И я вспомнил тогда о серого цвета телефоне на отдельном столике возле письменного стола Первого секретаря ЦК.

Словом, какой бы ни была первопричина, отделение на улице Королевы Вильгельмины перестало существовать, все сотрудники разъехались, согласно приказу Политуправления ЦГВ, кто куда. Один я остался в неопределенном положении: одной ногой в Вене, другой – в Будапеште. В близком будущем в венгерской столице предстояли важные события, такие, как объединительный съезд прогрессивных молодежных организаций, создание Союза венгерской молодежи – фактически венгерского комсомола. А в конце 1948 года – Всемирный фестиваль молодежи и студентов. И ЦК ВЛКСМ, включив меня в состав своей будущей делегации на фестивале, попросил высшее военное начальство дать мне возможность еще некоторое время поработать на благо молодого поколения Венгрии.

Комсомольцам, как обычно бывало в таких случаях, пошли навстречу – ведь не дополнительных денег, в конце концов, требовали! И я, словно игрушка на двух резинках, запрыгал, согласно приказу, туда-сюда, туда-сюда. Будапешт – Вена, Вена – Будапешт, Будапешт – Вена…

И, как ни странно, первым делом, которое мне удалось решить, был вопрос об издании популярных советских книг для венгерской молодежи.

Гуркин, назначенный в Вену вроде бы в ссылку на малозначительную должность в советском аппарате Контрольной комиссии по Австрии и обреченный на видимость деятельности, так как новый начальник к политическим делам его и близко не подпускал, нашел все-таки возможность переговорить с редактором газеты «Эстеррайхише цайтунг» полковником Лазаком – меня туда временно засунули в штат с условием, чтобы давали мне возможность, когда требуется, выезжать в Будапешт отнюдь не по газетным делам.

Лазака неожиданно заинтересовала перспектива нести свет советской литературы в широкие непросвещенные венгерские читательские массы.

Я был вызван к нему в кабинет, где кроме нас двоих присутствовал еще и начальник издательства «Эстеррайхише цайтунг» майор Евдокимов, остроязыкий, насмешливый карел с проницательными колючими глазами.

Лазак попросил меня подробно рассказать о возможности сбыта в Венгрии переводных советских изданий. Я рассказал, что знал.

Лазак с Евдокимовым засыпали меня вопросами, из которых я быстренько уяснил, что интерес руководства «Эстеррайхише цайтунг» к печатанию книг на венгерском языке с последующей продажей в соседней стране носит не столько просветительский, сколько коммерческий интерес. Словом, так: «Эстеррайхише цайтунг» имеет возможность заказать эти книги в одной из австрийских прогрессивных издательских фирм. Бумагу, типографские расходы, перевод, редактирование, доставку тиража в Венгрию газета берет на себя. Взамен требует от венгров лишь две трети стоимости каждой книги – грабительская, надо сказать, цена.

– Но в форинтах! – поднял карандаш Евдокимов. – Это, старший лейтенант, будет их интерес. В форинтах им за такую цену не издать ни одной книги ни у себя, ни за границей.

– А зачем вам форинты? – копнул я. – Их ведь здесь все равно никто не берет.

В то время форинт стоял по отношению к австрийской валюте, шиллингу, в таком примерно соотношении, как рубль к доллару. Доллар официально стоит копейки, но его, кроме как государству, было строжайше запрещено продавать или покупать. Малейшее нарушение – и небо в клеточку. Или даже похуже того.

Точно так же расправлялись и в Венгрии за попытку купить шиллинги за форинты. Ну а в Австрии никакой карой не грозили: меняй форинты на шиллинги сколько вздумается! Но этого не делал ни один здравомыслящий человек. Шиллинг высился перед хиленьким форинтом, как металлическая глыба. Евдокимов переглянулся с Лазаком.

– Вопрос не по существу, – полоснул он по мне своим проницательным взглядом. – Считай, что форинты нужны не нам, а третьей стороне. Для закупки в Венгрии… чего? – и глянул на Лазака.

