На следующий день я назначил ей встречу в парке Горького, где обычно ошивалось много безразличных мимо проходящих людей, и она пришла. Не испугалась. Мы говорили много и обо всём на свете, много целовались, держались за руки. Я дурел от осознания, что это она — та, из-за которой я уже год как потерял возможность спать спокойно. Рядом со мной, в моих объятиях, с любовью смотрящая в мои глаза — всё она. В течение месяца мы просто наслаждались присутствием друг друга в личной жизни. Я с ума сходил, как хотел её. До одури и ломоты в каждой клетке. Каждый её взгляд, каждый жест, каждое прикосновение — сносили мне крышу. Хотел любить её в самом глубоком смысле слова, целовать, облизывать, чувствовать её под собой и вкушать её необычайно вкусный аромат. Она пахла ягодами и чем-то своим, неповторимым, тем, что действовало на меня сильнее всяких афродизиаков. Но никогда не давил, не настаивал. Ждал, пока решится сама.

Спустя месяц совместных прогулок, походов в кино и времяпровождений в кафе за разговорами, мы сидели у меня дома. Родители улетели в Грецию, и дом был в моём распоряжении.

Крис лежала на кровати, а я пытался что-то понять в документах, которые мне нужно было заполнить по работе. У меня ни черта не получалось. Как можно было сосредоточиться на делах, когда в такой доступной близости находилась самая желанная женщина, к которой нельзя прикоснуться, так, как хотелось бы? Ее хотелось заклеймить собой, навсегда привязать и сделать своей.

Желание лечь рядом было таким заманчивым, что в итоге я не удержался. Плюхнулся с разгона на кровать и сразу перекинул её податливое тело на себя. От неожиданности Крис засмеялась, и от переливающегося звука её звонкого смеха к паху прилила кровь. Контролировать себя рядом с ней становилось все сложнее. Сцепив пальцы на тонкой талии, притянул девушку к себе и рефлекторно потерся о нее выпуклостью в штанах. Крис медленно выдохнула. Склонилась к моему лицу и погладила пальцами по щеке. Ее робкий шепот коснулся моей кожи у виска.

— Поцелуй меня, Дэн.

Волна жара прошлась по моему телу, ударяя в самый пик возбуждения, и я накрыл ее губы своими. Провел языком по нежной коже, вызывая под ладонями сотни мурашек на ее коже, и углубил поцелуй. Тихий стон Кристины утонул в страстном порыве. Чувствуя, что ещё секунда, и я уже не смогу остановиться, резко отстранился, переводя дыхание.

Её взгляд потемнел, в уголках блестели слёзы от переизбытка эмоций. Я осторожно провёл пальцами по её лицу, и она прильнула ко мне.

— Безумно люблю тебя, Крис, — сказал я.

Открыто взглянув на меня, она ответила:

— Я тоже люблю тебя. Слишком крепко, чтоб спутать это чувство с чем-то еще, — а потом, наклонившись ко мне, чтобы снова поцеловать, шёпотом произнесла: — Так покажи мне тогда, насколько сильна твоя любовь… Люби меня по-настоящему.

И эти слова сорвали с моего железного терпения всякие тормоза.

Через некоторое время вся эта история с тайными встречами мне дико надоела. Скрываться было просто глупо и бессмысленно, так как отношения с Крис были для меня далеко не мимолетной интрижкой. Я отчётливо представлял наше будущее. Видел дом, окна которого выходят на пруд, а в нем — нашу с Кристиной семью. Большую собаку и пару детей…

— Мы должны перестать скрываться. Паша рано или поздно все равно узнает о нас, Крис. Лучше сделать это сейчас, не откладывая в дальний ящик.

— Нет, — Крис спохватилась, словно я предлагал ей что-то совершенно безумное, — давай ещё подождём. Пожалуйста.

— Я не понимаю, чего ты тянешь? — это был далеко не первый разговор на эту тему, но наши отношения длились уже больше двух месяцев, и я не видел смысла держать наши отношения в тайне. У нас было все, о чем может мечтать человек: безграничная любовь друг к другу, страсть, уважение. Только вот взаимопонимания не хватало… Её отговорки меня уже начинали раздражать, и я бешенным усилием воли подавлял в себе эти гнетущие эмоции.

