Однако когда он сел, на губах его мелькнула усмешка — было видно, что он готов нанести противнику сокрушительный удар. Вы сказали, — спросил он, — что пришли от имени господина Лоредана де Вальженеза. Как это понимать?

— Вам изменяет память, достойнейший метр Баратто, — ответил Сальватор. — Я вам не сказал, что пришел от господина Лоредана де Вальженеза.

— Как так?

— Я сказал, что пришел от господина де Вальженеза, не упоминая имени.

— По-моему, это одно и то же.

— Нет, совершенно не одно и то же.

— Объяснитесь, не то, должен вас предупредить, я начинаю терять терпение.

— Имею честь повторить, сударь, что если я до сих пор не изложил вам свое дело, то в этом виноваты только вы.

— Хорошо, давайте поскорее с ним покончим.

— Это мое самое горячее желание. Несмотря на свою превосходную память, сударь, — продолжал Сальватор, — мне кажется, вы забыли, что существуют два Вальженеза.

— Что значит "два Вальженеза"? — вздрогнул нотариус.

— Именно так; одного зовут Лоредан де Вальженез, другого — Конрад де Вальженез.

— И вы явились от…

— От того, которого зовут Конрад.

— Вы, стало быть, знавали его раньше?

— Я знал его все время.

— Я хотел сказать: "До его смерти".

— А вы уверены, что он мертв?

Этот вопрос, совсем простой на первый взгляд, заставил г-на Баратто подскочить на стуле.

— Что значит, уверен ли я?

— Да, я именно об этом вас спросил, — невозмутимо подтвердил молодой человек.

— Разумеется, я уверен.

— Вглядитесь в меня.

— В вас?

— Да.

— Зачем?

— Вот черт! Я вам говорю: "Мне кажется, господин Конрад де Вальженез жив"; вы отвечаете: "Я уверен, что господин Конрад де Вальженез мертв". Тогда я вам говорю: "Посмотрите на меня хорошенько!" Возможно, вы получите ответ на свой вопрос.

— Как этот осмотр может дать ответ на мой вопрос? —

продолжал недоумевать нотариус. *

— По очень простой причине: я и есть господин Конрад де Вальженез.

— Вы?! — вскрикнул г-н Баратто, и его щеки залила смертельная бледность.

— Я! — все так же флегматично ответил Сальватор.

— Это ложь! — пролепетал нотариус. — Господин Конрад де Вальженез мертв.

— Господин Конрад де Вальженез перед вами.

Во время этой непродолжительной беседы метр Баратто остановил затравленный взгляд на молодом человеке; очевидно, нотариус призвал на помощь свою память и действительно признал неоспоримое сходство посетителя с Конрадом де Вальженезом: от категорического отрицания он перешел к другой форме диалога.

— Предположим, это так; что дальше?

— Согласитесь, что это уже кое-что! — заметил Сальватор.

— Какая вам от этого выгода?

— Прежде всего, я жив, а это немало. Кроме того, это доказывает, что я вас не обманывал, когда сказал, что явился от имени господина де Вальженеза, поскольку я действительно господин де Вальженез. Наконец, это позволяет мне надеяться, что вы выслушаете меня с большим вниманием и большей вежливостью.

— Но ведь, господин Конрад…

— Конрад де Вальженез! — поправил его Сальватор.

— Но ведь, господин Конрад де Вальженез, вам лучше, чем кому бы то ни было известно, что произошло после смерти вашего уважаемого отца.

— Лучше, чем кому бы то ни было, это верно, — подтвердил молодой человек тоном, от которого застыла кровь в жилах нотариуса.

Однако тот решил идти напролом и добавил с насмешливой улыбкой:

— И все же не лучше, чем мне.

— Не лучше, но так же хорошо.

На мгновение наступила тишина; Сальватор остановил на служителе закона взгляд, каким змея завораживает птичку.

Но как птичка не падает без борьбы в пасть змеи, так и г-н Баратто попытался бороться.

— Так что вам угодно? — спросил он.

— Прежде всего ответьте: уверены ли вы, что я Конрад де Вальженез? — спросил Сальватор.

— Насколько можно быть уверенным в присутствии человека, в похоронах которого я принимал участие, — отозвался нотариус, надеясь вернуться на путь сомнения.

