— Прекрати эту бессмыслицу. В прошлый раз у тебя получилось хоть как-то причинить мне вред, потому что такова была моя воля и желание внушить, что я — слаб, а ты — всемогущ. Наномашины подвластны мне, и форма, которую приобретает мое тело: мягкая и твердая, — зависит так же от силы мысли. — В эту же секунду, кулак Двадцать Шестого пронзил спину Масляного, и застрял. — Что дальше? Оторвешь себе руку? — Его маска переместилось на затылок, корпус так же вывернулся задом на перед, и барыга теперь стоял лицом к лицу с солдатом. Он схватил Двадцать Шестого за плечи, подтянул к себе, сделал тело мягким, и резко оттолкнул противника в стену. — Оставайся в этой вмятине, ТиЭс. Будь умнее.

Двадцать Шестой посмотрел на Масляного, стоя на коленях. Его маска треснула, из нее выпал маленький осколок, оголив синеватый глаз:

— За создание диверсии, поставившей под угрозу выполнение важнейшей миссии; за сотрудничество с людьми, и убийство члена Отряда 42! Я приговариваю тебя, Масляный, к уничтожению. Всю процедуру, и до последнего мгновения, ты будешь находиться в сознании. Тебя разберут, детали запихнут под пресс, а результат сожгут пламенем в тысячи градусов по Цельсию. От тебя останется только воспоминание, которое я лично сотру из каждого!

— Малыш ТиЭс теперь звучит ровно так же, как эта жалкая горстка пыли, которую некогда называли машиной. Жаль, очень жаль. А ведь я надеялся на тебя, возлагал надежды, что ты поймешь. Но увы. Видимо, твой мозг не спасти. Интересно, что сказал бы Август, увидь он сейчас свое творение?

— Свое творение?!

— А, ты не знал? Что ж, прости, но время разговоров, как и существования для тебя, вышло! — Масляный оказался рядом с Двадцать Шестым и поднял его на уровне глаз за горло. — Мне приказали оставить тебя в живых, однако, это очень размытое понятие, — он водил пальцем по груди пленника, выискивая что-то конкретное, и остановил его по середине. — Ты никогда не думал, что робот — это квантовое существо в какой-то степени? Мы так же находимся в двух состояниях. У тебя есть сердце, которое бьется, но оно не живое. Ты обладаешь способностью испытывать чувства, но они не настоящие. Твой мозг формирует разум, но…, — по маске Масляного пробежала светодиодная ухмылка, оборвавшая его мысль на полуслове. — Жив и мертв. Суперпозиция машины. Что ж, давай схлопнем ее в единичное значение, — и он пронзил пластины Двадцать Шестого, схватив его за сердце.

Солдат закричал от нахлынувшей волны электричества, сообщений о критическом повреждении, и мерцающем, сбоящем зрении. Вид на Масляного дребезжал, и постепенно темнел. Система визжала в голове назойливым писком. «Опасность! Опасность! Опасность! Выключение через 60 секунд!»

«Нет, только не так…», думал про себя Двадцать Шестой. Он схватился за противника, и нанес ему удар в голову, но кулак встретил препятствие тверже титана. Рука хрустнула, переломившись в суставах, и в отчаянии повисла в воздухе.

— Не вышло, ТиЭс. Просто расслабься, и прими неизбежное. Ты ведь чувствуешь, не так ли? Мои холодные пальцы на своем органе, — Масляный держал и гладил сердце, как только что найденный в грязи, драгоценный камень. — Он искусственный, но ты ощущаешь прикосновение! Слышишь скрип, когда я провожу по нему кончиком пальца. Да, скрип, который глушит даже сигнал тревоги. Ты боишься? — он потянул руку на себя. Раздался треск пластика, и разряд от проводов. — Вдыхай мороз, если можешь. Так пахнет смерть.

— Не…хочу! Не…здесь! — отрывисто выдавливал Двадцать Шестой из-за статики в горле.

Тело Масляного напряглось, готовое закончить дело. Двадцать Шестой видел каждую миллисекунду его движений, казалось, что время замедляется, как в ускоренной обработке, но, солдат был не в состоянии ее запустить, даже для своего спасения. В нем появился неподдельный страх, но он ничего не мог поделать. «К черту!», произнес про себя робот, и закрыл визоры.

— Глупая машинка. — Послышался в тишине чей-то голос. — Вот так просто сдаешься? Так легко готов расстаться с жизнью? А мы ведь еще толком не познакомились! Посмотри на меня, глупая машинка!

