Она показала мне черно-белый, уже пожелтевший снимок семьи Шелы, где она совсем молодая, где Стиану лет восемь, Мия ещё грудной младенец, и где ещё жив тот самый белый пёс, что сопровождал Шелу и Мортена в походе к оси мира, а потом нянчил Мию, а до неё, наверняка, и Стиана.

Джия тут же рассказала мне о том знаменательном дне, когда спустя десятилетия наконец встретилась с родной сестрой. Мортен привёз её вместе с Мией, Стианом и Зорким в Фарияз незадолго до падения тромской колонии. Эту историю я уже частично знала от дядюшки Биджу. Теперь же Джия поведала, что Шела была очень рада встрече с ней, но вид деревни взбудоражил в её памяти неприятные детские воспоминания, потому она поспешила отсюда уехать вместе с детьми и собакой и больше не возвращалась.

– Теперь вот только фотокарточки мне передаёт с Шанти.

– Госпожа, а фотографии ты кому-нибудь показываешь?

– Что ты, нет. Нельзя. Шанти запретил. Так и сказал, буду их тебе привозить, но только если никто не узнает. Даже дочерям и внукам не могу показать, когда они ко мне в гости приходят. И от мужа прячу. Только когда он по делам уезжает, тогда и достаю, чтобы посмотреть на сестрицу мою и деток её.

Всё-таки жизнь в Старом Сарпале после ухода тромцев стала очень напряжённой. Видимо, за тромские фотографии тут можно схлопотать обвинение в измене и шпионаже. Удивительно, и как только Стиан умудряется не привлекать к себе внимание властей, когда появляется в этой деревне и даже в Фариязе.

Джия продолжила показывать мне фотографии Шелиной семьи, и я отметила для себя в этой подборке две особенности. Первая – это временной разрыв. Вот чёрно-белые снимки, где Стиан ещё школьник, а Мия – младше, чем Жанна сейчас, и вот уже идут цветные фотографии возмужавшего Стиана и повзрослевшей Мии. Видимо, после изгнания тромцев из Старого Сарпаля прошло лет десять, прежде чем Стиан осмелился пробраться на свою историческую родину, чтобы начать научные исследования.

Вторая же особенность – это отсутствие на семейных портретах Жанны. Я внимательно смотрела на относительно свежие снимки со свадьбы Мии и Альвиса, даже снимки четвёртой свадьбы Шелы и Мортена. И негде не было Жанны. Даже на свежайших, переданных Джие лишь вчера фотографиях с нашей со Стианом помолвки и презентации – Жанны нет нигде. Кажется, Стиан скрывает её реальное местонахождение не только от настоящих родителей и кровожадных жрецов, но и от всей сарпальской родни. Но почему? Боится, что через Джию весть о том, что девочка так и не стала богиней, дойдёт до Ормиля? Или напротив, весть о бесследном исчезновении девочки уже дошла из Ормиля до Джии, а значит, она может сопоставить факты по фотографиям и поймать любимого племянника на лжи? Как бы то ни было, а я точно не обмолвлюсь при Джии о Жанне. Это не моя тайна, не мне её и открывать.

Мы ещё полдня проболтали с тётушкой о семье Шелы, о жизни в деревне, о былых годах, когда в Сарпале строилась железная дорога и ребятня, вместо того, чтобы помогать родителям в саду, просиживала штаны в школе. Поговорили и о сегодняшнем дне:

– А что нынешний сатрап, – спросила я, – не буйствует, не обижает простых людей?

– Что ты, как же мудрый Сурадж может людей обижать? Он наш заботливый отец. Пока он сидит на троне в Шамфаре, мы горя не знаем. Он как солнце для нас, а его первая жена всё равно, что луна. Пусть подольше они освещают небосклон и нашу землю своей благодатью. Да хранят их боги и небеса.

Да уж… Ну, а что бы мне ещё сказала простая сарпальская крестьянка, верящая в божественную суть здешней власти?

– Так чем же так хорош сатрап Сурадж? – всё же хотелось понять мне. – Может, он налоги снизил или пожаловал людям какие-то свободы?

Джия помедлила с ответом. Видимо, мой вопрос привёл её в замешательство и заставил задуматься, а что такого сделал здешний правитель, чтобы заслужить её дифирамбы.

– Может, – продолжила я, – он человеколюбив и не велит казнить людей за мелкие преступления? Может, строго наказывает мздоимцев и не даёт им обижать простой люд?

Джия молчала. И тогда я сказала:

– Ну, хоть что-то хорошее он делает?

