— А я снова заклинаю вас не оставлять после себя ничего, что может запятнать тысячелетием завоеванную добродетель.

— Шутка слишком затянулась, сударь! Подите прочь! — властно вскричал г-н де Вальженез.

Но Конрад оставался невозмутим и не двигался с места.

— В третий раз заклинаю вас: скажите, что дурного вы совершили, и после вашей смерти я обращу в добро причиненное вами зло.

— Ступайте, ступайте! — закричал Лоредан, бросился к шнуру и изо всех сил стал звонить.

— Да ниспошлет вам свое милосердие Господь в час вашей смерти! — сурово проговорил Конрад.

Он вышел.

Встреча, как мы сообщили, была назначена в Булонском лесу.

Увы! Все проходит на земле. Вот исчезло и еще одно воспоминание нашей юности. Вот и еще один пустынный лес теперь кишит людьми! Когда наши потомки увидят этот английский парк, вычищенный, прилизанный, разукрашенный, сияющий и напомаженный, словно картина для выставки, заказанная буржуа, они ни за что не поверят нашим уже ушедшим в прошлое описаниям остатков этого бывшего леса Лувуа, который король-расточитель по имени Франциск I приказал обнести стеной, чтобы можно было без помех там охотиться.

Не поймут они и того, что были времена, когда именно там противники назначали дуэли в уверенности, что никого не встретят. Это было настолько естественно, что секунданты человека, принимавшего условия своего противника, сочли бы секундантов этого противника сумасшедшими или дурно воспитанными, если бы те выбрали другое место, а не ворота Майо или аллею Ла Мюэтт.

Кроме того, над другими местами — Клиньянкуром или Сен-Манде — как будто тяготел рок: дуэли там почти всегда имели печальный исход.

И напротив, казалось, нимфы Булонского леса, привыкшие видеть, как дуэлянты заряжают пистолеты или выхватывают шпаги, одним своим дуновением заставляли пули изменять направление, одним жестом отклоняли шпаги.

У ворот Майо жил один владелец ресторана, который разбогател на несостоявшихся или счастливо окончившихся дуэлях.

Поспешим заметить, что секунданты г-на де Маранда и г-на де Вальженеза остановили свой выбор на Булонском лесу вовсе не по этой спасительной причине.

Обе стороны понимали, что им предстоит принять участие в дуэли, во время которой должна непременно пролиться кровь.

Утром того дня, когда была назначена дуэль, Булонский лес выглядел весьма живописно.

Дело происходило в январе, то есть в самый разгар зимы, и лес являл собой совершенную гармонию с временем года.

Низкое снежно-белое небо, сухой морозный воздух, покрытая сияющим инеем земля, сверкающие на солнце деревья, что роняли с грациозной небрежностью искрящиеся султаны, похожие на сталактиты, — все это придавало лесу сходство с огромной декорацией, которая была установлена в соляном гроте.

Первым пришел на условленное место Сальватор. Он оставил свою карету в боковой аллее, углубился в лес и скоро узнал указанную площадку. Прошло несколько минут, прежде чем он услышал голоса и шаги.

Он обернулся и увидел г-на де Маранда, подходившего в сопровождении генерала Пажоля и графа Эрбеля.

За ними шагал лакей в ливрее дома Марандов с портфелем под мышкой.

Банкир держал целую пачку писем, прибывших, очевидно, в ту минуту, как он отправлялся в Булонский лес. Он читал их на ходу, рвал те, что казались ему незначительными, передавал другие лакею, делал пометки карандашом, подставив для этого шляпу.

Заметив Сальватора, он подошел, крепко пожал ему руку и спросил:

— Эти господа еще не прибыли?

— Нет. Вы приехали на десять минут раньше.

— Тем лучше, — заметил банкир, — я так боялся опоздать, что, несмотря на торопливость своих секретарей, был вынужден оставить несколько ордонансов в особняке, приказав принести их мне сразу же после того, как с них снимут копии.

Он взглянул на часы.

— Если эти господа приедут не раньше девяти, то мой начальник канцелярии успеет, как обещал, привезти эти ордонансы и я их подпишу, пока вы станете отмерять шаги и заряжать пистолеты. А сейчас, с вашего позволения, я прочту письма.

