Но главное, что особенно понравилось Рейгану: участие в учениях приняли главы государств и правительств. Рейган, видимо, вспомнил свои актерские времена и в течение всех пяти дней в основном самозабвенно играл роль верховного главнокомандующего. Он был таковым по конституции, но, по существу дела, лишь формально, фактически передоверяя решение военных вопросов министру обороны и объединенному комитету начальников штабов. Теперь же он в основном выслушивал рапорты и принимал псевдовоенные решения. Он (как и другие главы государств) заблаговременно утвердил сценарий подготовки и проведения операции, который был строго секретным документом и стал доступен для исследователей лишь в наше время[494].
Согласно сценарию, который был известен только единицам, «оранжевые» (предполагаемый противник, то есть СССР) совершали нападение на «голубых» (страны НАТО) 6 ноября. Основные силы «голубых» вступали в военные действия на следующий день. «Оранжевые» начинали химическую атаку, которая значительно ухудшала положение противника, а в конце первого дня учений начиналось применение ядерного оружия.
Итог учений сценарием не рассматривался. Все находилось в зависимости от характера принимаемых решений и действий на различных уровнях, согласования этих действий между главами государств и правительств и их военными руководителями и т. д.
Рейган никак не предполагал, что в советском руководстве учения примут за начало подлинной ядерной войны против СССР. Но среди высокопоставленных советских деятелей явно были таковые, особенно в руководстве КГБ. Советские разведчики, находившиеся на Западе, в частности ведший двойную игру и являвшийся тайным агентом американских спецслужб О. А. Гордиевский, руководивший в Лондоне советской резидентурой, пытался довести до сведения своего руководства, что речь, безусловно, идет только о военной игре. Ему, однако, было сделано внушение в том смысле, что разведка должна сообщать факты, а не выражать собственное мнение[495].
Некоторые авторы считают, что во время учений «Опытный лучник» мир приблизился к ядерной войне почти так же вплотную, как во время кубинского кризиса 1962 года[496].
На впечатлительного Рейгана учения оказали глубокое воздействие, но не в том смысле, как полагали некоторые, действительно настроенные на войну американские военные. Ему докладывали и в ходе учений, и непосредственно после них, что в СССР крайне опасаются американского ядерного удара, что часть советских лидеров воспринимает учения как начало мировой войны, инициированной американской стороной[497].
Правда, министры и советники в основном докладывали ему, что Андропов и другие коммунистические лидеры не верят, что США собираются совершить нападение на СССР, точно так же, как не намерены сами начинать войну. На это, в частности, указывал Дж. Шульц в своих мемуарах: «Несмотря на “военную тревогу”, я действительно не верил, что Советы предполагают военное столкновение с нами»[498]. Шульц, политик опытный и знающий, высказывал даже предположение, что распространяемые в Вашингтоне слухи о том, что США готовятся нанести превентивный ядерный удар по СССР, ставили целью поссорить Рейгана с руководителями западноевропейских государств, настроенных в пользу мирного сосуществования с СССР. Любопытно, что противоположную точку зрения высказывали именно руководители силовых ведомств.
Так, Роберт Гейтс, в то время заместитель директора ЦРУ, позже писал, что советские лидеры с их особым, «асимметричным образом мышления, по всей видимости, верили, что во время “Опытного лучника-83” было возможно американское нападение»[499].
Президент прислушивался к обеим точкам зрения со всеми их многочисленными нюансами, но больше доверял собственным чувствам и настроениям. А таковые не просто часто менялись в зависимости от характера поступавших донесений, но чуть ли не раздваивались. При этом, однако, общим направлением чувств и размышлений все больше становились отвращение и ненависть к самой мысли о возможности ядерной войны.
10 октября Рональд посмотрел фантастический телевизионный фильм «На следующий день», в котором рассказывалось о ядерной атаке на американский город Канзас и о том, какие ужасы там происходили после атаки. В своем дневнике он записал, что фильм произвел на него такое впечатление, что он «впал в депрессию»[500].
Незадолго до учений, в конце октября, Рейган посетил проходившее в Пентагоне совещание высших воинских чинов по вопросам возможной ядерной войны. Согласно мнению министра обороны Вайнбергера, президент «проявил глубочайшее отвращение к самой идее ядерной войны… Эти военные игры напоминают ужасные фантастические события, которые сопровождают такой сценарий»[501]. Как видно, Рейган все еще находился под впечатлением фильма, просмотренного за три недели перед этим. Сам же Рейган в своих воспоминаниях, объединяя это посещение и то, что он наблюдал в так называемом «ситуационном зале» Белого дома (специальном подземном помещении, созданном еще при Франклине Рузвельте во время Второй мировой войны), откуда он руководил учениями, писал, что это был для него «самый отрезвляющий опыт»[502].
В тех же воспоминаниях Рейган констатировал: «Три года научили меня некоторым удивительным вещам относительно русских. Многие лица на вершине советской иерархии действительно боялись Америки и американцев. Наверное, это не должно было меня удивлять, но это было не так. Во время первых моих лет в Вашингтоне многие из нас, в администрации, считали само собой разумеющимся, что русские, подобно нам, считают немыслимым, что Соединенные Штаты могут нанести против них первый удар. Но чем большим был мой опыт общения с советскими лидерами и руководителями других государств, которые знали их, тем больше я начинал осознавать, что многие советские официальные лица боялись нас не только как противоположную сторону, но и как агрессоров, которые способны обрушить на них ядерное оружие в качестве первого удара. Но если дело было именно в этом, я тем более стремился к личным встречам с советским лидером, чтобы убедить его, что мы не покушаемся на Советский Союз и что русским нечего нас бояться»[503].
Сходной точки зрения придерживался Добрынин: «Что касается ядерной войны, то советское руководство и высшее военное командование считались с такой возможностью. Они были убеждены, что большой военный конфликт между СССР и США, если он произойдет, неизбежно приведет к применению ядерного оружия… Надо сказать, что президентство Рейгана вызвало у нашего руководства, в частности лично у Андропова и Устинова[504], впечатление и даже убеждение в том, что новая администрация США активно готовится к возможности ядерной войны»[505].
Подобные настроения распространяла среди населения СССР вся тоталитарная пропагандистская машина, одновременно убеждая в том, что руководство страны, как и весь советский народ, мечтает о мире, что в общем-то соответствовало действительности. В результате возникали широко распространенные опасения, что поджигатель войны Рейган может начать неспровоцированную ядерную войну против СССР. Такого рода настроения отражал широко циркулировавший анекдот того времени: на вопрос, будет ли новая мировая война, звучал ответ: «Будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется».
