– И сколько же лет псу?
– Много. Кажется, больше двенадцати. Он может помереть от старости в любой момент.
– Ты права. Нехорошо будет, если царь на час так и не доедет до Запретного острова, потому что его пёс был слишком дряхл.
Ах, вот оно что. Судьба Стиана её, конечно же, не заботит, а вот жизнь нового царя, пока он не отдал власть Муазу, Нейлу должна интересовать.
– Вот что, слушай меня внимательно, – сказала она и сдвинула свои длинные волосы, чтобы обнажить шею, – когда пёс будет испускать дух, надо обмануть привратников мира мёртвых и сделать вид, что вместе с ним умирает и его хозяин.
– Что? Какие ещё привратники. Как их обмануть? Что ты сделала?
– А ты не видишь? Так разуй глаза и посмотри на моё ухо.
И вправду, убранные волосы обнажили не только шею Нейлы, но и ушную раковину. И у этой раковины больше не было мочки – её будто резали острым ножом.
– Я отсекла часть своей плоти и запихала в глотку умирающему зверю. А когда кошка испустила дух, я отрезала кусочек её уха и приказала отнести тело в пустыню и там сжечь его. Дым от костра приманил привратников мира мёртвых, они учуяли кошку, но не учуяли ту, кто связан с ней нитями жизни. Кошка без уха и моя мочка – они подумали, что перед ними цельное тело, плотно переплетённое нитями жизни. И ни одна ниточка не тянется от него вовне, ко мне. Зато в теле есть одна душа – кошачья. Её-то привратники и забрали с собой, а про меня и не вспомнили. Теперь понимаешь, что надо делать? Когда пёс помрёт, царь на час ослабнет, и будет умирать вместе с ним. Поэтому действовать должна ты. Отруби одинаковый кусок плоти от человека и от пса и поменяй их, чтобы запутать привратников, а тело пса сожги. Только так ты спасёшь царя на час. Запомнила?
– Да! – закивала я. – Я сделаю! Я всё для него сделаю!
– Вот и молодец, – удовлетворённо заключила Нейла и снова обратила свой взор на водную гладь фонтана. – И не забудь, когда уедешь на север, найти мою Гилелу и передать ей, чтобы не вздумала выходить замуж за того прохвоста, что вертится вокруг неё и обещает любить её детей как своих собственных. Может, и будет любить, но через год он поедет на железной телеге в горы и там сорвётся с обрыва, а в наследство ничего путного Гилеле и детям не оставит. Пусть лучше она обратит внимание на седого купца, который торгует расписными платками, что висят на стенах. Он хоть и помрёт лет через десять, но в наследство оставит большой дворец посреди плодородных полей и много золота. Но чтобы получить всё, надо Гилеле родить ему сына и отвадить его взрослых дочерей подальше от дворца. Ты запомнила? Всё поняла?
– Я? Да, – пришлось кивнуть мне. – Гилеле не надо принимать ухаживания молодого любителя езды по горным серпантинам и надо обольстить старого галериста, который торгует картинами и живёт в загородном поместье. Да, я всё поняла, я всё ей передам, если увижу.
– Конечно, увидишь. Как только сойдёшь на северный берег, на следующий же день и повстречаешь её на шумной улице, где торгуют цветами.
– Ты это видишь в моём будущем? – с надеждой спросила я. – Так значит, я точно вернусь домой?
– Разумеется. Иначе, зачем бы я тут перед тобой распиналась, – сказала она и повернулась, чтобы идти прочь.
Я не выдержала и остановила её. Злобная ведьма, если уж начала прорицать, то говори всё до конца:
– А Стиан вернётся? И мой малыш, что будет с ним?
Нейла красноречиво задержала взгляд на моём животе и усмехнулась:
– Твой ребёнок никогда не увидит Сарпальской земли, – тут моё сердце едва не остановилось, как вдруг она закончила, – Ничего кроме северных городов в жизни и не будет знать. А за царём на час приглядывай, если хочешь, чтобы он вернулся домой. По его следу уже идёт тот, кто хочет вернуть себе утраченную власть и честь.
– Сурадж? – поразилась я.
– А ты что думала, он так просто позабудет об украденной печати? Нет, не забудет и не простит. Он готовит царю на час страшную месть. Жестокую и кровавую. Коварную и внезапную. Его сподручные уже точат зубы и когти. А ты точи свой румелатский нож, иначе не дожить царю до восшествия на трон.