— Разве вы не можете отложить подписание ордонансов? — удивился генерал Эрбель.

— Невозможно! Король ждет их сегодня утром. А вы знаете, господа, что король не отличается ангельским терпением.

— Поступайте как считаете нужным, — сказали генералы.

— Кстати, господин Сальватор, — спросил г-н де Маранд, — где, по-вашему, состоится поединок?

— Здесь.

— Я бы хотел заранее занять свое место, чтобы потом не отвлекаться, — заметил г-н де Маранд.

— Вы можете встать здесь, — предложил Сальватор. — Но это место неудобное: у вас за спиной деревья, они помогут противнику целиться.

— Это, черт возьми, мне безразлично, — сказал г-н де Маранд, направляясь в указанное Сальватором место и продолжая читать, рвать и помечать письма.

И генералы и Сальватор повидали на своем веку смельчаков, но даже они с безмолвным восхищением наблюдали, как этот человек в минуту наивысшей опасности хладнокровно читал утреннюю корреспонденцию.

Его лицо было хорошо видно, так как он стоял с непокрытой головой, ведь шляпа служила ему пюпитром. Он выглядел взволнованным не больше, чем если бы складывал цифры; рука его бежала по бумаге спокойно, ровно, будто он сидел в своем кожаном кресле за рабочим столом рядом с сейфом.

И эта невозмутимость объяснялась, по-видимому, тем, что он совершенно не допускал возможность своей смерти. Действительно, вера в свою судьбу — всемогущая сила, которой Провидение наделяет больших честолюбцев или безумцев; эта сила заставляет их слепо, не отклоняясь от пути, не спотыкаясь о камни на дороге, идти прямо к цели. Почти все мы осознаем, какая перед нами стоит задача на этом свете, и тот, в ком это сознание велико, с усмешкой наблюдает за приближающейся к нему смертью. Он может быть уверен, что смерть пройдет мимо, если он еще не исполнил того, что написано ему на роду.

Этим объясняется спокойствие великих завоевателей перед лицом опасности.

Ровно в девять часов на условленное место прибыли трое молодых людей; г-н де Вальженез казался беззаботным, два его секунданта держались серьезнее, чем можно было ожидать от столь легкомысленных людей.

В то же время в конце аллеи показался курьер — он скакал во весь опор.

Курьер привез ордонансы, которые ожидал г-н де Маранд.

Молодые люди взглянули на всадника, но, узнав, что у того дело к банкиру, перестали обращать на него внимание.

— Вот и мы, — сказал креол, подходя к двум генералам. — Мы сожалеем, что заставили вас ждать.

— Вам незачем извиняться, господа: вы вовсе не опаздываете, — сухо заметил генерал Эрбель, вспоминая об их вчерашнем дерзком поведении.

— В таком случае, мы к вашим услугам, — объявил второй секундант г-на де Вальженеза.

Лоредан собирался выбраться из чащи, где он остался, чтобы дать секундантам возможность договориться, как вдруг заметил Сальватора.

Он не сдержал дрожи и со свистом взмахнул тросточкой с набалдашником из ляпис-лазури, которую держал в руке.

— А! И вы здесь! — пренебрежительно бросил он Сальватору.

— Да, я, — серьезно ответил тот.

— Господа, — обратился Лоредан к своим секундантам, — не знаю, кому пришло в голову нас оскорбить, приведя сюда этого комиссионера. Но если только он здесь не для того, чтобы уносить раненого на своих ремнях, я не признаю его секундантом.

— Я явился не как секундант, сударь, — холодно возразил Сальватор.

— Как наблюдатель?

— Нет, в качестве хирурга — к вашим услугам.

Господин де Вальженез отвернулся и, пожав плечами, отошел с презрительным видом.

Четверо секундантов разложили неподалеку от г-на де Маранда принесенные ящики с пистолетами.

Банкир, опустившись на одно колено в том месте, откуда он должен был стрелять, торопливо просматривал ордонансы и подписывал их, обмакивая перо в чернильницу, которую держал курьер.