— Поехали, — согласился Шестнадцатый, спустил сцепление и надавил на педаль газа.

К середине маршрута, когда слева показался Центральный Парк, а значит до Робохауса осталось от силы двадцать минут езды, напарник завернул за угол и припарковался у местного магазинчика деталей. Он стиснул руль так, что резина на нем протяжно заскрипела, и резко ослабил хватку, стукнул ладонями по обивке, будто морально приготовился к чему-то, и молча вышел из машины. Шестнадцатый скрылся в дверях торговой лавки. Первое мысль, что посетила меня, была связана с побочным эффектом от гемо. Неужели началось? Прошло ведь всего ничего. Рипп говорил, что ситуация под контролем…Чертов лжец.

Начинающаяся непогода напомнила о своем вступлении в обязанности снизившейся яркостью окружающей среды. Небо наполнила свинцовая тяжесть, а на улицах, неуверенно, замерцали вспышки неона, принявшие наступившую пасмурность за приближающуюся ночь. Едкая тишина салона, сменилась умиротворительной барабанной дробью первых капель по лобовому стеклу и кузову авто. По окнам заструили ручейки воды, превращаясь в бурные, миниатюрные потоки. Через пару минут, дробь сменилась шипением ливня, застелившим узкие улицы, и широкие проезжие части. За пределами вытянутой руки, не было видно ничего, кроме белесой, с примесью бирюзы, стены стихии. Но, где-то вдали, я заметил темную, бесформенную фигуру. Она стояла неподвижно с запрокинутой головой и протянутой перед собой ладонью. Насколько это было возможным, я расслышал звонкий удар, что-то упало на асфальт, и зевака направился к ДеЛореану, открыл водительскую дверь и уселся на сиденье.

— Шестнадцатый? — его корпус напоминал решето, по которому беспрерывно стреляли из автомата пневматическими пульками. Маска треснула в нескольких местах, а из оторванного пальца сочилось масло. — Что…это из-за гемо?

— Не важно, — отстраненно ответил он. — У тебя есть какие-то дела?

— Да, мне нужно было сделать самопроверку на наличие багов, но сейчас есть вещи по важнее.

— Двадцать Шестой, послушай, если что-то запланировал, то бери и делай. Я залатаю пробоины, в магазин заходил как раз за этим. Но, раз хочется что-то сказать, то буду ждать тебя в «Шальной Шестерне», — не поворачиваясь ко мне, предложил напарник.

— Где? Шестерня? Которая Солидная? Злачное место?

— Да, там.

— Но зачем?

— Не спрашивай. Просто приходи туда, как закончишь. Буду ждать. А теперь выходи, — он нажал на кнопку справа от руля на приборной панели, и пассажирская дверь ДеЛореана со скрипом отворилась.

Я понял намек, и послушно повиновался. Перед тем, как оставить напарника в его «одиночной камере», добавил: «Через час увидимся». Он, как-то странно, кивнул несколько раз в ответ, и резко тронулся с места так, что меня слегка откинуло в сторону, и не получилось проследить за маршрутом движения. Но в паре метров, на повороте, заскрежетал металл, вперемешку со звуками падающих камней. Я тут же бросился на место аварии, и обнаружил оторванную дверь автомобиля с разнесенной стеной кирпичного здания.

— Сохрани себя до нашей встречи, партнер, — прошептал я вслед красным огонькам задних фар транспорта Шестнадцатого, которые мчали вдаль, и растворялись за завесой бушующей грозы.

Раз уж я остался без колес, значит двадцать минут до дома — неактуальные данные. Глядя на залитые улицы, стало жаль, что в мою комплектацию не был добавлен водооталкивающий элемент, или какой-нибудь щит. В лавке запчастей, продавец любезно продал мне клеенку. Перед тем, как расплатиться, я поинтересовался, что купил предыдущий посетитель. Ему не хотелось отвечать, но две цифры на моей шее, заставили его быть сговорчивее: «Да ничего особенного. Пару шестерней, разный металлолом, да литр гемо. Вид у него был довольно плачевный, но сыворотка быстро на ноги поставит. А вам какое дело? Преступник какой что ли?! Меня отправят в Рифордж?!» Хотелось бы сказать, что не о тюрьме по изменению сознания стоит волноваться, а о той жиже, которую он так любезно продает. Хотя, это обе стороны, одной гнилой монеты. Тем не менее, клерк был весьма доволен, когда не услышал ответа на вопрос, но увидел мою спину, отдаляющуюся от кассы.

