– Все дело в женском голосе. Наверное, последней, кто говорил с Санджаной по-сарпальски и рассказывал ей сказки перед сном на родном языке, была её мать. Подсознание – загадочная вещь. Думаю, твой голос вызывает у Жанны приятные ассоциации и напоминает о чём-то родном, но утерянном и далёком.

Вот оно что… Шела по внешним признакам ассоциируется у Жанны с родной матерью, но для полноты образа Шеле не хватает знания сарпальского. Зато оно есть у меня. И теперь мне даже сложно представить, что подсознание Жанны подсказывает ей, когда она слышит мой голос…

Эту ночь я провела в гостевой комнате, но толком выспаться на новом месте у меня не получилось. Поднявшись рано утром, я подошла к окну и с удивлением наблюдала, как Стиан с Мортеном совершают пробежку вокруг дома.

Как мило, что отец и сын вместе занимаются поддержанием физической формы. Вон, Мортен даже вырвался вперёд и с довольным видом что-то говорит Стиану через плечо, будто подзуживает его бежать быстрее. Какое ребячество. Можно подумать, на седьмом десятке у него сил больше, чем у двадцатисемилетнего. Ну, ничего, пусть бежит, пусть тренируется. У него ведь молодая жена, чтобы удержать такую, надо много стараться. Хотя, я на месте Шелы давно бы бросила такого хама и никогда бы к нему не возвращалась. Ну да ладно, что-то я совсем не о том думаю…

Глядя на Стиана, на его промокшую от пота футболку, что обтянула грудь и торс, я невольно вспомнила тот день, когда лилафурские коты разорвали в клочья рубашку Стиана, и он стоял передо мной, совсем рядом, а я могла дотронуться до его смуглой кожи, провести ладонью по крепким плечам, а он мог бы…

Мои мысли стремительно улетели в мир чувственных грёз, и я вернулась в реальность только, когда Стиан с отцом скрылись из виду.

Что со мной происходит? Я ведь уже давно не девочка, чтобы сходить с ума от красивого мужского тела. Годы работы в доме мод научили меня не обращать внимания на привлекательную оболочку, а вместо этого стараться разглядеть в человеке саму его суть.

За завтраком я внимательно смотрела на Стиана, на его спокойное одухотворённое лицо, на то, как он заботливо вытирает испачканную кашей щёчку Жанны, как внимательно слушает, что говорит ему Шела, как аккуратно выкатывает коляску с Рольфом в сад, чтобы посидеть с дедом в беседке и уделить ему внимание.

Кажется, теперь я знаю, что меня так соблазняет в Стиане – его искреннее желание быть заботливым. Заботливым отцом, заботливым сыном, заботливым внуком. А вот заботливым и внимательным возлюбленным он может быть?

Каков он в отношениях с женщиной? Как ухаживает, что говорит? Делает ли комплименты, дарит ли цветы? А какой он любовник?

Почему-то касательно Шанти у меня таких вопросов не возникало. В крае, где к женщине относятся чуть лучше, чем к бессловесной скотине, он был просто образцом галантности. А вот Стиан…

Проклятье, да почему за эти выходные он если и говорил со мной, то всё больше о предстоящем путешествии? Где тот Стиан, что стоял передо мной на палубе сейнера и просил выслушать его и простить? Куда же подевались те чувства, что вспыхнули между нами в Сахирдине? Он больше не хочет обнимать меня, взять за руку? Почему? Из-за того, что на сейнере я перегнула палку и была непростительно жестока с ним? Кажется, я окончательно растоптала его чувства, когда отказалась читать просунутое под дверь каюты послание. Стиан не простил мне такого унижения…

Да нет же! Он ведь был так рад увидеть меня в своём институте. Этот его взгляд и улыбка… Нет, он был искренен в своей реакции, его глаза мне не врали. А потом был день рождения Шелы, моё знакомство с Жанной, планы о совместной работе над будущей книгой, эта поездка за город. И почему-то огонь в глазах Стиана медленно угас. Я снова что-то сделала не так? Или дело в том, что я и вовсе ничего не делала?

Всё, я поняла! В прошлый раз я была инициатором разрыва наших отношений. Стало быть, только мне и решать, будут ли они возобновлены или нет. Стиан ждёт от меня сигнала. Ну что ж, он его получит.