– Так, сидит он в своём дворце в Шамфаре и в гарем к своим жёнам и наложницам исправно захаживает. А простые люди его не видят.

– И это хорошо? – с сомнением спросила я.

– Хорошо, очень хорошо, – неожиданно закивала Джия и тише обычного прошептала, – а вот если бы он из дворца да со всеми своими жёнами, наложницами, евнухами и слугами решил куда поехать, ой, не завидую я той деревне, возле которой они свои шатры поставили бы.

– Почему?

– Так кто такую ораву будет кормить, если не вся деревня? Помнится, дядя повелителя Сураджа Рахул в былые годы решил поехать к морю со своим двором. Так пять деревень их едой и скотом снабжали целый месяц. А потом люди по миру пошли. Разорились совсем. Пришлось им деревни свои покидать и идти новое пристанище себе искать, пока сборщики налогов на их след не напали.

– Так Рахул что, за снабжение людям совсем не платил? Требовал кормить его задаром?

– Так ведь как откажешь повелителю-то? Он же всё равно, что солнце на небе, а жена его первая – луна…

– Ладно, я поняла.

Да уж, о такой цене народной любви я только в учебниках истории читала. Про времена феодализма в Аконийском королевстве шестивековой давности. Правда там речь была не о поездках придворных к морю, а о королевской охоте, которая неслась по крестьянским полям и деревням не хуже тромской конницы, призванной истреблять всё живое вокруг. Вот только с обычаем дикой охоты было покончено после парочки крестьянских восстаний. С тех пор короли охотились исключительно в огороженных от внешнего мира угодьях и к простым людям с вымогательствами еды и скота больше не приставали. А здесь всё как в старину… Неудивительно, что для старосарпальца сатрап-затворник – самый лучший сатрап.

Неожиданно с улицы донёсся детский гвалт, что заглушал знакомый мне голос.

– Шанти, а где ты был так долго? Почему в деревню не возвращался?

– А куда ты ездил?

– А зачем ты бороду такую отрастил? Ты с ней теперь как разбойник с большой дороги.

– А может ты видел кумкальских великанов?

– А гулей встречал?

Вопросов было столько, что Стиан еле успевал от них отбиваться. Кажется, детвора не отпустит его, пока не услышит очередную сказку о странствиях паломника Шанти по самым удивительным уголкам Сарпаля. И Стиан не стал обманывать их ожидания.

– Великанов я не видел, а вот птиц ростом с пальму и цветов-людоедов навидался сполна…

А дальше он в красках поведал им о растительном и животном мире Гамбора, пока мы с Джией сидели внутри дома и ждали, когда же юная публика наслушается новых историй о диковинах и отпустит Стиана.

– Так всегда, – вздохнула Джия, – стоит только Шанти приехать в деревню, как все тут же начинают спрашивать его, где он бывал, что интересного видел. И стар и млад его истории любят послушать.

– А про Тромделагскую империю и жизнь там не спрашивают? Или их это интересует меньше, чем кумкальские великаны?

– Так дети же не знают, что Шанти за морем живёт. Они думают, он всё время странствует, из города в город переезжает, нигде не задерживается, а сюда только чтобы с роднёй повидаться приезжает.

– Как странно. А взрослые разве не говорят им, что он сын тромца да и сам по сути тромец и есть? Ладно, дети не застали те времена, когда тромцев изгнали из старого Сарпаля, и Шанти тогда лет на десять покинул вашу деревню. Но взрослые-то должны помнить, кто его родители и где он живёт на самом деле.

Мне и вправду было интересно, почему после всеобщей антитромской истерии, прокатившейся пятнадцать лет назад по всему Сарпалю, в этой деревне ещё остались люди, которые считают Стиана своим странствующим земляком и даже не помышляют о том, чтобы выдать его властям как тромского шпиона, кем он в сути и является.

– Так ведь, – ответила после некоторой паузы Джия, – зачем же детям об этом говорить? Ещё разболтают чего в городе. А нашей деревне потом как жить? Шанти к нам ведь на большом корабле приплывает, а мужчины наши на тот корабль всегда много персиков относят и с дорогими подарками возвращаются. Подарки они эти потом в Фариязе лавочникам продают, и хорошие деньги за них выручают. На них вся деревня и живёт. Так что никто не станет про Шанти лишнего болтать. Люди знают, если с ним случится что, никакой корабль с дарами к нам больше не приплывёт, и будем все мы голодать на персиках-то одних. А ещё они знают, если случится что с Шанти, прокляну я всех повинных в этом, и житья им с таким позором до конца дней не будет.