— Дэн, мне семнадцать, — произнесла Кристина. — И ты знаешь, как Паша относится к парням, которые смотрят в мою сторону. Он их готов стереть в порошок. Я не хочу, чтобы вы ссорились из-за меня…

Каждый раз одна и та же песня. Паше придётся когда-нибудь подвинуться, как она не понимает? И, чем скорее это произойдёт, тем лучше, как для их взаимоотношений, так и для наших.

— Думаю, у меня с Пашей проблем не возникнет, — отчеканил я.

— А я думаю, что возникнет, — стояла она на своём. — Подумай, нас никто не поймёт. У нас большая разница в возрасте, мы…

Я её резко перебил:

— А ты её ощущаешь — разницу?

— Нет. Но речь не обо мне…

— Так, отлично. Это мы прояснили…

— … дело в том, что скажут родители, брат…

— Мне это надоело! Если нам хорошо вместе, не по хрену ли, кто и что скажет?

— Мне нет! Как ты не понимаешь?

— Значит, ты сделала ошибку, начав встречаться со мной. Я эгоист чистой воды, и мне насрать на чужое мнение.

Крис была зла, я видел это по выражению её лица, хоть и умело скрывала это. Она устало вздохнула и тихо сказала:

— Я знаю, что, несмотря на все ссоры, ты меня любишь. И хочешь об этом кричать. Очень ложное мнение, что счастье любит тишину. О нем хочется рассказать всем и каждому, — я знаю. Поверь, Дэн, я точно так же, как и ты, хочу быть с тобой безо всяких “но”. Через два месяца мне исполнится восемнадцать. Давай подождём до моего дня рождения, и тогда всем во всём признаемся.

— Нет, дорогая. Даю тебе неделю. Думай. Либо мы сделаем это вместе, либо я расскажу Паше обо всём сам.

Я не хотел этого. Не хотел расставаться. Я желал одного — чтоб вместе навсегда. Но Крис решила иначе. И в этом была моя вина тоже. Я слишком давил на нее, считая, что, несмотря на юный возраст, собственное “я” возьмет верх, и она наконец-таки начнет жить так, как ей хочется, а не так, как того ожидают другие. Я ошибся.

В течение недели мы созванивались несколько раз. Она часто сбрасывала мои звонки, игнорировала, но в итоге сдавалась, и мы болтали часами напролет, как ни в чем не бывало. Не приезжал правда, ссылаясь на завал на работе. На самом же деле просто давал ей время подумать наедине, да и к тому же мне самому нужно было остыть. Иначе мои нервы реально могли дать сбой. Я и так с ней разговаривал в прошлый раз довольно резко, несколько раз даже голос повысил, чего делать не хотел.

Но в один прекрасный день я ей просто не дозвонился. Сколько бы я ни пытался достучаться до Кристины, мои попытки были тщетными. Все сообщения, что я ей посылал, оставались непрочитанными. Сначала я разволновался — вдруг случилось что, поехал к ней домой, но Татьяна Ивановна развеяла мою тревогу в один миг:

— Кристина поступила в киевский университет, вот и уехала вчера.

Меня словно под дых ударили. Боль, что молнией прошибла, в гнев переросла, сжигая полностью все, что в душе было живое. Мне хотелось взорваться, высказать всё, что накопилось в душе за это время. Пробить стену кулаком, заорать, выпуская наружу жалящую боль. К чёрту! Твою ж мать!

Я резко развернулся, вышел со двора, с грохотом захлопнув калитку, прыгнул в машину и, вдавливая педаль газа до упора, понёсся по дороге.

Она ушла от меня. Тупо молча ушла. Даже объясниться не посчитала нужным. Чёрт, чёрт, чёрт! Я громко рассмеялся, глядя на себя в зеркало в салоне автомобиля, и ржал минуты три. Кретин. Идиот! Остановившись на обочине, я изо всей силы ударил кулаком по рулю и уронил голову от бессилия. Не зря она, выходит, не хотела никому рассказывать о нас. Так и похоронила нашу с ней сокровенную тайну, превратив то святое, что между нами было, в маленький грязный секрет, о котором я буду молчать. Она ведь того и добивалась.

Надежда на то, что Кристина успокоится, хотя бы возьмёт трубку и согласится обсудить наши разногласия, рассеивалась с каждым днём всё больше. Я названивал ей еще две недели. С завидной регулярностью — утром после сна, в обед и вечером. Но в ответ была тишина. В итоге, взбесившись ещё больше, когда мои звонки не дали никаких плодов, швырнул свой телефон в стену, и он разлетелся на кучу мелких запчастей.