Её слова выбили у меня почву из-под ног, а Нейла даже не обернулась, когда спешно направилась к стенам дворца. Я осела вниз возле чаши фонтана и пробыла там до самой темноты, пока прислужницы не увели меня в покои. Всю ночь я не могла уснуть и думала лишь о Стиане и грозящих ему опасностях. А ещё о нашем малыше и о том, как сильно я хочу, чтобы мы все втроём вернулись во Флесмер. Но одного желания мало. Нужно действовать, нужно что-то предпринять.
Утром после завтрака я надеялась ускользнуть из-под неусыпного взора прислужниц, чтобы отыскать в коридорах дворца Нейлу и настойчиво выспросить обо всех подробностях её вчерашних видений у фонтана, но всё пошло не по плану. Стоило только прислужницам унести пустые блюда, как в покои ворвалось с полдюжины стражей, чтобы настойчиво выпроводить меня за дверь.
– Что происходит? – не могла я унять волнение. – Чего вы хотите? Кто вам приказал?..
Никаких ответов я не добилась, пока не оказалась во дворике перед стенами дворца, а там возле шеренги из ещё десятка стражей мелькнуло знакомое лицо.
Чензир, бравый начальник дневных стражей, что год назад сопровождал нас в пустыню Мола-Мати, стоял перед шеренгой подчинённых и буравил меня неприветливым взглядом. Я смотрела на него, на опущенный у его ног паланкин, и всё пыталась понять, что со дня нашего прощания в Барияте так сильно переменилось в Чензире. Форма стала помпезнее и изысканнее? Стало быть, его повысили до главы дворцовых стражей? Тогда чем он недоволен? Один мой вид напомнил ему о не очень приятных днях, проведённых в Мола-Мати?
По настоянию стражей я приблизилась к паланкину и невольно задержала взгляд на Чензире. Бравый страж потянулся к дверце кабины и невзначай шепнул мне:
– Твоя прислужница угодила в глаз Эштума, не забывай об этом, госпожа. Ты должна помнить о безвинно погибшей по твоей прихоти девушке. А ведь она могла никуда не ехать и остаться во дворце.
Я замерла на месте, не зная, как реагировать на эти странные слова. Что за прислужница? Почему она погибла? При чём тут я?
Попросить Чензира объясниться я не успела – распахнутая перед моим носом дверца ясно указывала, что я должна немедленно сесть внутрь тесной кабины без окон. Так я и поступила, а на пятой минуте поездки внезапно вспомнила про бывшую жрицу водного божества, что по прихоти визиря дел стала его постельной игрушкой.
Как там сейчас поживает Иризи? Плетёт ковры в забытой всеми богами бильбарданской деревушке? Живёт одна в просторном доме? По-прежнему чурается мужчин, или всё же нашла свою любовь?
Как бы то ни было, но мне стоит помнить о нашем с Чензире маленьком секрете – для обитателей визирева дворца Иризи мертва, и потому домой больше не вернётся. Что там наплёл Чензир Кинифу, когда приехал обратно в Альмакир? Что Иризи вслед за его стражами сиганула в жерло вулкана с синей лавой? Хорошо, что предупредил, буду придерживаться его версии на случай, если Киниф спросит о судьбе Иризи. Было бы неловко, скажи я, что Иризи умерла от жажды в пустыне или угодила в зыбучие пески. Чензир бы лишился своего поста за то, что не вернул визирю его собственность, а я потеряла бы доверие Кинифа. А мне сейчас его вера в мои слова очень нужна. Я уже догадываюсь, куда меня везут.
Когда паланкин опустился на землю и мне позволили выбраться из кабины, я совсем не удивилась, увидев пустой двор у стен нового дворца и Кинифа, что ждал меня на ступенях у входа.
– Иди за мной, миледи. Время и Муаз-адж Фершид не ждут.
Мне пришлось последовать за ним через многочисленные двери и коридоры, и всю дорогу Киниф молчал, пока я не задала волнующий меня вопрос:
– Зачем сын сатрапа ждёт меня?
– Он ждёт вовсе не тебя, а решения, которое должен принять Шанти. Ты, помнится, обещала, что уговоришь его отправиться на Запретный остров.
– Но только, если мы с ним поедем туда вместе.