– Такая любимая, что уже месяц в его опочивальне не бывала, – задорно выкрикнул кто-то из девушек, и все в зале разразились хохотом.
– Кирти, уймись уже, – посоветовал ей кто-то, когда она, посрамлённая, кинулась к своему спальному месту в углу зала, – здесь все знают, что ты уже четыре года живёшь в гареме и никак из этого зала в Малый дворец переселиться не можешь. Не быть тебе женой господина. И даже старшей наложницей не быть.
Девушки в изысканных нарядах и простых одеяниях ещё долго потешались над высокомерной тромкой, а когда настало время ужина и служанки понанесли в зал множество блюд с фруктами, рисом, соусами, лепёшками и кувшины с напитками, я и ещё двадцать три девушки расселись вокруг накрытого ковра, чтобы приступить к трапезе.
Обмакивая кусок лепёшки в кислый соус, я прислушивалась к разговорам девушек, и все они сводились к одному – новым нарядам и украшениям. Таковые, как я поняла, наложницы получают исключительно в качестве подарка после ночи, проведённой с сатрапом. Одна ночь – новое колечко, вторая – серьги с камнями, третья – золотой браслет, четвёртая – платье с золотой вышивкой, пятая – вуаль с жемчугом.
В силу воспитания и жизненного опыта я бы назвала такие отношения мужчины и женщин проституцией, но девушки явно не считали себя униженными и оскорблёнными. Они бойко хвастались друг перед другом подарками от сатрапа, и словно наивные дурочки спорили, кого из них он больше любит. О боги, в каком же отвратительном месте я оказалась, среди каких незамутнённых умов…
Никто из девушек не обращал на меня абсолютно никакого внимания, никто ни о чём не спрашивал, даже не пытался заговорить. Только рыжеволосая Кирти пару раз блеснула гневливым взглядом исподлобья, но вскоре опустила глаза и занялась фаршированным перцем и имбирным чаем.
После ужина Малика показала мне моё спальное место, но лечь на тахту мне так и не удалось: в зал явился Сеюм с двумя молодыми евнухами и объявил:
– Настал час омовения. Скоро господин выберет двух из вас. Готовьтесь принять его милость и одарить его лаской. А теперь идите за Яфу и Эбо.
И девушки побросали все дела и резво кинулись к выходу. Только я стояла как вкопанная и не решалась двинуться с места.
– Имрана, – подошёл ко мне Сеюм и вкрадчиво сказал, – настало время омовения. Ты должна идти вместе со всеми в купальни.
– Нет, я не буду в этом участвовать. Я не рабыня на базаре, чтобы меня выбирали. Лучше сразу в Дом Тишины. Или в реку.
– Имрана, – уже более настойчиво повторил Сеюм. – Все девушки должны побывать в купальне перед сном. Или северянки не привыкли к чистоте?
– Я согласна вымыться, но не для твоего господина. И я не буду стоять перед ним мокрая и голая, пока он будет выбирать себе наложницу для весёлой ночки.
– Ты всё неверно представляешь. Повелитель не появляется в женских купальнях. Свой выбор он делает в своих покоях, когда называет мне имена двух или трёх девушек, которых хочет видеть ночью в своей опочивальне.
Двух или трёх? Попеременно за ночь? А я думала, что нахожусь в приличном дворце, а не в борделе.
– Я не знаю ваших порядков. Я не знаю, где ты говоришь мне правду, а где просто заговариваешь зубы.
– Хорошо, – сдался он. – Сегодня я не буду класть табличку с твоим именем в Чашу Жребия. Но только сегодня, Имрана.
Я не знала, стоит ли верить этому ушлому царедворцу, но выбора у меня не было. В сопровождении Малики я снова посетила купальни, а там, в просторном бассейне уже весело плескались все младшие наложницы. Мне было ужасно неловко раздеваться перед молодыми евнухами, что ходили вдоль бортика и тоскливо наблюдали за своими подопечными в воде. Интересно, что их больше всего волнует: не утонет ли кто из девушек в бассейне или у кого из них прелести округлее? Даже представить не могу, что может твориться на душе молодого мужчины, который круглые сутки окружён самыми красивыми девушками и в то же время не в состоянии реализовать всю кипящую внутри страсть…
– Отвернись, – сказала я одному из евнухов, что вскользь глянул на меня, и он тут же отвёл глаза.
Я вошла в воду и немного поплавала возле бортика, но чуть было не угодила в бурную потасовку двух девиц, что ни с того ни с сего стали хватать друг друга за волосы и с визгом начали тянуть на дно бассейна.
– Зинат! Каджал! – грозно крикнули на них евнухи. – Дом Тишины! Обе туда переселитесь, если сейчас же не перестанете!
Всего два слова – Дом Тишины – словно магическое заклинание тут же погасили гнев девиц, и обе поспешили отплыть подальше друг от друга. Кажется, дворца для отверженных наложниц здесь все боятся. Кроме меня – я бы очень хотела туда попасть. Но неужели для этого мне надо попытаться кого-то утопить?
– За что они так друг с другом? – набралась я смелости спросить у девушки, что загадочно улыбалась, пока наблюдала за той потасовкой.
– А, всё, как и всегда, – тихо рассмеялась она. – Зинат и Каджал поспорили, кого из них сегодня выберет себе господин. Глупые они. Никак не могут понять, что не в выборе господина счастье.
Какие неожиданные для этого места слова. Неужели кроме меня здесь есть ещё одна наложница, которая не стремится опасть в койку сатрапа?
– А в чём счастье? – спросила я её.
– В том, что крыша есть над головой. Каждый день тебе приносят еды вдоволь, ничего во дворце делать не требуют. Лежи целыми днями на тахте, плавай в бассейне, когда жарко, гуляй по саду, чтобы цветами полюбоваться и птичек послушать. А всё что надо от тебя, так это прихорашиваться каждый день и ждать, позовёт тебя господин или нет. Разве тяжела жизнь наложницы? Все говорили мне, что во дворце мне придётся несладко. А я вот думаю, что здесь жить легче, чем на воле.
– Ты, видно, из небогатой семьи, – заметила я. – Как тебя зовут?
– Санайя. А ты – Имрана, как я слышала.
– Да. И давно ты здесь?
– Уже два месяца как.
– И много раз призывал тебя к себе господин?
– Ещё ни разу, – поразила она меня своим бесхитростным ответом.
– Как это так? – не поверила я. – За два месяца господин не нашёл времени, чтобы познакомиться с тобой?
Санайя лишь пожала плечами:
– Говорят, он в печали. Тоскует по умершим девушкам. Если кого и зовёт к себе, так только любимиц, что во дворце уже давно живут. А про новых девушек он даже не вспоминает. Может, и забыл о нас. Так и что об этом печалиться? Пока есть кров над головой, еда и работать никто не требует, зачем же изводить себя напрасными тревогами?
Ну, если так всё и обстоит, то и мне беспокоиться не о чём. Видимо, среди погибших от таинственной болезни девушек была истинная возлюбленная сатрапа, вот он и выдерживает траур. По-своему, конечно, но другого поведения от человека его положения трудно ожидать. Осталось только узнать, что за мор свирепствовал во дворце и безопасно ли здесь находиться сейчас.
Внезапно евнухи скомандовали всем выбираться из воды и возвращаться в зал. Стоило нам войти туда, как девушки кинулись к своим спальным местам и стоящим возле них столикам и сундукам, чтобы открыть последние и достать оттуда наряды, украшения, зеркала и косметику.
Пока девушки прихорашивались и готовились к встрече с сатрапом, я улеглась на свою тахту и устало прикрыла глаза – у меня-то своего сундука ещё не было.
– Хочешь мою краску для губ? – вдруг спросила меня Санайя, чьё спальное место оказалось рядом с моим.
– Нет, спасибо, – глянула я на её баночку с красным тягучим веществом и снова прикрыла глаза.
– Ну да, тебе стараться не нужно, – сдавленно, словно водя пальцем по губам, сказала она, – Всё равно ты не понравишься господину. Ты слишком большая для него.
– Не сомневаюсь.
– А ещё ты слишком хмурая. Кому понравится скучная наложница?
– У меня есть причины для скуки.
– И какие?
– Те же самые, какие ты считаешь достоинствами жизни во дворце.
– Тебе что, не хочется жить в достатке и почти ничего для этого не делать? – поразилась она. – Я вот до того, как попала во дворец, вставала с рассветом и ложилась затемно, пока в отцовском птичнике работала. Пусть род моего деда и знатен, а его младшие сыновья всё равно в наследство лишь крохи получили, и потому пришлось им жить, надеясь только на себя. Отец мой всю жизнь куриц разводит, и я сызмальства ему в этом помогала. А когда здесь оказалась, поняла, что лучшей жизни у меня и не будет. А у тебя-то какая жизнь до дворца была? Говорят, северянкам живётся трудно. Все они наравне с мужчинами должны работать, чтобы с голоду не помереть.