Переходить к решительным действиям на глазах его семьи я не осмелилась и потому приступила к осуществлению плана по завоеванию израненного сердца доктора философии, когда мы вернулись во Флесмер.

Каждый день я приезжала к Стиану в его институт, и там мы продолжали обговаривать все детали предстоящей поездки. Я делала всё, что могла: одаривала его долгими взглядами, как бы невзначай касалась его руки, когда он листал очередной справочник, надевала платья, что выгодно подчёркивают мою фигуру, добавляла игривых ноток в голос.

Но всё это оказалось бесполезно. Я будто наткнулась на ледяную глыбу. Нет, Стиан был всё так же приветлив и радушен со мной, но только как друг и не более. Он будто очертил красную линию между нами и наотрез отказался пересекать её и подпускать меня ближе к себе.

Это такая месть? Наказание за мою былую холодность? Он хочет, чтобы теперь страдала я? Можно подумать, я не страдала, когда узнала, что Шанти больше нет. Можно подумать, что я не лила слёзы, когда пересматривала его фотографии, которые тайно засняла в Сарпале. Мне тоже было несказанно больно. И, кажется, эта боль теперь снова подкрадывается ко мне.

Всю неделю я пыталась пробить невидимую стену из любезных улыбок и вежливых речей. За три дня, что мы провели в институте и в поездках по магазинам и складам в поисках провианта и инвентаря, никаких успехов в соблазнении Стиана я не достигла. Попытать удачу мне оставалось только вечером, когда Стиан звал меня на ужин после насыщенного рабочего дня в очередной ресторан.

В одну из таких встреч мы сидели за уютным тихим столиком в стороне от танцпола и слушали, как ансамбль играет задушевную музыку. Стиан был непривычно задумчив, будто мысли унесли его далеко отсюда. Странно, днём он был бодр и жизнерадостен, а как только мы пришли в это заведение, им словно овладела меланхолия – смотрит куда-то в сторону, через раз реагирует на мои слова.

– Стиан? – в очередной раз пришлось мне напомнить ему о моём присутствии.

– Да, – отстранённо произнёс он, даже не посмотрев на меня.

– Такая приятная музыка играет.

– Да, приятная, – словно на автомате ответил он.

– И вечер сегодня такой волнующий.

– Да, наверное.

Ясно, намёков он сегодня не понимает. Значит, скажу открытым текстом.

– Пригласи меня на танец.

Тут Стиан будто очнулся, наконец обратил на меня свой взор и сказал:

– Да, конечно. Идём.

Мы вышли из-за стола и направились к танцполу, где под неспешную мелодию уже кружило с полдюжины пар. Стиан осторожно положил руку мне на талию, в другую взял мою ладонь, а я смогла коснуться его плеча, такого крепкого и надёжного...

Наконец-то я нашла способ сблизиться со Стианом. Хоть в танце, хоть у всех на виду, но мы рядом, пусть и мысли Стиана всё равно далеки от меня.

После пары кругов по танцполу я решилась пойти на провокацию и скользнула ладонью по его плечу, чтобы осторожно коснуться пальцами шеи. Мой жест возымел действие, и Стиан повернул ко мне голову, перестав смотреть куда-то в сторону.

– Чем вызвана твоя сегодняшняя мечтательность? – улыбнувшись, спросила я, не забыв игриво провести пальцами по обнажённой коже над воротничком его рубашки. – Может, ты куда-то спешишь, и я тебя отвлекаю от важных дел?

– Нет, что ты. Всё хорошо. Просто я всё думаю о предстоящей поездке. Всё ли мы учли, ничего ли не забыли.

– Я уверена, что ты ничего не упустил. Я доверяю твоему опыту.

– Рад это слышать.

Он смотрел мне в глаза с какой-то непонятной, невыразимой тоской, что меня саму на миг посетило уныние, и я невольно отвернулась. Ну что я делаю не так? Почему он так холоден, хоть и не безразличен?

Мой взгляд скользнул к ладони Стиана, что трепетно держала меня за руку, и остановился на броской отметине – маленьком ветвистом следе от молнии между большим и указательным пальцами. Таком же, как и у меня. Вон она – часть единого целого, вторая половинка печати, что послали мне сарпальские боги. И со временем эта отметина не поблекла и не пропала, что у меня, что у Стиана. И это о многом говорит.