— Мы остановились на том, — продолжал г-н Жакаль, — что господин Сарранти невиновен и что вы единственный преступник.

— Смилуйтесь, господин Жакаль! — взмолился г-н Жерар, задрожал всем телом и повалился полицейскому в ноги.

Господин Жакаль взглянул на него с отвращением, свойственным полицейским, жандармам и палачам, когда им приходится иметь дело с трусами.

Не подавая ему руки — казалось, г-н Жакаль боялся замараться, дотронувшись до этого человека, — он приказал:

— Встаньте и ничего не бойтесь! Я здесь для того, чтобы спасти вас.

Господин Жерар поднял голову и затравленно огляделся. Выражение его лица являло собой странную смесь надежды и ужаса.

— Спасти меня? — вскричал он.

— Спасти… Вас удивляет, не так ли, — пожал плечами г-н Жакаль, — что кому-то могло прийти в голову спасать такого презренного человека, как вы? Я вас успокою, господин Жерар. Вас спасают только для того, чтобы погубить честного человека. Ваша жизнь никому не нужна, зато нужна его смерть, а с ним можно разделаться, лишь оставив вас в живых.

— A-а, да, да, — промямлил г-н Жерар, — по-моему, я вас понимаю.

— В таком случае, — заметил г-н Жакаль, — постарайтесь сделать так, чтобы ваши зубы не стучали — это мешает вам говорить, — и расскажите мне все дело в мельчайших подробностях.

— Зачем? — спросил г-н Жерар.

— Я мог бы вам не отвечать на этот вопрос, но вы неправильно это поймете. Хорошо, я скажу: чтобы уничтожить следы.

— Следы!.. Так остались следы? — спросил г-н Жерар, широко раскрывая глаза.

— Ну еще бы!

— Какие следы?

— Какие!.. Прежде всего — ваша племянница…

— Так она не умерла?

— Нет. Похоже, госпожа Жерар ее не дорезала.

— Моя племянница! Вы уверены, что она жива?

— Я только что от нее и должен вам признаться, что ваше имя, дражайший господин Жерар, а в особенности упоминание о вашей так называемой «жене» производят на нее довольно прискорбное действие.

— Она, стало быть, все знает?

— Вероятно, да, если отчаянно вопит при одном упоминании о тетушке Ореоле.

— Ореоле?.. — переспросил г-н Жерар, вздрогнув, как от удара электрического тока.

— Вот видите! — заметил г-н Жакаль. — Даже на вас ее имя производит некоторое впечатление. Посудите сами, что должна испытывать несчастная девочка! Она может заговорить в любой момент; надо любой ценой заставить ее молчать; точно так же необходимо уничтожить другие компрометирующие вас следы. Итак, господин Жерар, я врач, и довольно хороший врач. Я умею правильно подбирать лекарства, если знаю, чем болеют люди, с которыми я имею дело. Расскажите же мне эту печальную историю до мелочей: самая ничтожная подробность, незначительная по виду, забытая вами, может погубить весь наш план. Говорите так, словно перед вами врач или священник.

Как у всех хитрых тварей, у г-на Жерара был высоко развит инстинкт самосохранения. Он прилежно читал все политические листки, он с жадностью прочитывал в роялистских газетах самые гневные статьи, помещенные по повелению против г-на Сарранти. С тех пор он понял, что его защищает невидимая десница; подобно царям, покровительствуемым Минервой, он сражался под ее эгидой. Господин Жакаль только что укрепил его в этой вере.

И он понял, что перед полицейским, который пришел к нему как союзник, у него нет никакого интереса что-либо скрывать; напротив, для его же пользы необходимо открыть правду. И он все рассказал, как прежде исповедовался аббату Доминику, начиная со смерти брата и вплоть до той минуты, как, узнав об аресте г-на Сарранти, потребовал у исповедника вернуть записанные признания.

— Наконец-то! — вскричал г-н Жакаль. — Теперь я все понял!

— Как?! — переспросил г-н Жерар, трясясь от страха. — Вы все поняли? Значит, придя сюда, вы еще ничего не знали?

— Я знал не очень много, сознаюсь. Однако теперь все сходится.

Он оперся на подлокотник, схватился рукой за подбородок, ненадолго задумался и неожиданно опечалился, что было ему совсем не свойственно.

— Несчастный парень этот аббат! — пробормотал он. — Теперь я понимаю, почему он божился всеми святыми, что его отец не виноват; теперь мне ясно, что он имел в виду, говоря о доказательствах, которые он не может представить; теперь мне ясно, зачем он отправился в Рим.

— Как?! Он отправился в Рим? — ужаснулся г-н Жерар. — Аббат Доминик отправился в Рим?

— Ну да, Бог мой!

— Зачем ему понадобился Рим?

— Дорогой мой господин Жерар! Существует только один человек, который может разрешить аббату Доминику нарушить тайну исповеди.

— Да, папа!

— За этим он и пошел к папе.

— О Боже!

— С этой целью он попросил и добился у короля отсрочки.

— Я, стало быть, пропал! — воскликнул г-н Жерар.

— Почему?

— Папа удовлетворит его просьбу.

Господин Жакаль покачал головой.

— Нет? Вы думаете, не удовлетворит?

— Я в этом уверен, господин Жерар.

— Как уверены?

— Я знаю его святейшество.

— Вы имеете честь быть знакомым с папой?

— Так же как полиция имеет честь все знать, господин Жерар; как она знает, что господин Сарранти невиновен, а вы преступник.

— И что же?

— Папа ему откажет.

— Неужели?

— Да. Это жизнерадостный и упрямый монах; он очень хочет передать мирскую и духовную власть преемнику в том же виде, в каком получил ее от своего предшественника. Он найдет, в какие слова облечь отказ, но откажет непременно.

— Ах, господин Жакаль! — вскричал г-н Жерар и снова затрясся. — Если вы ошибетесь…

— Повторяю вам, дражайший господин Жерар, что ваше спасение мне просто необходимо. Ничего не бойтесь и продолжайте свои филантропические дела как обычно, но запомните, что я вам скажу: завтра, послезавтра, сегодня, через час может явиться имярек, который захочет вас разговорить. Он будет утверждать, что имеет на это право, он вам скажет, как я: «Мне все известно!»… Ничего ему не отвечайте, господин Жерар, не признавайтесь даже в юношеских грехах: можете смеяться ему в лицо, потому что он ничего не знает. На свете существуют только четверо, которым известно о вашем преступлении: вы, я, ваша племянница и аббат Доминик…

Господин Жерар сделал нетерпеливое движение; полицейский его остановил.

— И никто, кроме нас, не должен о нем знать, — прибавил он. — Будьте осторожны, не дайте застигнуть себя врасплох. Отрицайте, упорно отрицайте все, хотя бы вопросы вам задавал королевский прокурор; отрицайте в любом случае; если понадобится — я приду вам на помощь, это мой долг!

Невозможно передать, с каким выражением г-н Жакаль произнес последние три слова.

Можно было подумать, что себя он презирает не меньше, чем г-на Жерара.

— А что если я уеду, сударь? — поспешил вставить г-н Жерар.

— Вы с этим хотели меня недавно перебить, верно?

— Так что вы об этом думаете?

— Вы совершите глупость.

— Не отправиться ли мне за границу?

— Что?! Покинуть Францию, неблагодарный сын! Оставить целое стадо бедняков, которых вы кормите в этой деревне, дурной пастырь? И вы не шутите? Дорогой господин Жерар! Несчастные этого городка нуждаются в вас, а я сам намереваюсь в ближайшие дни или, скорее, в одну из ночей прогуляться в знаменитый замок Вири. Мне понадобятся попутчики, любезные, веселые, добродетельные люди — вроде вас! И я рассчитываю вскоре пригласить вас на эту маленькую прогулку; для меня она будет настоящим праздником, потому что такое путешествие сулит — мне во всяком случае — немало удовольствий. Вы согласны, дражайший?

— Я к вашим услугам, — тихо проговорил г-н Жерар.

— Тысячу раз благодарю! — отозвался г-н Жакаль.

Вынув из кармана табакерку, он запустил в нее пальцы, зачерпнул обильную понюшку и с наслаждением поднес к носу табак.

Господин Жерар решил, что разговор окончен, и встал. Он был бледен, но на его губах играла улыбка.

Он приготовился проводить г-на Жакаля, но тот угадал его намерения и покачал головой: