и вакоа с его пальмовой капустой, плодоножка которой так хрупка, что плод, созрев, падает от любого толчка и малейшего дуновения ветра.
Сохранив в тайне свое убежище, беглецы могли прожить здесь ни в чем не нуждаясь, пока не выздоровеет Жорж, и уже вслед за тем они решили бы, как действовать дальше. Какое бы решение молодой вождь ни принял, несчастные негры, которых Жорж сделал своими сообщниками, твердо намеревались до конца разделить его участь.