Погода сбавила обороты, и оставила после себя легкую морось дождя, и кучку рваных туч, сквозь которые можно было разглядеть лиловые краски небосвода и блеск первой звезды. Я накинул пленку на плечи, прикрыл голову своеобразным капюшоном, и отправился к Робохаусу по придорожной обочине. Автомобили мчались на полной скорости рядом со мной, не обращая никакого внимания на пешеходов. Литры луж, то и дело прилетали прямо в маску, заливали все тело холодной жидкостью, что приходилось прогревать корпус горячим паром. По многим зданиям уже начал расползался неон, окутывая монолиты, как удав несчастную мышь. Но город горел слабо, напоминая существо полное сил, которое не в состоянии выплеснуть энергию наружу. Кика-Йорка молили о приходе ночи, чтобы вспыхнуть разноцветными огнями. На мой взгляд, это придавало особой атмосферы в данной ситуации: легкие капли дождя ритмично стучат по капюшону; неон потрескивает на вывесках, как струнный инструмент; шум разлетающихся во все стороны луж, шипит, как скребок по тарелке на барабанной установке, а туман окутывает улицы, как голос певца в ночном баре. В мыслях всплыла музыка, придуманная давным-давно одной угнетаемой расой, но название жанра настолько древнее, что оно не сохранилось базе данных, но ощущение живо до сих пор.

Магия развеялась, когда в дальней части парка, показалась черная крыша Робохауса — единственного районного здания, не поддающегося влиянию светящихся газовых трубок. Он стоял надгробной плитой, как символ неживого. Муравейник, наполненный главным оружием механического общества — солдатами из Отряда 42.

У входа меня остановил сторожевой бот и потребовал пропуск; метки на шее ему всегда недостаточно, будто кто-то иной осмелится притвориться жителем этого общежития. Я протянул ладонь, и прикоснулся к сканеру на корпусе охранника; в его глазах-мониторах зашипели помехи, после чего вывелось изображение, подтверждающее, что перед ним не самозванец. Дверь позади него распахнулась, и бот любезно позволил пройти.

Представься возможность, я бы никогда не выбрал Робохаус местом проживания. Несмотря на то, что по меркам фантастов, сейчас далекое будущее, данные апартаменты являли собой смердящий отголосок прошлого. Тусклый, желтоватый свет коридоров, исходящий от древних лампочек, постоянно мерцал, готовый потухнуть в любой момент; обшарпанные куски видимых стен, с ободранными обоями, за которыми проглядывались бетонные внутренности настолько «крепкие», что любая крыса прогрызла бы их без особых усилий. По левую и правую сторону, находились квартирки, если можно их так назвать. Дверки каждой, довольно плотно прилегали друг к другу, дабы в одном здании вмещалось, как можно больше комнат. Никакого лифта. Если обустроился на самых верхних этажах — иди пешком по лестнице. Особой атмосферности, добавляло полное отсутствие окон. В таком гробу, приходилось существовать каждому из Отряда, в перерывах между миссиями. По классике, не устаревающей с эпохи человечества, элитные войны живут в трущобах.

Мое жилище размещалось на пятнадцатом этаже. Номер «тысяча девятьсот девяносто один». Это был матово-черный, полый куб, достаточного размера, чтобы поместить внутри одну док станцию в виде кровати, прямо посередине. Ничего другого, по меркам главкома, нам и не нужно. Однако, модернизировать никто не запрещал, поэтому я проделал в стене маленькое окошко и повесил рядом с ним зеркало, не знаю зачем, но периодически у меня возникало желание смотреться в него. Справа от стекляшки, что-то рябило салатовыми буквами.

Понятно, подумал я, прочитав цифровое сообщение, оставленное Спайком. Обещал ждать дома, а сам ушел на прогулку. Ладно, так даже лучше. Сейчас настрой не для разговоров с кем-либо.

За окном послышался затяжной писк. Я поднял затворку и немного удивился представшему феномену. Снаружи летал баннер в полкилометра, с анимированной черепушкой Лидера, из которой доносилась короткая, повторяющаяся речь: