Так вот в чём секрет спокойного поведения детей – они просто знают, что властная мать всё время наблюдает за ними. Бедолаги. Надеюсь, хоть на уроках математики они могут свободно вздохнуть и немножко побыть детьми.

– Благодарю за доверие, госпожа. Я лишь хотела сказать, что не только знанием аконийского языка могу быть тебе полезна.

– Да? Значит, ты всё же знаешь какие-то северные науки и сможешь преподать их моим сыновьям?

– Единственная наука, которую я в совершенстве освоила – это фотография. Госпожа, у себя на родине я делала портреты самых разных людей. Я знаю, как правильно снимать женскую красоту и показывать её суть без наносной шелухи. У меня отняли мою камеру, но если ты распорядишься, чтобы мне её вернули, то я смогу сделать твой портрет и портреты твоих сыновей, и даже…

– Это не моя забота, – прервала она меня, – Поговори об этом с Сеюмом. И приходи завтра на новый урок.

На этом она взяла щётку для волос и словно из ниоткуда к зале появились две служанки и принялись поправлять Нафисе причёску. А я поняла, что больше мне здесь не рады и поспешила выскользнуть в коридор.

Проклятье, кажется, не быть мне придворным фотографом. Я должна была раньше понять, что Нафисе альбом наложниц совершенно не интересен. В своём ранге она одна единственная старшая жена. В пятнадцатый лунный день сатрапу не из кого выбирать себе подругу на ночь – это время Нафисы и только её. Если даже её фотографии в альбоме не будет, ему всё равно никуда не деться от неё в полнолуние. Разве что провести его в полном одиночестве.

А вот новые наложницы были бы рады возможности блеснуть красотой на страницах альбома, который, видимо, прилагается к книге соитий. Но младшие наложницы мне должность придворного фотографа не подарят. А вот старший евнух Сеюм должен заинтересоваться моим предложением. Он ведь служит сатрапу и заведует делами гарема. В его интересах облегчить своему господину нелёгкий выбор наложниц на ночь. В его интересах, чтобы альбом был закончен. Всё, решено, обращусь с предложением к нему.

Но на деле всё оказалось не так просто. Вернувшись в зал младших наложниц, я целый день была вынуждена вдыхать ароматы духов и эфирных масел, пока девушки прихорашивались, слушать их пустые разговоры о нарядах и украшениях, пока они наряжались в надежде, что сатрап призовёт к себе ночью любую из них. Я же ждала, когда в зал пожалует Сеюм, но у старшего евнуха в дневное время явно были другие дела.

Вместе с Нафисой он появился в зале младших наложниц только вечером, после того как по коридору с рокотом прокатился удар гонга. Пока Нафиса следовала вдоль шеренги выстроившихся наложниц, я поймала момент, когда вслед за ней мимо меня пройдёт Сеюм, и шепнула ему:

– Мне нужно поговорить с тобой, господин.

– Утром, – шепнул он в ответ и ушёл вслед за Нафисой.

Эту ночь сатрап пожелал провести, не с Каждал и не с Зинат, а двумя другими девушками, и обе они пробыли в его покоях не больше пятнадцати минут, после чего, пройдя через купальни, снова вернулись в зал и отправились спать. Мне же с трудом удалось закрыть глаза. Всю ночь мне снились высокие стены и запутанный лабиринт, из которого я не могла выбраться. А потом за очередным поворотом появился Стиан.

– Эмеран, – улыбнулся он и протянул ко мне руки. – Я скоро приду к тебе, приду за тобой. Только дождись.

– Любимый, – кинулась я к нему, но между нами как назло выросла зелёная стена колючего розового куста.

От боли, словно шипы впились в лицо и грудь, я тут же проснулась. По залу разлилась ночная тьма и шорох простыней.

– Ты кого-то звала? – сонным голосом спросила меня Санайя.

– Так, – через силу ответила я, – кошмар привиделся.

– Да? Я мне показалось, ты кого-то любимым назвала.

– Да, тебе показалось.

На этом наша дискуссия закончилась, а я еле заставила себя снова заснуть в надежде снова увидеть Стиана. Не знаю, он ли нашёл способ явиться ко мне во сне, чтобы предупредить о чём-то, или это был только образ из моих воспоминаний, но я очень хотела увидеть Стиана вновь, чтобы сказать – я знаю, как выбраться из дворца, я всё сделаю сама.

