— Ты голодна? Может заедем куда-нибудь пообедаем? — спросил Паша, заводя двигатель, и медленно тронувшись с места, влился в поток движущихся автомобилей.

— Нет, отвези меня домой, — ответила я. — Я очень устала.

Он тревожно на меня посмотрел.

— Ты хоть спала сегодня, мелкая?

— В автобусе поспала пару часов… — я зевнула, а потом добавила: — На самом деле, сном это назвать трудно. На меня постоянно падала голова мужика, который сидел рядом. Вот он спал. Ещё и слюни пытался мне на плечо пустить.

Паша скорчил брезгливую гримасу.

— Понятно. Тогда отвезу тебя, а сам вечером заеду, ладно?

— Угу. У тебя ещё много дел сегодня?

— Да, сейчас на работу, потом в банк. И ещё кое с кем встретиться нужно…

Фразу «кое с кем встретиться» Паша произнёс с интонацией, ему не присущей. Прищурившись, я повернулась к брату.

— Паааш?

— Чтооо? — усмехнулся брат, покривлявшись над тем, как я протянула его имя.

— У тебя что, появилась девушка? — спросила я.

Всегда сдержанный Паша замялся, и его губы искривились в смущённой улыбке.

— Это тебя удивляет?

Ого. Ну как бы да, удивляет. Не подумайте, мой брат далеко не был монахом, но все девчонки в его жизни до сих пор были явлением уходяще-приходящим, и глаза его не горели рядом с ними, как при упоминании этой девушки. А тут-то во взгляде прямо бездонный фонтан эмоций плещет! Но больше всего я удивилась, потому что он мне ничего не сказал раньше. Обычно мы делились друг с другом всем, что было на душе.

— На самом деле это будет только первое свидание, — сказал Паша, внеся ясность в происходящее. Щёлкнул левым поворотником и вывернул руль, перестраиваясь в другую полосу.

— Понятно. А у девушки имя есть? — поинтересовалась я.

— Её зовут Дина, — уголок его губ приподнялся ещё выше.

Судя по тому, как Паша пытался сохранять невозмутимое выражение лица, и по тому, что ему это не удавалось, Дина зацепила его гораздо сильнее других девчонок.

Мы свернули с проспекта на знакомую улицу, и я внезапно воспряла духом. Впереди уже угадывались очертания родного дома. Я и не думала, что так соскучилась!

— Ну, — улыбнулась я, — желаю тебе удачи на свидании с загадочной Диной.

Мы подъехали к кирпичному двухэтажному строению, и, поспешив, я покинула машину. Брат тут же рванул по своим делам. Немного помедлив, я осмотрелась. Здесь всё так, как я запомнила. Почти ничего не изменилось. И даже дышалось как-то легче… Я прикрыла глаза и вдохнула полной грудью аромат морозного воздуха, смешавшегося с запахом палёных листьев. Подумать только, в детстве я ненавидела это сочетание.

Уснуть сразу по приходу домой мне не удалось. Как только я вошла в пустой родительский дом, меня тут же одолели муки совести. Меня не было дома два с половиной года. В моём понимании это целая вечность, но видит Бог, я не могла сюда вернуться. Это было выше моих сил. И кто знает, сколько ещё мне потребовалось бы времени, чтобы заставить себя навестить родных, если бы не мамина на голову свалившаяся болезнь. Внезапно я поняла, насколько сильно соскучилась по этому месту, по этому старому дивану в гостиной. Когда мы были с Пашкой маленькими, то проводили с родителями там тихие вечера, смотрели телевизор, я рассказывала маме о мальчишках, которые нравились мне в школе, свернувшись клубочком и положив голову ей на колени. Я соскучилась по этой кухне, ведь на ней производились самые вкусные в мире блюда — от маминой руки, а этот деревянный стол, за которым собиралась вся семья, папа делал своими руками. Руки у него были золотые. Мы были счастливой семьёй, а потом, как сейчас помню — скандал, мама плачет, бьёт тарелку за тарелкой, говорит папе, что ненавидит его, а папа смотрит на неё пустыми глазами, в которых нет ни капли вины или сострадания. В тот же день он ушёл. Мне тогда было лет семь, а Паше — четырнадцать. Трудный возраст. Он всё понимал, был взрослым парнем, и той же ночью объяснил мне (а я понятия не имела, что произошло, только очень плакала, потому что испугалась криков и ругани), что у папы появилась другая тётя, а маму нашу он больше не любит. Вот тут и перевернулась моя жизнь впервые. Я возненавидела отца. Потому что, как можно любить человека, который предал другого твоего любимого человека? Он приходил к нам с братом ещё пару раз на праздники, но я с ним не разговаривала, просто замыкалась в себе и тихо играла в углу соседней комнаты, стараясь быть как можно более незаметной, а Паша в силу подросткового возраста только то и делал, что грубил и спорил с ним по каждому поводу. А потом у отца появился другой ребёнок, и мы стали ему попросту не нужны. Даже в тот момент, когда два с половиной года назад я нуждалась в помощи, когда я осталась опустошённой и одинокой, словно меня заживо выпотрошили, и с полной кашей в голове, он не сделал ничего. Я знаю, что Паша просил его о помощи, хоть я и была категорически против. И также я знаю, что его моя беда никак не всколыхнула.

