— Благодарю, — я тут же схватила её, сделала глоток и ойкнула. — Ай, горячий!

— Добавить молока?

— Я сама.

Я открыла холодильник и меня окутал запах настоящей еды. Вместе с молоком я достала яйца и сосиски, и начала взбивать омлет. Разогрев на печке сковороду, я вылила туда болтушку и накрыла крышкой. За время ожидания, стащила с тарелки горячий бутерброд и стала жадно его жевать, запивая сладким кофе. Всё это время Паша с нескрываемым удивлением смотрел на меня, а когда я разложила омлет на тарелки и принялась за его поглощение, наконец произнёс:

— Рад, что ты снова ешь.

— Это случается редко.

— Когда я приезжал к тебе в прошлый раз, ты едва ли могла проглотить целое яблоко, поэтому считаю, что это для нас большой шаг вперёд.

— Должно же когда-нибудь все наладиться. Возможно, сейчас самое время.

— Ты ещё связываешься со своим психотерапевтом?

— Только в крайних случаях.

Паша одобрительно кивнул и присел за стол, расколачивая сахар в своей чашке.

Сняв с печки готовое блюдо, разложила его на две тарелки и поставила одну перед братом. Поблагодарив, он принялся есть. Я села напротив, закинула ногу на ногу, отковырнула вилкой от омлета кусочек и положила в рот. Божественный вкус вызвал почти что восторг, и я быстро расправилась с едой. Я очень давно не чувствовала вкуса еды. Завтракали мы энергично и в полной тишине, которую первым нарушил брат.

— Я заезжал вечером, но ты так крепко спала, что вероятно даже не услышала, — сказал Паша, накалывая на вилку последний кусочек. — Поэтому не стал будить, решил, что тебе полезно отоспаться.

— Спасибо, я действительно устала вчера. Даже не заметила, как отключилась, — выпив свой кофе, я собрала со стола посуду и отнесла в мойку. Наливая моющее на губку, я, наконец, решилась спросить: — Как мама?

— Утром звонили из больницы. Сказали, что уже перевели в палату.

— То есть мы можем её увидеть? — с надеждой в голосе осведомилась я. Брат утвердительно ответил, и в этот момент, словно камень упал с души. — Тогда я быстро в душ, и выезжаем.

Тёплая вода подарила мне несколько минут блаженства. Ступив из душевой кабинки на пушистый зелёный коврик, похожий на свежую весеннюю траву, я обернулась полотенцем и принялась сушить длинные волосы. На укладку времени не было, поэтому, когда я закончила, светлые локоны буйными волнами упали на плечи. Я терпеть не могла, когда мои волосы так кудрявились, поэтому лучшим выходом из ситуации было завязать высокий хвост. За пять минут я натянула на себя белый кашемировый свитер, светлые джинсы и тёплые носки с рисунком в сердечко. Спустившись по деревянной лестнице вниз, я обула сапоги, влезла в чёрную зимнюю куртку, тщательно застёгивая змейку, обмоталась вязаным массивным шарфом и натянула на голову капюшон с меховой подкладкой внутри. Крикнула:

— Я готова. Нужно ещё заехать в магазин и купить маме фруктов.

— Я уже всё купил, — ответил брат. Паша вышел из кухни, на ходу набрасывая на себя серую парку, остановился, посмотрел на меня и хмыкнул. — Ты выглядишь, как воробей на ветке. Напыженый такой.

— Несмотря на то, что на дворе всего половина ноября, вчера на улице была жуткая холодина, сегодня я не хочу терпеть и мёрзнуть.

Мы вышли на улицу, и в лицо сразу же подул ледяной ветер. В подтверждение своих слов, я пробубнила:

