Кажется, я уже всё распланировала на годы вперёд, но жизнь очень быстро внесла свои коррективы. Как только мы выбрались из пустыни и попали в утопающий зеленью Бильбардан, первым делом мы оказались в странной деревне, где не встретили на улицах ни одного мужчину. Кругом сновали женщины, дети, старухи. А вот мужчин не было.

– Так все в Бехисе на заработках, – сказала мне на рынке торговка фруктами. – Приезжают, конечно, иногда с семьями повидаться, но нечасто. Да мы и сами тут со всем научились управляться. Зато на один рот меньше кормить каждый день, – хохотнула она, подытожив.

– Никаких мужчин? – словно не веря, переспросила Иризи.

– Ну есть тут два древних деда. Уже еле ходят, костьми скрипят. Какие из них работники? Вот и сидят по домам. А тебе что?

– А дом? Есть тут какой-нибудь пустой дом?

– Ну есть. Померла в том году ткачиха. Так она вдовой была бездетной, дом тот теперь ничейный. А тебе зачем?

И тут Иризи с навернувшимися слезами счастья пролепетала:

– Хочу стать у вас новой ткачихой.

Да, кажется, она нашла то, что искала. Тот заколоченный дом стоял на окраине, а рядом росло одинокое персиковое дерево. Всё, как и нагадала себе Иризи когда-то.

Бойкая староста оказалась не против, чтобы сахирдинская ковроплётчица осела в их деревне. Она разрешила Шанти и Леону снять все запоры с дома, а когда Иризи вошла внутрь и увидела ткацкий станок, то со слезами кинулась к нему и обняла.

– Не уйду. Больше никуда отсюда не уйду.

Я и сама чуть не расплакалась – так я была рада за Иризи. Своя жизнь, свой дом, свой станок, и никаких докучающих мужчин поблизости – всё, как она и мечтала.

На прощание я отдала ей из своей доли десяток монет, чтобы ей было на что жить первое время. Шанти уговорил нас с Леоном оставить Иризи вместе с верховым верблюдом ещё и одного грузового, чтобы было с кого вычёсывать шерсть и плести нитку, или на худой конец забить их на мясо и продать. И правда, пусть забирает. Наш сундук с вещами до порта довезёт и один вьючный верблюд, а там уж мы его и трёх верховых сами продадим.

Прощаясь навсегда, Иризи долго гладила разомлевшего от её нежностей Гро, а потом сказала нам с Шанти:

– Во всем мире нет столько золота, чтобы я могла отплатить вам за вашу доброту. Пусть лучше боги оберегают вас. Они уже связали ваши руки и судьбы, а вы не рушьте эту связь. Она дана не просто так, богам лучше знать, для чего они свели вас вместе.

– Знаю, Иризи, – кивнула я, – не волнуйся, я точно знаю, что хотели сказать нам боги.

Покинув деревню, за пару дней мы добрались до заветного порта, а там далеко на рейде позади деревянных лодчонок стоял металлический гигант.

– "Северная Илария", – глядя в бинокль, прочитал Леон, – кажется, это наше судно. Аконийское. И что оно там делает?

Задаваться вопросами было некогда. Мы тут же кинулись искать лодку. Продав одному рыбаку наших верблюдов, мы погрузили на два судёнышка только самые необходимые вещи. Шанти снова решил забрать с собой мешок риса, тот самый, что провёз через весь Сахирдин и Мола-Мати, и который мы так и не успели опустошить. Кажется, он никогда с ним не расстаётся. Надо будет потом спросить, почему. Наверняка, с этим связана какая-то история, полная приключений и опасностей.

Лодка, в которой сидели мы с Леоном подплыла к борту судна первой, вслед за нами подтянулся и Шанти с Гро. На палубе нас давно приметили, и тут же крикнули:

– Эй, вы кто такие? Тромцы? Аконийцы?

И Леон торжественно прокричал:

– Маркиза Мартельская прибыла! Встречайте!

О, что тут началось… Нам тут же спустили шлюпку. По суете наверху я сразу поняла, что про наше с Леоном исчезновение в королевстве слышал каждый. Кажется, будет много расспросов. Но что мне сказать экипажу, когда мы будем проплывать мимо Фарияза, и я попрошу высадить там нас с Шанти? В глаза, наверное, мне ничего не скажут, а вот по королевству поползут всякие слухи, сплетни и неприличные истории. Ну и плевать. Маркиза Мартельская сама в праве решать, где, как и с кем ей жить. И пусть жёлтая пресса захлебнётся желчью – я не стану оглядываться на приличия и мнимые условности.

Как только мы выбрались на палубу, в меня впились десятки удивлённых взглядов. Ах да, мой сахирдинский костюм – наверное, он очень экзотично смотрится, что в нём меня и не признать, а ещё этот загар и пожелтевшие полосы синяков на руках после удара псевдомолнии. Да, я сегодня та ещё красотка. Зато Леон хорош собой – всё такой же могучий и важный в одеянии сахирдинского вельможи.

Но вот стоило Гро спрыгнуть на борт, а вслед за ним вылезти и Шанти, как один из встречающих будто отмер и твёрдо заявил:

– Нет-нет, туземцев на борт не берём. Нам проблемы не нужны.

Ох, да что же это такое? Почему опять какие-то сложности?

– Нет, прошу, – вступилась я за Шанти, – не прогоняйте его.

– Маркиза… э… – замялся бородатый шатен, – миледи, мы рыболовецкое судно, мы беженцев в королевство не возим.

– Не надо в королевство. Только доставьте нас до Фарияза, и он сойдёт.

– Пусть сам плывёт в свой Фарияз. У туземцев есть свои лодки, они прекрасно вдоль берега на сотни километром перемещаются. А нам проблемы не нужны.

– Не будет никаких проблем, я ручаюсь за него.

– Миледи, – словно маленькой девочке, стал объяснять мне бородач. – Эти сарпальцы хуже рыб-прилипал. Примешь одного такого на борт, он где-нибудь спрячется, потом дождётся, когда судно зайдёт в порт, и сбежит на волю. Ладно, когда мы зайдём во Флесмер, пусть бежит куда хочет, это уже будут тромские проблемы. Но если он объявится в аконийском порту, у нас у всех будут разбирательства с пограничной службой. Королевству мигранты не нужны, да ещё такие. Так что… – тут он заглянул мне за спину и начал махать руками, прогоняя Шанти и приговаривая, – Всё, парень, иди отсюда и псину свою забирай. Побыл слугой миледи, а теперь возвращайся домой.

О, как же меня начинает злить это пренебрежение к человеку с другим цветом кожи…

Я уже была готова к новому раунду переговоров, но тут Шанти неожиданно сказал:

– Нет проблем. Я не делать проблем. Минутка. Одна минутка.

Что? Я не ослышалась? Он только что сказал это всё по-аконийски? Не совсем грамотно, с сильным акцентом, но по-акконийски?! О боги, чего я ещё не знаю о Шанти?

Все притихли, а я развернулась в его сторону и увидела, как Шанти роется в перекинутой через плечо сумке, достаёт оттуда какие-то бумаги и передаёт их бородатому матросу. Это что ещё за книжечка в синей обложке? Это паспорт? Тромский паспорт?!

Мужчина, не скрывая удивления, взял его в руки, полистал, повертел, долго присматривался то к Шанти, то к страницам паспорта, а потом сказал:

– А, ну так сразу бы и сказал… сказали. Вижу, жизнь в Сарпале вас совсем потрепала, очень вы на туземца со своим загаром стали похожи. А собака… – тут он закрыл паспорт и начал листать другую книжицу, читая, – метис собольей и тюленьей лайки? Двенадцать лет? С ума сойти, у тромских собак, оказывается, свои паспорта имеются. Ну да ладно. В общем, – вернув Шанти документы, сказал он, – мы с уловом держим курс на Флесмер, а потом в родную гавань. Вы где с лайкой сходить собираетесь?

– Флесмер годится.

– Вот и славно. Ну а теперь всем добро пожаловать на борт "Северной Иларии", самый передовой сейнер королевства для вылова анчоуса.

Матросы окружили нас троих плотным кольцом, готовясь рассказать и услышать много всего интересного, но я предупредительно подняла руку и попросила:

– Пожалуйста, всего пятнадцать минут. Оставьте нас всего на пятнадцать минут, а потом мы будем готовы вас выслушать и всё рассказать.

Да, невежливо указывать рыбакам, что им делать на собственном судне, но слово маркизы, как оказалось, имеет вес, и мужчины тут же разбрелись по палубе, занявшись неводами, грузовым оборудованием, подъёмными стрелами и прочей техникой.

Мы остались вчетвером на корме. Гро послушно сидел у ног хозяина, а я всё смотрела на Шанти и не могла понять – что тут происходит.