— Нет, — возразил Сальватор. — Она принадлежит миру, а раньше всего и прежде всего — человеку, который спас ее, любя, или полюбил, спасая. Он ее приемный отец, ведь врач и есть отец, как ты — ее мать! Надо воспитать ее для мира, в котором она будет жить, и не тебе, Броканта, заниматься ее образованием. В общем, я ее забираю.

— Никогда! — пронзительным голосом повторила Броканта.

— Так надо, Броканта, — строго заметил Сальватор.

— Господин Сальватор! — взмолилась колдунья. — Оставьте мне ее еще хоть на годок, на один год!

— Это невозможно!

— Единственный годочек, умоляю! Я хорошо о ней заботилась, уверяю вас, я еще лучше буду за ней ухаживать! Она у меня станет ходить в шелку и бархате, краше ее никого не будет. Умоляю вас, господин Сальватор, оставьте мне ее на год, только на год!

Несчастная колдунья со слезами произносила эти слова. Сальватор, тронутый до глубины души, не хотел показать своего волнения. Напротив, он сделал вид, что сердится. Нахмурившись, он коротко сказал:

— Это вопрос решенный!

— Нет! Нет! Нет! — повторяла Броканта. — Нет, господин Сальватор, вы этого не сделаете. Она еще очень слабенькая. Позавчера у нее был ужасный приступ. Господин Людовик только что от нее ушел. Четверть часа спустя после его ухода она крикнула: "Задыхаюсь!" Кровь ударила ей в голову. Бедная моя Розочка! В эту минуту, господин Сальватор, я даже подумала, что она умирает. За малым дело стало. Она упала на стул, закрыла глаза и стала кричать!.. Как она кричала, Боже мой! Это были словно крики с того света, господин Сальватор! Я взяла ее на руки, уложила на пол, как учил господин Людовик, и сказала: "Розочка! Милая! Розочка моя!" — словом, все что я смогла сказать. Но она так громко кричала, что ничего не слышала. Видели бы вы, как она, бедняжка, задыхалась, словно ее зажали в тисках, а вены у нее на шее набухли, покраснели, казалось, вот-вот лопнут!.. Ах, господин Сальватор! Многое я повидала я за свою жизнь, но такое печальное зрелище — в первый раз! Наконец она заплакала. Слезы ее освежили, как летний дождь. Она открыла свои красивые глазки и улыбнулась: на сей раз все обошлось! Да вы меня не слушаете, господин Сальватор!

Этот незатейливый рассказ о тяжелейшем приступе, какие бывают у женщин до или после родов и называются спазмами, так взволновал нашего друга Сальватора, что он отвернулся, скрывая свои чувства.

— Знаю, Броканта, — как можно тверже произнес наконец Сальватор. — Людовик мне рассказал обо всем этом сегодня утром, именно поэтому я и хочу увести Розочку. Девочка нуждается в тщательном уходе.

— Куда же вы ее забираете? — спросила Броканта.

— Я же тебе сказал: в пансион.

— Что вы такое надумали, господин Сальватор! Ведь Мину тоже тогда отдавали в пансион, верно?

— Да.

— Оттуда ее и похитили, так?

— Из этого пансиона Розочку никто не похитит, Броканта.

— Кто же за ней будет приглядывать?

— Сейчас ты все узнаешь. А теперь скажи, где она.

— Где? — затравленно глядя на Сальватора, переспросила цыганка.

Она поняла, что час разлуки близок, и трепетала всем телом.

— Да, где же она?

— Ее здесь нет, — пролепетала старуха. — Нет ее сейчас! Она…

— Лжешь, Броканта! — перебил ее Сальватор.

— Клянусь вам, господин Сальватор…

— Лжешь, говорю тебе! — строго повторил молодой человек.

— Смилуйтесь, господин Сальватор! — вскричала несчастная старуха.

Она повалилась на колени и схватила Сальватора за руки.

— Смилуйтесь, не забирайте ее! Вы меня убьете! Это моя смерть!

— Ну-ка, вставай! — приходя во все большее волнение, приказал Сальватор. — Если ты в самом деле ее любишь, ты должна желать ей добра! Пусть она учится, а видеться ты с ней сможешь, когда захочешь.

— Вы мне обещаете это, господин Сальватор?

— Клянусь! — торжественно заверил Броканту молодой человек. — Зови ее!

— Спасибо, спасибо! — осыпая руки Сальватора поцелуями и омывая их слезами, воскликнула старуха.

