Продолжали прибывать добровольцы — негодяи всех мастей, но Стасик больше не принимал их лично. Он приказал Зархаду зачислять всех вновь прибывших автоматом и размещать в свободных помещениях. Места пока хватало. Крепостная постройка была достаточно велика, плюс имелось обширное подземелье. В подземелье обитала Синара, но она могла и потесниться. В конце концов, зачем ей, мертвой, столько комнат и коридоров? У нее ни мебели, ни нарядов, ни слуг. Она не спит и не ест. Ей, по большому счету, и жилище-то не требуется.

В дверь постучали. Стасик замер, не торопясь отзываться. Когда стук повторился, и прозвучал более настойчиво, он подал голос:

— Кто там?

— Свои, — донесся из коридора голос Гамала.

Стасик отпер засов и распахнул дверь. В его комнату тут же шагнул старый алхимик, и Стасик вынужден был оперативно убраться с его пути. В руке Гамал держал миску, наполненную дымящейся кашей. Из каши выглядывала ручка деревянной ложки.

— Я гляжу, ты в свою роль великого властелина очень даже вжился, — проворчал Гамал, вручая Стасику тарелку. — Уже сам не можешь дотащить свою персону до кухни. Кушанья тебе не иначе как в покои подавай. А с ложечки не покормить, а?

— Зачем вы так? — обиделся Стасик. — Вы же знаете, что я ничего этого не хотел. Я мечтаю о покое.

— О вечном?

— Ну, в хорошем смысле.

Гамал окинул взглядом келью Стасика и сообщил:

— Покоя тебе не видать. Ты сумел настроить против себя много сильных людей. И не только людей.

— Меня подставили, — захныкал Стасик. — Оклеветали. Я ведь ничего плохого не делал.

— Необязательно делать что-то плохое, чтобы стать объектом всеобщей ненависти, — ответил Гамал и присел на край кровати. — Уж я это знаю по себе.

— Правда? — навострил уши Стасик. — Вы тоже пали жертвой клеветы?

Гамал никогда не делился с ним обстоятельствами своего прошлого и теми причинами, что привели его на нейтральную полосу. Похоже, именно сегодня старик решил излить душу.

— Можно и так сказать, — произнес он. — Когда-то я был молод и глуп. Прямо как ты. Молодость и глупость опасное сочетание. Я влюбился. Но моя возлюбленная отвергла меня и предпочла другого — более успешного и знатного юношу.

— Ого, — выдохнул Стасик. Ему трудно было представить себе влюбленного Гамала. Этот циничный старый козел был эгоистом до мозга костей. Но, возможно, в далекой молодости он был другим человеком.

— И что же было дальше? — с нетерпением спросил Стасик. — Ваш соперник оклеветал вас, да? Огульно обвинил в злодеянии?

— Не совсем, — признался Гамал. — Я терпеливо дождался их свадьбы, проник на кухню, где готовились угощения для торжества, и влил во все кушанья самого убойного яда, который сумел приготовить.

У Стасика отвисла челюсть. Такого поворота он не ждал.

— И? — пискнул он. — Вы ведь в последний момент предупредили всех, что пища отравлена? Да ведь? Да?

— Ну да, — фыркнул Гамал. — Нашел дурака. Зря я, что ли, три ночи возился с приготовлением яда, а потом подмешивал его в пироги и пунши.

— То есть, — силился понять Стасик, — вы отравили кучу народа?

— Семьдесят двух, если быть точным, — сообщил Гамал. — Плюс трех собак, семерых кошек и одного домашнего поросенка.

Стасик не верил своим ушам.

— Увы, но меня вычислили, — посетовал Гамал. — И мне пришлось бежать. Оставаться в империи я не мог. В Ангдэзии меня тоже не ждало ничего хорошего. Так я оказался на нейтральной полосе. Долго скитался по ней, пережил немало приключений, пока не оказался в этой крепости.

Он поднялся на ноги, похлопал Стасика по плечу, и подытожил:

— Мир несправедлив, мой друг. Он подчас немотивированно жесток с невинными, и все спускает с рук мерзавцам. Такова уж сущность бытия.

— Постойте, — сказал Стасик, — это вы себя, что ли, называете невинным? Просто мне показалась, что вы сравниваете нас двоих, и находите между нашими судьбами некое сходство.

— Так и есть, — подтвердил старик. — Мы с тобой оба пострадали ни за что.

— Нет-нет, — замотал головой Стасик. — Вы пострадали за дело. Вы убили семьдесят человек. Хладнокровно. Умышленно. С полным осознанием творимого злодейства. Вы зверь! А я ничего подобного не делал.

— Какой же ты, все-таки, мелочный эгоист, — покачал головой Гамал. — Не ждал от тебя подобного. Я был уверен, что ты поймешь совершенную в моем отношении несправедливость и проявишь сочувствие.

— Какая несправедливость? — чуть не закричал Стасик. — Вы же убили кучу народа.

— Ну и что?

— Да как — что? По-вашему это все ерунда?

— А что мне пришлось все бросить и бежать в чужие края, это, по-твоему, ерунда? — в свою очередь спросил Гамал. — Меня ждала блестящая карьера. Я был лучшим выпускником своего курса. Сейчас бы я занимал высокий пост в Черном Ургорте. Возможно, был бы личным алхимиком императора. Но меня лишили всего этого.

— Да вы же убили семьдесят человек! — завопил Стасик, стремясь докричаться до совести Гамала. Но он старался зря. Если у старика и была когда-то совесть, она давно атрофировалась за годы бездействия.

— Вижу, мы не найдем общего языка, — решил Гамал и направился к двери. — Когда-нибудь ты меня поймешь. Мудрость приходит с возрастом. Иногда. Правда, чаще бывает, что не приходит вообще.

— Вы же семьдесят человек вынесли! — крикнул ему вслед Стасик, но дверь за стариком уже захлопнулась.

Стасик рухнул на кровать и схватился за голову. Он давно подозревал, что Гамал происходит из темной империи, но не думал, что злодейские принципы сидят в нем до сих пор, и не выветрились даже за годы изгнания. Эвон чего придумал — несправедливо с ним обошлись. Не облысей Стасик после купания в луже магических отходов, у него непременно встали бы дыбом волосы. Этот милый дедуля отравил семь десятков человек, притом, по сути дела, ни за что. Просто потому что девчонка, на которую он положил глаз, предпочла другого кавалера. И самое ужасное заключалось в том, что поехавший дед не видел в своем поступке ничего плохого. Наоборот, считал себя невинной жертвой.

Вот как работали головы у злодеев. Если он стремится стать темным властелином, ему придется превратиться в такого же бездушного и бессовестного негодяя. Стасик сомневался в том, что у него получится. Он не отказался бы побыть грозным владыкой, но чтобы при этом не пришлось творить никаких зверств и мерзостей. И еще чтобы ему наконец-то выдали гарем прекрасных эльфиек.

Он поднялся с кровати, подошел к столу, поднял с него миску с кашей и стал механически загружать кушанье в рот. Он не чувствовал ни вкуса пищи, ни ее запаха. С тех пор, как Гамал отключил ему половину органов чувств, в жизни Стасика убавилось одной радостью. Прежде он любил вкусно покушать, особенно уважал всякие дико вредные лакомства, вроде соленых орешков, чипсов или фисташек. Теперь и об этом можно было забыть. То есть, ему и сейчас никто не мешал грызть фисташки, но какой в этом смысл? С тем же успехом он мог бы полакомиться и козьими шариками.

Стараясь не думать о том, что в его жизни, считай, и радостей-то не осталось, Стасик покончил с безвкусной трапезой и понес пустую тарелку на кухню. Там он никого не застал, и просто присовокупил свою миску к целой горе грязной посуды. Кто будет мыть все это, Стасик не знал, но радовался уже тому обстоятельству, что не он. Все-таки он темный властелин, а не посудомойка. Хотя и посудомойкой ему поработать довелось. И не абы где, а на кухне черного замка, под руководством ужасающей из кухарок.

Возвращаться в свою комнату не хотелось. Там было скучно, а сон не шел к Стасику. Тогда он рискнул выглянуть наружу, и был буквально потрясен теми переменами, которые претерпела крепость. Еще этим утром древняя цитадель лежала в руинах и являла собой жалкое зрелище. К вечеру все изменилось. Вокруг резиденции нового темного властелина поднялись высокие толстые стены. Все угловые башни были на месте. Двор полностью очистился от обломков. Теперь его заполняли палатки и шатры стянувшихся в крепость гоблинов.