Когда доктор отменил лекарства, и я окончательно пришла в себя, то с удивлением узнала, что Стиан освоил все премудрости родительства, которыми я сама до конца так и не овладела, да ещё и успела позабыть. Пелёнки, распашонки, подгузники, детские смеси, бутылочки, пустышки, погремушки, массажи, купания – Стиан знал всё об этом и даже больше. Пока я была не в себе, он как прилежный ученик усвоил всё, чему его научили двоюродные сёстры, и теперь самостоятельно ухаживал за Лорейн. И, судя по тому, что я наблюдала, ему это ужасно нравилось. Такого любящего и заботливого отца я ещё никогда в жизни не видела. Вернее, видела самого Стиана, когда он гулял и играл с Жанной. Ещё тогда я подумала, что он просто потрясающий отец. Стало быть, чутьё меня не обмануло, когда ещё по дороге из Жатжая в Санго я страстно захотела родить от него ребёнка.
Видя, что я уже здорова и явно не опасна для себя и детей, Шела разрешила Жанне жить у нас четыре дня в неделю. Малышка так рвалась понянчиться со своей младшей сестрёнкой, что уже никто не мог её от этого отговорить. Жанна целыми днями увивалась хвостиком за Стианом, наблюдая, что он делает с Лорейн. Стоило ему уложить Лорейн в кроватку, Жанна тут же начинала петь ей детские песенки и колыбельные, когда она просыпалась – Жанна раскладывала вокруг неё игрушки и погремушки, а потом и сама играла с ней, рассказывая между делом сказки. А когда Лорейн начинала плакать, Жанна пулей мчалась к Стиану, чтобы он поменял подгузник. В общем, моя девочка была под надёжным присмотром, а я всячески присматривала за Жанной. Заплести косички, одеть, накормить тем, что приготовил нам всем Стиан, отвезти на дошкольные занятия – это мне было по плечу. Всё-таки с шестилетними девочками куда проще, чем с новорождённой.
– Я связался с твоим адвокатом в Фонтелисе, – поведал мне Стиан, когда держал на руках Лорейн и кормил её из бутылочки. – Он подал в суд иск против Сураджа по делу о клевете. Скоро должно состояться первое слушание. На заседание я поехать не смогу, но твой адвокат сказал, что это и не нужно. Как мой представитель он решит все вопросы сам.
– Как твой представитель? – не сразу поняла я.
– Конечно. Это же я подаю на Сураджа в суд. Он порочит честь моей семьи, порочит мою жену, безосновательно заявляет свои права на мою дочь. Пусть отвечает за свои слова. И заплатит моральную компенсацию. После того, что с тобой случилось, я не сбавлю сумму иска ни на процент. И дело вовсе не в деньгах. Он причинил достаточно зла нам с тобой. Но портить жизнь Лорейн я ему не позволю.
Мой защитник был полон решимости довести начатое до конца, но судебная тяжба с Сураджем затянулась на многие месяцы. Позиция Стиана, что он мой законный муж и все рождённые мною в браке с ним дети по закону только его, у аконийского суда не вызвала понимания. Адвокат Сураджа на полном серьёзе требовал, чтобы я явилась в Фонтелис и под присягой поклялась, что никогда не состояла в интимных отношениях с бывшим сатрапом.
Я прекрасно понимала, что все мои клятвы не возымеют законного веса, и меня просто хотят в очередной раз публично опозорить. Поэтому никуда ехать я не стала, зато вспомнила, что в моей новообустроенной на месте старого гардероба фотолаборатории есть проявленные плёнки с портретами жён, наложниц и служанок Сураджа. Целый каталог красавиц так и остался невостребованным. А где теперь сами эти красавицы, как сложилась их судьба после того, как господин оставил их на произвол судьбы, я даже не могла представить. Зато в моих силах было напомнить ему о брошенных женщинах и показать всему миру, какой Сурадж бессовестный мерзавец, раз отнимал дочерей у старосарпальских семейств, лишь бы собрать свой гарем, который в итоге вероломно оставил вместе со всеми женщинами, что верили ему, любили его, но были им преданы.