Она вскочила с проворностью, которой невозможно было от нее ожидать, и крикнула:

— Роза! Розочка! Дорогая!

Рождественская Роза явилась на зов.

Собаки радостно залаяли, ворона захлопала крыльями.

Теперь это уже была не та девочка, которую мы видели в начале нашей истории в доме на улице Трипре, среди кучи всякого старья; это уже была не девушка, одетая как Миньона на картине нашего незабвенного Ари Шеффера; она не удивляла болезненным видом, свойственным детям наших предместий: это была высокая стройная девушка, смотревшая из-под черных густых бровей немного, может быть, испуганно, но глаза ее так и искрились счастьем.

Когда она вошла в гостиную Броканты, ее нежно-розовые щечки густо покраснели при виде Сальватора.

Она подошла к нему, бросилась ему на шею, обвила его руками и нежно поцеловала.

— А меня? — ревниво наблюдая за происходившим, грустно проговорила Броканта.

Рождественская Роза подбежала к Броканте и сжала ее в объятиях.

— Мамочка, дорогая! — воскликнула она и поцеловала цыганку.

В эту минуту вошел или, точнее, влетел пулей новый персонаж.

— Эй, Броканта! — пройдясь колесом, чтобы, очевидно, поскорее добраться до той, к которой он обращался, кричал вновь прибывший. — У вас сейчас будут гости, да какие важные! Четыре великосветские дамочки, которые хотят, чтобы у них вытянули их экю; а вот чтобы им вытянули нужную карту — дудки! Взгляните сами!

Заметив Сальватора, он спохватился, снова встал на ноги и, потупясь, сказал:

— Простите, господин Сальватор, я вас не видел.

— Это ты, парень! — отвечал Сальватор Баболену, которого, должно быть, уже узнал даже не самый проницательный читатель.

— Я и есть! — произнес Баболен, как говорил до него и еще долго после него знаменитый господин де Фрамбуази.

— О каких гостях ты толкуешь? — спросил Сальватор.

— Сюда идут четыре дамы: не иначе, хотят узнать свою судьбу!

— Пригласи их сюда.

Скоро четыре молодые женщины уже входили в комнату.

— Вот кто займется воспитанием Рождественской Розы! — сказал Сальватор Броканте, указывая на четырех женщин.

Гадалка вздрогнула.

— Эта дама, — кивнув на Регину, продолжал Сальватор, — научит ее рисовать, после того как Петрус преподал основы рисунка ей самой; эта дама, — он с грустью взглянул на Кармелиту, — обучит ее музыке; эта дама, — прибавил он и улыбнулся г-же де Маранд, — научит ее вести домашнее хозяйство; наконец, эта дама, — с нежностью посмотрел он на Фраголу, — научит ее…

Регина, Кармелита и Лидия не дали ему договорить и в один голос закончили вместо него:

— Добру и любви!

Сальватор поблагодарил их одними глазами.

— Хотите пойти с нами, дитя мое? — спросила Регина.

— Да, добрая фея Карита! — обрадовалась Рождественская Роза.

Броканта вздрогнула всем телом. Ее щеки побагровели, и Сальватор испугался, как бы ее не поразил удар.

Он подошел к гадалке.

— Броканта! — сказал он, взяв ее за руку. — Мужайся! Вот четыре ангела, которых тебе посылает Господь, чтобы спасти тебя от преисподней. Взгляни на них. Не кажется ли тебе, что девочка, которую ты любишь, будет лучше под их белыми крыльями, чем в твоих черных когтях? Ну, веселее, старая! Повторяю, ты расстаешься с ней не навсегда. Одна из этих добрых женщин возьмет тебя к себе, как позаботится и о девочке. Кто из вас возьмет к себе Броканту? — прибавил он, взглянув на четырех дам.

— Я! — в один голос ответили те.

— Вот видишь, Броканта! — сказал Сальватор.

Старуха опустила голову.

— Это лишний раз доказывает, — философски прибавил молодой человек, глядя и на гадалку и на четырех дам, — что в грядущем мире не будет больше сирот, потому что матерью им станет общество!

— Хорошо бы! — не менее философски заметил Баболен и, ерничая, осенил себя крестным знамением.

Год спустя после этой сцены Рождественская Роза получила два миллиона, которые, сам того не желая, оставил ей после смерти г-н Жерар, и вышла замуж за нашего друга Людовика, ставшего знаменитым доктором и прославленным ученым.