— Вот-вот. Мне тепло, а ты мёрзни, если тебе так угодно. Шутник…

В машине, по дороге к больнице, я с любопытством поинтересовалась, как прошло вчерашнее свидание, на что Паша с улыбкой сказал «впереди только лучше». Что это значило, я понятия не имела. То ли всё прошло хуже некуда, и он на этом не стал зацикливаться, то ли эту парочку ждёт впереди второе свидание. Вдаваться в подробности я не стала, потому что видела, брат не особо настроен откровенничать. Только почувствовала щемящую грусть от того, что за последние два года мы с Пашкой сильно отдалились друг от друга. Мы ведь всегда были близки, искренни друг с другом. Несмотря на семилетнюю разницу в возрасте, мы… И тут я смутилась от того, что даже самой себе уже вру. В душе зародилось неприятное скребущее чувство, и я отвернулась к окну, наблюдая за мелькающими, остающимися позади, домами. Помните, я говорила, что все тайны мы делили пополам? Так вот это неправда. И первой этот негласный закон нарушила именно я, когда втайне от всех, в частности и от Паши, стала встречаться с его лучшим другом. Это было почти три года назад. На тот момент мне было семнадцать, и Денис, несомненно, был и остаётся моей первой и единственной любовью. Тогда при виде его моё сердце отказывалось ровно биться. Меня завораживали его тёпло-карие глаза, меняющие оттенок до почти чёрного, в зависимости от освещения и настроения; длинные чёрные ресницы; тёмные, слегка вьющиеся волосы, в которых так любили путаться мои пальцы, притягивая мужчину в сладком поцелуе. Его голос, низкий, но мелодичный, я была готова слушать вечно, и мне было совершенно не важно, о чём именно он говорил. Уже прошло больше двух лет после того, как я потеряла его, но в памяти по-прежнему всплывает его лукавая улыбка и глубокий взгляд, которые даже сейчас выбивают меня из колеи привычной жизни на несколько минут. Теперь мне остались лишь воспоминания. Такие тёплые, порой горячие… опасные… что моя израненная душа не выносила их наплыва. Ныла и заново сгорала каждый раз.

— Чего загрустила? — спросил Паша, паркуя БМВ, родом из 2000-х, на стоянке рядом с клиникой.

— Понимаю, что всё уже позади, но всё ещё беспокоюсь, — ответила я, выйдя из машины и случайно громко хлопнув дверцей.

— Так, сестрёнка, побереги моего верного коня, — с деланной строгостью проговорил Паша. — И перестань волноваться. Если я сказал, что с мамой всё нормально, значит так оно и есть.

Я напряжённо вздохнула, проследовав за ним по направлению к большому больничному зданию. Если бы ты знал, Паш… Если бы ты только знал.

Мама лежала в отдельной одноместной палате и, когда мы, нарядившись в белые халаты, вошли к ней, она дремала, а к её изящной руке от стойки с капельницами тянулись тоненькие трубочки. Вдруг она открыла глаза и при виде меня широко улыбнулась, смахивая слезу свободной рукой.

— Куколка моя.

Я быстро пересекла палату и крепко обняла её. Я так скучала. Мне так не хватало её любви и тепла. Мама, конечно же, приезжала ко мне, но, увы, это было не так часто, как нам обеим того хотелось бы.

— Мамочка, как ты? Я так испугалась за тебя! Паша как позвонил, бросила всё и помчалась на ближайший автобус, — я еле сдерживала слёзы. Видеть её в таком состоянии было очень тяжело.

— Всё худшее в прошлом, родная. Доктор, приятный человек, сказал, что теперь мне потребуется долгий курс реабилитации, — а потом она ахнула. — Погоди. Началась сессия, а ты здесь! А как же учёба, Кристинка? Ты ведь пропустишь зачёты, экзамены…

— Мама, — твёрдо прервала я её, не желая, чтобы она волновалась по пустякам. — Я всё решила, по некоторым предметам мне поставили автомат, остается всего пара экзаменов, их я сдам в срок. Не волнуйся, тебе сейчас этого не нужно. Экзамены сейчас это последнее дело, о котором нужно беспокоиться.

И всё же, мама ещё не раз за время нашего посещения, причитала об окончании семестра. Она неисправима.

Мы проговорили втроём около часа. Даже странно, что никто из медперсонала не указал нам на дверь. Вспоминали детские годы, делились приятными новостями, и я который раз делала вид, что моя жизнь начинает налаживаться. Но время пролетело слишком быстро, и Паша встал с кресла.

— Девочки, мне пора на работу, — он отставил стул к стене. — Кристин, поехали, я довезу тебя до дома.

Я покачала головой.

— Паш, мы с мамой не виделись четыре месяца. Поезжай на работу, а домой я доберусь на метро.

— Уверенна?

— На сто процентов. Брат поцеловал по очереди меня и маму и, ещё раз взглянув на часы, поспешил ретироваться.

Когда дверь за ним закрылась, мама погладила меня по руке.