Он поднял на меня полный неожиданности взгляд.

— Я уже думал, ты дорогу забыла, — его брови взметнулись вверх. — Постриглась?

— Ага, — улыбнулась я. — Как тебе? — он показал «класс» большим пальцем. — И я не опоздала. Просто познакомилась с твоей девушкой, и мы с ней пять минут поболтали. Кажется, она классная девчонка.

— Ммм, — он снова опустил взгляд, читая какие-то документы.

— Если ты занят, не волнуйся, я к тебе забежала ненадолго, — произнесла я, сразу же приступив к главному: — Просто хотела сказать, что я много думала в последнее время и решила, что хочу перевестись в наш педагогический. Об этом я размышляла уже давно. Но теперь поняла, что мне нужна моя семья рядом. Не смогу больше от вас уехать. Я начинаю вспоминать, каково мне было… раньше, и чувствую себя конченой социопаткой, отрезанной от настоящего времени, — сказав это, я выдохнула, с настороженностью ожидая ответа.

Моя тирада, судя по всему, заинтересовала Пашу, поэтому, отложив папку в сторону, он пригласил меня присесть в замшевое болотно-зелёное кресло возле двери, а сам занял соседнее.

— Что ж, видимо, разговор будет не коротким. Начнём с главного; чего ты хочешь от меня — совета или одобрения?

Я поёжилась, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы моё решение выглядело взвешенным и продуманным, а не мимолётной прихотью.

— Простой человеческой поддержки, Пашенька, — неуверенно произнесла я. — Ты мой старший брат, единственный мужчина в моей жизни, на которого я всегда могу положиться. Я сейчас изложу суть того, что чувствую, а потом я хочу слышать твоё адекватное мнение.

Удовлетворённо кивнув, Паша поудобнее расположился в кресле, закинув ногу на ногу, и сказал:

— Тогда я слушаю.

— Мне душно жить так, как я сейчас живу, — сказала я, и глаза защипало от напросившихся слёз. Я опустила взгляд вниз. Я так хотела, чтобы это последний раз в жизни, когда я плачу. — Когда случилось… ну, то, что случилось… — ненавижу слово «изнасиловали», — я решила, что закрыться ото всех, уехать в другой город, где меня никто не знает, это единственное верное решение. И, честно признаюсь, Паш, я неплохо жила всё это время в Киеве, но вот мама заболела, я приезжаю сюда, и понимаю, что, сколько бы я ни пряталась, я останусь той, кем я есть. Я родилась, где родилась, я воспитана именно так, как воспитана, и со мной случилось то, что уже случилось. У каждого человека есть в жизни хорошее, есть плохое, есть тайны и своя боль, и все учатся жить дальше. Господи, — воскликнула я, — некоторые несчастные люди хоронят своих детей — и вот это настоящее горе — но тем не менее, они оказываются довольно мужественными людьми, чтобы продолжать жить, часто женятся по второму разу, заново рожают детей. Они не забывают о своей боли, они просто принимают то, что уже произошло. Иначе, знаешь, как говорят, знал бы где упадёшь, подложил бы соломки.

Паша смотрел на меня во все глаза, словно был рентгеном и мог прочесть даже то, что останется недосказанным.

— И я подумала, а чего же не хватает мне, чтобы снова начать радоваться жизни? — я пожала плечами. — Наверное, смелости, Паш. Я набралась мужества и решила принять то, что произошло, как неотъемлемую часть меня и моего прошлого, но есть ведь и будущее. Я решила попробовать перешагнуть через ту боль, что испытала, и снова стать нормальной. И я не хочу, когда мне будет далеко за семьдесят, чтобы меня считали чокнутой бабкой-социопаткой.

Паша засмеялся, и я улыбнулась тому, что с его лица сошла тень мрачной настороженности.

— Хочешь насовсем вернуться? — спросил он несколько секунд спустя.

— Да. Хочу быть там, где мне всё знакомо, где всё родное, где есть люди, которым я не безразлична.

— Того урода ведь так и не засудили. Откупился, ты знаешь. Что будет, если ты встретишь его где-то на улице?

На секунду, когда я представила, что вновь встретилась с этим человеком лицом к лицу, моё тело покрылось жуткими мурашками, и мне понадобилось немного времени на раздумья. Лишь спустя минуту я смогла ответить.

— Во-первых, мы живем в городе-миллионнике, и вероятность того, что вновь пересечёмся, не так уж велика. Но даже, если когда-нибудь мне выпадет несчастье встретить его, больше в его машину я садиться не собираюсь.

— Кристин, он опасный тип. И у него есть связи. И бабки.

— А я и не собираюсь его трогать. Пусть своими связями и деньгами подавится. Жизнь — она мудрая, когда-нибудь она ему припомнит униженную семнадцатилетнюю девочку и обязательно за неё отомстит.

Паша тяжело вздохнул и, немного склонив голову, сцепил руки в замок.

— Я всегда буду на чеку, — серьёзно произнёс он, и поняв, что этими словами он благословляет меня, я подорвалась с места и крепко его обняла.

Спустя неделю я снова уехала в Киев, но на этот раз ненадолго. Сдав последние экзамены, зашла в деканат, чтобы написать заявление о переводе.

Секретарь дала мне белый лист бумаги и ручку и сказала:

— В фойе за дверью есть образцы всех заявлений, на стене справа висят. Найди нужное и перепиши под себя.

Выйдя за некогда белоснежную, а теперь более похожую на серую с мелкими царапинами, дверь, я нашла нужный мне образец. Примостившись за небольшой квадратный стол, я начала старательно выводить букву за буквой, проверяя каждую строчку, чтобы не пришлось переписывать заново. Это занятие меня так затянуло, что, когда на расстоянии вытянутой руки я заметила едва уловимое движение, от неожиданности подпрыгнула на месте.

Светловолосый парень стоял, скрестив руки на груди, и лениво рассматривал меня. Когда я подняла голову и посмотрела на него, он улыбнулся самой обольстительной улыбкой и сказал:

— Извини, ты выглядела такой сосредоточенной, что я не хотел тебя отрывать от дела.

Приподняв одну бровь, я качнула головой.

— Ничего страшного. Ты что-то хотел? Мне показалось, будто ты не только что подошёл.

Сунув руку в карман серой толстовки с надписью Levis, парень поправил на плече рюкзак и слегка склонил голову, при этом улыбка не покидала его лица.

— Да, я битый час уже здесь стою, — в подтверждение моим словам молвил он. — Ты новенькая? Никогда раньше тебя здесь не видел.

— Очень смешно, Толя, если учитывать, что мы уже два года учимся на одном потоке, — сказала я и продолжила писать заявление.

Лицо Толика мигом покраснело, улыбка сошла с лица, и он замялся, не двинувшись с места. Я извиняясь улыбнулась ему:

— Прости, я не хотела ставить тебя в неловкое положение.

— Нет, нет. Всё в порядке. Ты… ты Кристина, да? — сузив глаза произнёс он.

Откровенно веселясь, я покивала:

— Ага.

— Уф… Ты немного изменилась, — сказал он, почесав затылок. — Новая причёска?

Причёска, может быть, и новая, но не узнал ты меня, парень, явно не из-за этого. Два года, которые я училась в этом университете, я пыталась прикинуться незаметной, ни с кем не разговаривала, неброско одевалась и вечно заплетала длинные белокурые волосы в косу. Ходила, опустив глаза под ноги. Сейчас поменялось немногое, я по-прежнему, не особо коммуникабельная, но сменился мой настрой, появился первый намёк на решительность, и походка стала более уверенной. Готова поспорить на что угодно, раньше одна половина потока меня не замечала, а другая половина считала ненормальной, но стоило мне сделать стильную стрижку, слегка накраситься и обуть ботинки на, пускай невысоком, но каблуке, сразу несколько человек из группы снизошли к тому, чтобы поздороваться со мной, а тут ещё и нарисовался поклонник. Довольно таки непрошеный.

— Толь, я, конечно, польщена тем, что ты заметил перемены в моей внешности, но, прости, — я указала на наполовину написанное заявление, — я занята.

— А как насчёт отведать мороженого в соседнем кафе после того, как закончишь свои дела?

— На улице пятиградусный мороз, вряд ли мороженое хорошая идея в такую погоду.

— Можно не мороженое… Кофе, чай. Глинтвейн? — не унимался однокурсник.