Поднявшись в свою старую комнату, я улыбнулась. Мама до сих пор хранила коллекцию моих кукол Барби. На полу возле просторной кровати стоял семикомнатный кукольный домик в три этажа с розовыми колоннами и открытой террасой на самом верхнем этаже, где стоял круглый столик с бело-розовым зонтиком по центру и два шезлонга. Каждая кукла занимала своё место. На шезлонгах под «летним солнцем» нежились Барби и Кен в купальных костюмах (цельный купальник Барби с рыжими волосами был расшит блестящими изумрудными пайетками), темноволосая Барби, одетая в белую футболку и джинсы-варёнки, сидела в фиолетовом кресле возле детской кроватки, в которой лежал маленький пупсик, а над кроваткой возвышался светловолосый кукольный папочка. В кабинете за деревянным столом сидел Кен-бизнесмен с открытым синим ноутбуком. Вид его казался таким задумчивым. Барби-близняшки, облачённые в коктейльные платья, с заплетёнными высокими чернявыми хвостами сидели в гостиной комнате за барной стойкой, на которой стояла тарелка с пластмассовыми фруктами и винные бокалы, а три дамы в вычурных бальных платьях были усажены на высокие резные стулья, каждая из них держала в руке эксклюзивный веер, и видный джентльмен во фраке играл для них классическую музыку на белом рояли. Я опустилась на пол и поправила криво висящую картину в игрушечном доме. Эта коллекция имела для меня свой вес, ведь каждая из кукол была подарена мне любимым братом на день рождения. Начиная с моего пятилетия, и на протяжение последующих лет шести я получала в подарок от Паши оригинальную Барби или целую её семью.

Пока я рассматривала своих стареньких кукол, сидя на полу на корточках, почувствовала, как дикая усталость ломотой проникает в каждую клеточку. Протяжно зевнув и перебравшись на кровать, я свернулась калачиком и укрылась кремовым пледом — ощущения давно забытые — умиротворение и спокойствие. Я дома. И как я жила без этого больше двух лет?.. Закрыв глаза, я осознала — я давно пережила свою трагедию, и, по-моему, готова попытаться снова прижиться в родном городе.

Разбудил меня звук открывающегося дверного замка. Я так и уснула вчера, не поужинав и не переодевшись в пижаму. Дорога, переживания и нахлынувшие воспоминания сделали своё дело — я спала крепким сном медведя, ушедшего в зимнюю спячку. Подскочив с кровати, я попыталась пригладить взъерошенные белокурые пряди, и поняв, что получается ерунда какая-то, быстро сбежала по лестнице вниз. Паша уже хозяйничал на кухне. Воздух заполнил аромат свежемолотого кофе и горячих бутербродов, и я почувствовала, как заурчал мой желудок. Брат обернулся и наградил меня своей лучшей улыбкой. Такая улыбка означала, что его настроение находится где-то этаже на восьмидесятом.

— Доброе утречко, — сказала я, присаживаясь за деревянный стол.

Сквозь широкое окно на светлых стенах кухни отбивались лучи утреннего солнца, и солнечные зайчики мерцали в искреннем приветствии.

— Привет, соня, — ответил Паша, ставя передо мной кофе в моей любимой чашке с сердечками.