— Иными словами, вы приняли участие в захоронении тела, которое я купил в анатомическом театре и выдал за свой труп по причинам, которые мне нет нужды вам сейчас объяснять.

Это был последний удар. Нотариус не пытался больше спорить.

— Действительно, чем больше я на вас смотрю, — проговорил он, пытаясь оправиться от смущения и от всей души желая, чтобы Сальватор дал ему передохнуть, — действительно, чем больше я на вас смотрю, тем более знакомым мне кажется ваше лицо. Но, признаться, с первого взгляда я бы вас не узнал. Прежде всего — потому, что я в самом деле считал вас мертвым… И потом, вы сильно изменились.

— За шесть лет не мудрено измениться! — с оттенком грусти отметил Сальватор.

— Неужели уже шесть лет прошло?!. Просто ужас, как летит время! — вздохнул нотариус, пытаясь за неимением лучшего перевести разговор на избитую тему.

Продолжая говорить, метр Баратто с беспокойством разглядывал костюм молодого человека. Но, убедившись в том, что это костюм комиссионера и даже бляха на месте, он постепенно успокоился: ему показалось, что он прекрасно понял смысл просьбы, с которой отважился к нему обратиться Сальватор. После своего осмотра он пришел ко вполне естественному выводу, что, хотя одежда на посетителе вполне чистая, ее владелец живет в нищете и пришел к нему, как он сам и сказал, сделать небольшой заем. Ну что ж, метр Баратто был человеком, обладавшим чувством собственного достоинства; он твердил в душе, что, если Сальватор станет держать себя прилично, никто не сможет сказать, что нотариус семейства Вальженезов позволил сыну маркиза де Вальженеза, пусть даже и незаконному, умереть с голоду, отказавшись ссудить его несколькими луидорами.

От таких мыслей метр Баратто повеселел; он поудобнее устроился в кресле, закинул ногу на ногу, взял в руки одну из папок с бумагами, лежавших перед ним на столе, и начал ее просматривать, в надежде с пользой провести те несколько минут, пока молодой человек придет в себя и изложит свою просьбу.

Сальватор следил за ним, не говоря ни слова; но если бы нотариус поднял в эту минуту глаза, он ужаснулся бы, прочтя на лице посетителя глубокое презрение.

Впрочем, нотариус глаз не поднимал. Он просматривал — или делал вид, что просматривает — лист гербовой бумаги, исписанный сверху донизу, и, не отводя взгляда от нее, спросил с оттенком христианского сострадания:

— Так вы стали комиссионером, бедный мальчик?

— Ах, Боже мой, да, — не сдержав улыбки, ответил Сальватор.

— На жизнь-то вы хоть себе зарабатываете? — продолжал, не поворачивая головы, нотариус.

— Не жалуюсь, — отозвался Сальватор, восхищаясь самонадеянностью метра Баратто.

— И сколько вы зарабатываете в день?

— Пять-шесть франков. Как вы понимаете, всякое бывает.

— Ого! — воскликнул нотариус. — Так это, стало быть, неплохое ремесло! Имея пять франков в день, можно, пожалуй, будучи экономным, откладывать по четыреста-пятьсот франков в год!

— Вы так думаете? — продолжал игру Сальватор, наблюдая за нотариусом, как кот следит за мышью, угодившей ему в лапы.

— Ну да, ну да, — закивал метр Баратто. — Вот, к примеру, я, когда был старшим клерком в этой конторе, сумел отложить две тысячи франков, хотя жалованье мое составляло полторы тысячи франков в год. Так я положил начало своему небольшому состоянию… О, экономия, дорогой мой, экономия! Без экономии не может быть счастья… Я тоже был молод и, — Боже мой! — как все, любил почудить. Но никогда я не покушался на свои сбережения, не позволял себе ни малейшего долга. Только руководствуясь подобными принципами, можно обеспечить себе спокойную старость. Кто знает! Может быть, вы тоже станете однажды миллионером!

— Кто знает! — эхом отозвался Сальватор.

— Да… А пока — мы в затруднительном положении, а? Мы напроказничали, а теперь на мели вспомнили о славном метре Баратто и решили: "Это добрый малый, он выручит нас из беды?