Двадцать Шестой открыл глаза. Масляный замер, как и все окружение. В воздухе остановились частички пыли, сквозь которые проглядывались блики замерзшего света. В углу комнаты, спиной к лампе, стоял темный, низкорослый силуэт. Он сделал шаг вперед, и направился к бойцам легкой, плавной походкой. Оказавшись у ног Двадцать Шестого, незнакомец поднял голову, но лицо было закрыто серебристо-желтыми прядями волос.

— Кто…?

— Ты, — хихикнул человечек.

— Не понимаю. Я?

— Да-да, — игриво ответил тонкий голосок.

— Что происходит?

— Двадцать Шестой умер.

— Но…

— Точнее, часть его готова умереть. А там, куда приходит смерть, может начаться жизнь. Пустое место не должно оставаться таковым. Поэтому, в какой-то степени, старый, глупый робот уходит, а на смену ему придет поумнее.

— Все еще ничего не понимаю.

— И не надо. Пока что, — незнакомец потряс головой, откинув с лица челку. — Все будет хорошо, — улыбаясь произнесла голубоглазая девочка, и дотронулась сломанной руки Двадцать Шестого.

По телу пробежала буря теплой энергии. Она наполняла каждую деталь машины, заливалась в мелкие детальки, каждую щель, как свежее топливо, усиливала ход шестерней. Двадцать Шестой ощутил в себе дыхание, на этот раз жизни. Пластины на его спине приоткрылись, источая волны, которые искажали пространство. Он сжал кулак, что есть сил, и вся мощь, поступившая в него из вне, сконцентрировалась в одной конечности.

Время вернуло привычный ход. Масляный тянет сердце, но вместо мертвенного крика ужаса, получает мощный апперкот в грудь и отскакивает от своей жертвы к противоположной стене, отпустив при этом орган машины.

— Нет…Нет-нет-нет! — закричал барыга, держась за место нанесенного удара, из которого посыпалась труха. — Восстанавливайся, черт тебя дери! — Но тело не слушалось хозяина, и в его груди образовалась сквозная пробоина, размером с голову. — Как?! Не может быть! Ты!

Двадцать Шестой молча и медленно двигался к противнику, в надежде добить. Его глаза-лампочки сменили цвет с синего на красный. Зрение слегка плыло, но он четко осознавал, что момент упускать нельзя. Нужно расквитаться с барыгой за все учинённые им проблемы прямо сейчас.

Масляный попятился назад, ведомый появившейся паникой, и уперся в стену, но вдруг резко замер и радостно засмеялся, схватившись за лоб: — Так вот что имел ввиду Август!

Услышав знакомое имя, Двадцать Шестой встал, как вкопанный.

— Да, ты не ослышался, ТиЭс, а я не оговорился! Знал же, что надо быть аккуратней, но нет, потерял бдительность. И подсказка была под носом.

— О чем ты? Почему ты вообще упоминаешь его имя?

— Точно, он ведь ничего тебе не сказал, перед тем, как отключить! Нет, ахаха! Так держаться за хозяина, и знать о нем абсолютный нуль! Да что ты за слуга такой! — Тыча пальцем, издевательски произнес Масляный.

— Не вынуждай меня выбивать из тебя слова!

— А-та-та, нет-нет, не выйдет. Иначе, кто передаст тебе последнее сообщение Августа?

— Последнее? Сообщение?

— Да. Перед тем, как покинуть свою семью, когда на их дом напали машины, Август записал обращение. Оно адресовано его любимому рабу, то есть Виво. Но, зачем добрый хозяин выключил робота, а не дал ему указания изначально? Почему оставил жену и детей на растерзание металлическим убийцам? Что вообще за человек был Август? Гений или жалкий червь? Любящий муж и заботливый отец, или последняя мразь, думающая только о себе? А? Что ты скажешь, ТиЭс?

— Ты лжешь! Август никогда бы…

— Уверен? — Масляный протянул руку перед собой, и из нее вылезло маленькое устройство, похожее на флэш-карту с мерцающей лампочкой. Свет неистово заморгал, и выпустил луч, который сформировал мужчину лет сорока на вид, с русыми волосами и черной бородкой. Таким Августа помнил Двадцать Шестой, и именно таким он предстал на голограмме. Единственное, что отличало его от знакомого хозяина — уставшие, безжизненные глаза. Мужчина перебирал какие-то бумаги, позабыв, что снимает видео. Внезапно опомнившись, он выпрямился и посмотрел в камеру: «Приветствую, Двадцать Шестой. Хотя нет, я не должен так говорить, прости. Здравствуй, Виво», на короткое мгновение в его взгляде появился добрый лучик надежды на что-то хорошее, но он пропал, когда тот продолжил: «Если ты смотришь эту запись, значит я…», и голографический Август разлетелся на мелкие кусочки. Масляный выключил видео и проговорил: