Излишне говорить, с каким интересом и восхищением слушали все присутствующие рассказ об этой героической работе.
Господин Жакаль с изумлением смотрел на рассказчика. Он чувствовал себя ничтожным трусом рядом с отважным молодым человеком, казавшимся ему великаном ростом в сто локтей.
Не успел Сальватор договорить, как к нему подошел генерал Лебастар де Премон.
— У погибшего наверняка остались жена и дети? — спросил он.
— Не беспокойтесь, генерал, — отвечал Сальватор. — С этой стороны все улажено. — Жене назначена пожизненная рента в тысячу двести франков — для нее это целое состояние, а двое детей помещены в школу в Амьене.
Генерал отступил назад.
— Продолжайте, мой друг, — попросил он.
— На следующий день, — сказал Сальватор, — я отправился на то же место с двумя оставшимися помощниками. Я вошел один, неся по бутыли раствора хлорной извести в каждой руке. Третья решетка была снята, и я мог продолжать путь. Водосток поворачивал направо. По мере того как я продвигался, лаз сужался. Вскоре я услышал над головой шаги: очевидно, это был дозор часовых или солдат, пересекавших внутренний двор. С этой стороны мне делать было нечего. Я точно все рассчитал и знал, что на тридцатом метре должен был свернуть влево, причем угол поворота был вычислен так, как если бы речь шла о минной галерее. Я вернулся, разливая раствор вдоль всего пути, чтобы, насколько было возможно, обеззаразить подземелье. Мы вставили на место первую решетку и ушли. Местность была изучена, можно было приниматься за работу, и вы оцените, насколько она была трудна, если я вам скажу, что три человека, подменяя один другого и копая по два часа в ночь, затратили на нее шестьдесят семь ночей.
Со всех сторон раздались восхищенные возгласы.
Только три человека не участвовали в общем хоре.
Это были плотник Жан Бык и два его товарища: каменщик по прозвищу Кирпич и угольщик Туссен-Лувертюр.
Они скромно отступили назад, слыша, как высоко карбонарии ценят их подвиг.
— Вот три человека, проделавшие эту огромную работу, — указав на них присутствовавшим, сказал Сальватор.
Трое могикан многое бы отдали за то, чтобы спрятаться в самой глубокой шахте.
Они смутились, как дети.
— Спасем мы или нет господина Сарранти, — вполголоса сказал Сальватору генерал Лебастар де Премон, — эти люди ни в чем не будут нуждаться до конца своих дней.
Сальватор обменялся с генералом рукопожатием.
— Через два месяца, — продолжал молодой человек, — мы находились как раз под камерой смертников, почти все время пустующей, так как осужденных переводят туда лишь за два-три дня до казни. Подобравшись совсем близко, мы могли спокойно работать, не опасаясь возбудить подозрение тюремщиков; через неделю мы уже вынимали одну из плит, вернее, достаточно было посильнее толкнуть эту плиту со скошенными краями, как она приподнималась, и в отверстие мог пролезть пленник. Для большей безопасности, а также на тот случай, если тюремщик войдет в то время, как пленник соберется бежать, Кирпич вделал в плиту кольцо: Жан Бык сможет удерживать плиту, пока господин Сарранти доберется до реки, где я буду ждать его с лодкой. Как только господин Сарранти сядет в лодку, я отвечаю за успех операции! Вот мой план, господа, — продолжал Сальватор. — Все готово. Осталось привести его в исполнение, если только господин Жакаль не докажет нам вполне убедительно, что мы рискуем проиграть. Слово вам, господин Жакаль, но торопитесь: времени у нас в обрез.
— Господин Сальватор! — без тени улыбки отвечал начальник сыскной полиции. — Боюсь, что вы примете меня за льстеца, пытающегося привлечь вас на свою сторону, но я хочу выразить вам свое восхищение этим необыкновенным планом.
— Я жду от вас не комплиментов, сударь, — заявил молодой человек, — я спрашиваю ваше мнение.
— Если я восхищаюсь вашим планом, значит, я его одобряю, — ответил полицейский. — Да, господин Сальватор, я вел себя как глупец, когда приказал вас арестовать. Это так же верно, как то, что я нахожу ваш план превосходным, надежным. Уверяю вас, что он удастся. Однако позвольте задать вам один вопрос. Что вы рассчитываете делать с пленником, когда он окажется на свободе?
— Я же вам сказал, что беру ответственность за его безопасность, господин Жакаль.
Господин Жакаль покачал головой, давая понять, что одного заявления ему недостаточно.
— Я вам все скажу, сударь, и вы, надеюсь, согласитесь с моим планом бегства, как одобрили и план похищения из тюрьмы. Почтовая карета будет ждать в одной из улочек, выходящих на набережную. Свежие лошади будут ждать на всем пути. Я вышлю вперед курьера. До Гавра отсюда пятьдесят три льё: мы проедем их за десять часов, не так ли? В Гавре нас будет ждать английский пароход. В тот самый час, когда на Гревской площади соберутся поглазеть на казнь господина Сарранти, тот покинет Францию вместе с генералом Лебастаром де Премоном, которому нечего будет делать в Париже после отъезда господина Сарранти.
— Вы забыли, что существует телеграф, — заметил г-н Жакаль.
— Отнюдь. Кто может поднять тревогу, указать избранный беглецами путь, привести в действие телеграф? Полиция, то есть господин Жакаль! А раз господин Жакаль остается с нами, все этим и сказано.
— Совершенно справедливо, — согласился г-н Жакаль.
— Надеюсь, вы не откажетесь последовать за этими господами в отведенное для вас помещение.
— Я к вашим услугам, господин Сальватор, — с поклоном отвечал полицейский.
Сальватор остановил г-на Жакаля, протянув руку, но не касаясь его.
— Мне нет нужды призывать вас к чрезвычайной осторожности как в действиях, так и в словах. Всякая попытка к бегству, как вы знаете, будет пресечена в ту же минуту, и непоправимо! Ведь меня здесь не будет, чтобы защитить вас, как это было совсем недавно. Ступайте, господин Жакаль, и пусть Господь внушит вам благоразумие!
Два человека подхватили г-на Жакаля под руки и исчезли в глубине девственного леса.
Когда они пропали из виду, Сальватор пригласил генерала Лебастара де Премона с собой, а Жану Быку, Туссен-Лувертюру и Кирпичу жестом приказал следовать за ним. Вся пятеро скрылись в подземелье.
Мы не пойдем вслед за ними по лабиринту катакомб, куда уже спускались вместе с г-ном Жакалем; вышли они в одном из домов на улице Сен-Жак, рядом с улицей Нуайе.
Там они разделились (лишь Сальватор и генерал продолжали идти вместе) и направились разными путями на набережную Часов, где, как мы сказали, у Сальватора была лодка.
Встретились они в тени, отбрасываемой аркой моста.
Генерал Лебастар, Туссен-Лувертюр и Кирпич сели в лодку, готовые в любую минуту ее отвязать.
Сальватор и Жан Бык остались вдвоем на берегу.
— А теперь, — сказал Сальватор негромко, но так, чтобы его услышали и Жан Бык, и трое других спутников, — теперь, Жан, слушай меня внимательно и не упусти ни слова из того, что я скажу, ведь это последние указания.
— Слушаю, — отозвался плотник.
— Ты полезешь вперед, не останавливаясь ни на мгновение до самого конца.
— Да, господин Сальватор.
— Когда мы убедимся, что бояться нам нечего, ты упрешься плечами в плиту и нажмешь с силой, но в то же время не торопясь, так чтобы плита приподнялась, но не откинулась совсем, иначе ты разбудишь охрану. Когда ты почувствуешь, что плита приподнялась, дерни меня за рукав; остальное я сделаю сам. Ты все понял?
— Да, господин Сальватор.
— Тогда в путь! — приказал Сальватор.
Жан Бык снял первую решетку, нырнул в подземелье и стал пробираться вперед так быстро, насколько позволял его огромный рост.
Сальватор последовал за ним спустя несколько мгновений.
Под камерой смертников они очутились почти одновременно.
Там Жан Бык обернулся и прислушался. Сальватор тоже насторожился.
Вокруг них и над ними царила глубокая тишина.
Не услышав ничего подозрительного, Жан Бык втянул голову в плечи, уперся руками в колени и изо всех сил нажал на плиту; через несколько секунд он почувствовал, что плита поддалась.