Увы, но Стиан мне больше не приснился, а утром после завтрака меня вызвала в свои покои Нафиса, и с Сеюмом я так и не успела переговорить. После урока аконийского я вернулась в зал, и к собственной досаде узнала, что Сеюм появлялся здесь, чтобы раздать девушкам купленные на рынке краски для ресниц, но уже ушёл и до вечера здесь не появится.

После вечернего гонга на построении я вновь осмелилась шепнуть проходящему мимо меня Сеюму:

– Господин, я могу оказать тебе услугу.

– Поговорим завтра, – немного раздражённо шикнул он.

И снова ночью я ворочалась на тахте, гадая, состоится ли встреча со старшим евнухом, или мы снова разминёмся. А ещё я надеялась заснуть и увидеть во сне Стиана, но он ко мне так и не явился. Зато утром во время урока в саду Нафисы произошло нечто необычное.

Пока мы с мальчиками занимались в тени ветвистого олеандра, возле обвитой плющом стены началась странная суета: служанки и евнухи то подбегали к ней, то разбегались прочь, а потом моим ученикам вместе со мной и вовсе повелели уйти из сада в более безопасное место.

– Что случилось? – спрашивала я служанок.

– Стражи снаружи видели, как большая серая собака хотела прорыть яму под стеной и залезть в сад. Её уже прогнали, а яму скоро закопают. Говорят, страшная была собака, клыкастая. Не к добру это.

Не к добру? А я думаю – напротив. Что, если это Стиан в теле Гро пытался прорваться во дворец. Неужели он чувствует, где я? Неужели его тянет именно туда, где я провожу каждое утро, и куда проще всего подобраться со стороны города? Тогда он на верном пути, и этот подкоп… Нет, это очень опасно. Я не хочу, чтобы его подстрелили или огрели палкой, чтобы прогнать. Он может пострадать и совершенно зря. Я ведь могу покинуть дворец и без таких ухищрений.

Когда я вернулась в зал, то долго ждала, когда же Сеюм вспомнит о нашем разговоре и придёт ко мне. Но в этот день он так и не пришёл, а вечером, когда я в который раз попыталась напомнить ему о моей просьбе выслушать меня, он только сухо кинул:

– Потом.

Одно это холодное слово окатило меня ледяным душем и заставило всё внутри перевернуться. Как же так? Он не хочет со мной говорить? Но почему? Мне ведь очень нужно сказать ему кое-что важное. Для меня важное. И для него тоже.

Утром после урока я ненароком прошлась вдоль стены с плющом, но следов подкопа под ней так и не обнаружила. Видимо, тот, кто рыл яму снаружи, не успел сделать её достаточно глубокой. А вот если бы он рыл её каждый день и ему никто не мешал…

Впрочем, что бы было в этом случае, я неожиданно узнала от младших наложниц, когда вернулась в общий зал.

– Говорят, – делились они друг с другом дворцовыми слухами, – в сад старшей жены хотел прорыть тайный ход её тайный любовник-оборотень. Ей ведь скучно лишь раз в месяц видеться с господином, вот она и призвала к себе любовника-колдуна. Давно уже говорят, что она настоящая ведьма.

– Уж если кто и ведьма, так это старшая наложница Шармита. Небось, того оборотня она подослала, чтобы он проник в сад и загрыз сыновей Нафисы. Все знают, что Шармита своего сына прочит в наследники.

– И младшая жена Шабана тоже прочит. Может, это она обернулась собакой и стала рыть яму под стеной сада?

За полчаса девушки перебрали, кажется, имена всех женщин гарема в попытки уличить их в волшбе и оборотничестве, а заодно и в скверном характере, дефектах внешности и просто дурном нраве. А я внимательно слушала их и, наконец спросила:

– А какие они – оборотни?

Сначала девушки притихли, явно не ожидая такого наивного вопроса, но вскоре принялись с жаром рассказывать неразумной северянке, что оборотнями становятся дурные жёны, которые в теле кошки повадились убегать из дома на свидание к любовнику, а ещё злые свекрови, которые оборачиваются свиньями и изводят невесток истошным визгом под дверью.