Так я издала альбом портретов гаремных див и одновременно устроила выставку под названием "Женщины Старого Сарпаля". Пока Стиан между сменой подгузников и приготовлением детских смесей успел написать лишь полглавы своей будущей книги, я смогла пополнить наш семейный бюджет гонораром на кругленькую сумму. Среди читающей тромской публики всегда был интерес к романам о гаремной жизни, но только я сумела приоткрыть завесу тайны и показать людям, как старосарпальский гарем на самом деле выглядит. Добавив к иллюстрациям свои воспоминания о гаремном распорядке жизни, нравах и самих девушках, я смогла издать настоящий бестселлер.
После публикации книги о самых красивых женщинах Старого Сарпаля, меня засыпали предложениями о работе известнейшие модные дома Флемсера. Я поняла, что могу вернуться к привычному ремеслу, да к тому же повысить прейскурант на свои услуги. А это значит, что мы со Стианом и девочками будем жить в достатке и ни в чём себе не отказывать. Я была безмерно счастлива такой перспективе, но отыскались и те, кто нашёл повод побурчать:
– Лучше бы дома сидела, занималась детьми, – попрекнул меня однажды Мортен, на что я пожала плечами и ответила:
– Что поделать, зарабатывать деньги у меня получается намного лучше, чем воспитывать детей.
– Ты посмотри, во что ты превратила своего мужа. Ладно, я смирился, когда он не захотел идти в военную академию, смирился, когда он подался в науку. Но чтобы мой сын стал домохозяином…
– Не переживай, – сказал отцу Стиан, – мне это пошло только на пользу. Рука полностью восстановилась. Доктор сказал, что каждодневные нагрузки положительно повлияли на подвижность кисти.
– Ну, раз рука снова двигается, значит, передавай детей жене и пиши свою книгу.
– Мы уже обо всём договорились, – встряла я. – Я нанимаю двух нянь, и Стиан спокойно работает над своей книгой столько, сколько понадобится.
– Лучше бы ты эти деньги не на посторонних нянь тратила, а сама занималась воспитанием девочек.
– А кто будет зарабатывать деньги, пока Стиан пишет книгу, а я утопаю в грязных пелёнках и распашонках?
– У тебя есть куча золотых безделушек из дворца сатрапа. Продай их, и будут тебе деньги.
– Это наследство для наших детей, оно неприкосновенно. Оно будет лежать нетронутым, пока не случится что-то страшное или не наступит чёрный день.
– А вот та роща из гранатовых веток на соседнем холме – это тоже наследство? Ты что всерьёз вместе с моим отцом вбухиваешь туда деньги ради какой-то мифической винодельни через десяток лет?
– Да, всерьёз. И раз Рольф решил заняться производством гранатового вина, значит так и будет. В конце концов, он делает это не для себя.
– Ну, конечно, не для себя. До тех времён, когда ты выпустишь первую бутылку вина, он явно не доживёт.
– Мортен! – возмутилась Шела.
– Что? Ты в курсе, сколько моему отцу лет? Сколько надо времени, чтобы те кусты разрослись и дали плоды? А сколько лет надо, чтобы вино выдержалось и созрело в бочках? Да даже я не доживу до этого дня.
– Вот поэтому Рольф вам винодельню и не завещает, – сказала я. – Мы уже всё с ним обговорили. Свою долю нашего с ним общего предприятия он передаст Стиану. Таково было моё условие, когда я вкладывала свою долю капитала. И теперь не говорите, что я бездушная карьеристка, которая совсем не заботится о своём муже.
– Вот же послала судьба невестку… – только и вздохнул Мортен.
Итак, после издания альбома о старосарпальском гареме, я получила несколько выгодных контрактов и новый судебный иск от Сураджа. Теперь он утверждал, что я не имела никакого права публично демонстрировать портреты его женщин и теперь должна вернуть весь свой гонорар ему и ещё приплатить штраф за нарушения авторских прав. Юристы издательства не зря рекомендовали мне не публиковать портрет Нафисы. Я их послушала, и теперь с лёгкостью отбила нападки Сураджа, так как он больше не является законным представителем всех тех женщин из альбома, ибо бросил их на произвол судьбы и больше не может претендовать ни на право распоряжаться их снимками, ни на монетизацию их красоты. А если он хочет доказать обратное, так пусть возвращается в Шамфар, отыскивает своих брошенных наложниц и предоставляет суду их письменные претензии ко мне.