Граф Рапт его остановил, с трудом сдерживая смех.

— Погодите, монсеньер, — продолжал он, глядя на прелата, — я ведь говорил вам о тайне, а сказал пока о сущей безделице. Вы желаете стать архиепископом, я пишу к его святейшеству, мы ожидаем ответа. Ничего необычного в этом нет. Но вот вам тайна, и я всецело и полностью полагаюсь на вас, монсеньер, открывая ее вам, потому что это государственная тайна.

— Что вы хотите мне сообщить? — воскликнул епископ, возможно, проявив при этом излишнюю суетливость, так как дипломат сожалеюще усмехнулся.

— Пока маркиза де Латурнель была у вас, — продолжал граф, — врач монсеньера де Келена побывал у меня.

Епископ широко раскрыл глаза, словно хотел воочию убедиться, что граф Рапт, сообщающий ему о визите личного доктора архиепископа, был добрым вестником.

А тот сделал вид, что не замечает, с каким напряженным вниманием монсеньер Колетти следит за его словами, и продолжал:

— Врач монсеньера, обычно очень жизнерадостный, как и его собратья, у которых хватает разума легко принимать то, чему они не в силах помешать, показался мне не на шутку огорченным, и я был вынужден спросить, что послужило причиной его скорби.

— Что же было с доктором? — спросил епископ, притворяясь не на шутку взволнованным. — Я не имею чести быть его другом, но знаю его достаточно близко, чтобы проявлять к нему интерес, не говоря уже о том, что он достойный уважения христианин, так как ему покровительствуют наши преподобные братья из Монружа!

— Причину его печали понять нетрудно, — ответил г-н Рапт, — и поймете ее лучше, чем кто бы то ни было, ваше преосвященство, когда я вам скажу, что наш святой прелат болен.

— Монсеньер болен? — вскричал аббат с ужасом, который можно было считать прекрасно разыгранным перед любым другим человеком, но только не перед комедиантом по имени граф Рапт.

— Да, — ответил тот.

— И опасно?.. — пристально глядя на собеседника, продолжал епископ.

В этом взгляде были целая речь, немой вопрос, выразительный и настойчивый. Этот взгляд означал: "Я вас понимаю, вы мне предлагаете место архиепископа Парижского в обмен на молчание о вашем преступлении. Мы друг друга понимаем. Но не обманывайте меня, не пытайтесь меня провести, или горе вам! Можете быть уверены, я все силы приложу к тому, чтобы вас свалить".

Вот что означал этот взгляд, а может, и нечто большее.

Граф Рапт правильно его понял и ответил утвердительно.

Епископ продолжал:

— Вы полагаете, что болезнь довольно опасна и мы будем иметь несчастье потерять этого святого человека?

Слово "несчастье" означало надежду.

— Доктор был обеспокоен, — взволнованным голосом произнес г-н Рапт.

— Очень обеспокоен? — в том же тоне переспросил монсеньер Колетги.

— Да, очень!

— У медицины много возможностей, и можно надеяться, что этот святой человек поправится.

— Святой человек — удачное слово, монсеньер.

— Незаменимый человек!

— Или, во всяком случае, заменить его было бы непросто.

— Кто мог бы его заменить? — со скорбным видом спросил епископ.

— Тот, кто, уже пользуясь полным доверием его величества, был бы, кроме того, представлен королю как достойный преемник прелата, — сказал граф.

— И такой человек существует? — скромно проговорил епископ.

— Да, существует, — подтвердил будущий депутат.

— И вы его знаете, господин граф?

— Да, знаю, — ответил г-н Рапт.

С этими словами дипломат так же многозначительно посмотрел на епископа, как перед тем епископ смотрел на него. Монсеньер Колетти понял, что выбор зависит от него самого, и смиренно опустив голову, сказал:

— Я его не знаю.

— В таком случае, ваше преосвященство, позвольте вам его представить, — продолжал г-н Рапт.

Епископ вздрогнул.

— Это же вы, монсеньер!

— Я?! — вскричал епископ. — Я, недостойный? Я? Я?

Он повторял это "я", притворяясь удивленным.

— Вы, ваше преосвященство, — сказал граф. — Ваше назначение зависит от меня, как зависит оно от того, стану ли я министром.

Епископ едва не лишился чувств от удовольствия.

— Как?! — пролепетал он.

Будущий депутат не дал ему продолжать:

— Вы меня поняли, ваше преосвященство, — я вам предлагаю архиепископство в обмен на ваше молчание. Я думаю, наши тайны стоят одна другой.

— Значит, — сказал епископ, озираясь, — вы торжественно обещаете, что при случае сочтете меня достойным места архиепископа Парижского?

— Да, — сказал г-н Рапт.

— И если подходящий случай представится, — настаивал прелат, — вы не откажетесь от своего слова?

— Мы же оба знаем цену клятвам! — с улыбкой заметил граф.

— Конечно, конечно! — согласился епископ. — Порядочные люди всегда сумеют договориться… Итак, — прибавил он, — если я попрошу, вы подтвердите это обещание?

— Разумеется, ваше преосвященство.

— Даже письменно? — с сомнением спросил епископ.

— Даже письменно! — повторил граф.

— Ну что ж!.. — заключил епископ, повернувшись к столу, на котором были приготовлены бумага, перо, чернила и, как принято говорить в театре, все, что нужно для письма.

Это "ну что ж" было настолько выразительно, что граф Рапт, не дожидаясь объяснений, подошел к столу и письменно подтвердил обещание, которое он дал епископу.

Граф протянул ему бумагу. Епископ ее принял, прочел, присыпал песком, сложил и убрал в ящик. Он посмотрел на графа Рапта с улыбкой, секрет которой ему передали его предок Мефистофель или его собрат епископ Отёнский.

— Господин граф! — произнес он, — с этой минуты у вас нет более преданного друга, чем я.

— Монсеньер, — отозвался граф Рапт, — да покарает меня Господь, который нас слышит, если я когда-нибудь сомневался в вашей дружбе.

Два порядочных человека крепко пожали друг другу руки и расстались.

Министры похожи на старых актеров: не умеют вовремя уйти. Разумеется, голосование в Палате пэров должно было бы предупредить г-на де Виллеля о нависшей над королем угрозе. В самом деле, вот уже четыре года, как наследственная палата встречала предложения правительства в штыки. То ли г-н де Виллель был наделен непомерной гордыней, то ли узко мыслил, но он не замечал этой постоянной оппозиции (или считал ниже своего достоинства замечать ее) и не только не подумал уйти со своего поста, но решил, что назначение новых восьмидесяти пэров — надежное средство вернуть себе расположение верхней палаты.

Однако большинство (если допустить, что он добился его) в Палате пэров не обеспечивало ему большинства в Палате депутатов. Оппозиция добивалась быстрых успехов в выборной палате. Преимущество в десять — двенадцать голосов ей удалось довести до ста пятидесяти голосов. В течение года по стране прошло шесть перевыборов: в Руане, Орлеане, Байонне, Мамере, Мо, Сенте, и повсюду кандидаты оппозиции получили подавляющее большинство. В Руане кандидат от правительства смог получить всего 37 голосов из 967 участвовавших в выборах. Невозможно было ошибиться в агрессивном характере таких выборов, так как среди вновь избранных фигурировали Лафайет и Лаффит.

На этом терпели и будут терпеть крушение все прошлые, настоящие и будущие правительства! Когда правительство неспособно опередить оппозицию, оно должно следовать за ней. Высечь море — наивная месть! И аппетиты не удовлетворить, если пытаться отвлечь от них внимание. А голод — плохой советчик, как гласит пословица.

Вы увидите, как с этой минуты утлый челн монархии, поддерживаемый, насколько возможно, дипломатами, чуждыми Франции, и министрами, чуждыми нации, качнулся, поднялся было, стал лавировать — это продолжалось тридцать один месяц — меж многочисленных рифов, и канул окончательно без надежды вернуться вновь.

Однако г-н Рапт, возвращаясь от монсеньера Колетта, был далек от подобных размышлений. Он жаждал занять место г-на де Виллеля и действовал так, как поступил бы на его месте сам г-н де Виллель: работал только на себя, ради собственной выгоды. Он хотел прежде всего стать депутатом, потом министром и ради этого не собирался отступать ни перед чем. Правда, он с таким презрением относился к препятствиям, которые встречал, что не было большой его заслуги в попытке их преодолеть.