– Ну, скажем, речного песка, – подставил плечо своему начальнику издательства Лазак.

– Или свежего воздуха, – съехидничал я.

– А почему бы и нет? – уставил Лазак на меня невинный взгляд своих светло-голубых глаз. – Говорят, там, возле границы с Чехословакией, чудный воздух. Горы Матра.

– Вообще-то меня это не касается…

– Правильно! – закивал Евдокимов. – Тебе нужны книги, нам – форинты. Ну что, по рукам?

– Вы забываете о том, что я всего-навсего посредник. Решать руководству венгерской молодежи.

– А когда у тебя путь в Венгрию? – заинтересованно спросил Лазак.

– Да хоть завтра. С вашей командировкой.

– Люся! – крикнул Лазак в сторону всегда открытой двери приемной.

Вошла Люся, секретарь редактора, жена моего приятеля капитана Жени Кубарева.

– Готовь этому гражданину командировку в Будапешт, – сказал Лазак. – На десять дней.

– Да вы что! Двух за глаза хватит.

– Десять, десять! – повторил Лазак. – Он еще не знает, что ему предстоит. – И когда Люся вышла, постучал согнутым пальцем по лбу. – Тебе что, лишние шиллинги карман оттянут? Ай-яй-яй! А Гуркин еще говорит, что ты головастый парень!

Обсудили детали. Поскольку сделка неофициальная, в наших финансовых органах не зарегистрирована, да и заводиться с финансистами – только время терять: полгода, а то и целый год пройдет. Форинты пусть переводят на книжку, которую я должен открыть на свое имя, в любом, лучше в частном, банке Будапешта. Лазак берет на себя получение негласного разрешения от командования Группы войск – там в курсе дела, на что пойдут заработанные деньги. Евдокимов договорится с Венской комендатурой о военных грузовиках: границу они проходят без досмотра. Если везти книги поездом – австрийская таможня конфисковать не конфискует, но может поднять нежелательный хай в печати.

– Вы еще не сказали, кто будет переводить на венгерский.

– Есть классные переводчики на венгерский у нас в редакции, – сказал Лазак. – Надо же им дать подзаработать.

– И еще, – добавил Евдокимов. – Общий заказ – не менее шести книг. От пятидесяти до ста тысяч экземпляров каждого названия. Деньги перечисляются за каждую книгу в отдельности: половина при заказе, остальное при получении тиража. Причем имей в виду, все пойдет быстро – книга за книгой. Сможешь?

– Опять-таки, как они. Ответ – через два-три дня.

– Через десять! – напомнил Лазак и укоризненно покачал головой. – Как это можно такие вещи забывать!..

Я поразился, как быстро мои венгерские друзья согласились на предложение Вены. Думал, будут советоваться, торговаться, выгадывая себе преимущества за повышенные тиражи. Ничего подобного! Через день все было решено. Единственное условие с их стороны – первой должна быть издана «Как закалялась сталь». Тираж – сто пятьдесят тысяч.

– Куда вам столько? – удивился я.

– Не день собираемся жить.

– А деньги когда переведете?

– Да хоть сейчас. Давай название банка, номер счета. А хочешь, так наличными.

– Нет, нет, нет! – замахал я руками. – Только через банк!

И побежал в единственный известный мне частный банк у площади Левельде, за сквериком, неподалеку от хорошо знакомого мне дома на улице Королевы Вильгельмины. Там держал свои деньги, вырученные от продажи им сельского дома в Словакии, наш дворник Пишта. Он уверял, что банк совершенно надежный, проволок правдами и неправдами все сбережения вкладчиков даже через войну, вплоть до начала небывалой в истории инфляции.

И завертелась карусель, правда, без моего участия. Деловые парни из молодежного отдела ЦК наладили горячую телефонную линию с майором Евдокимовым в Вене. Аккуратно принимали в назначенное время «студебеккеры» с грузом, посылали отчеты о переведенных на мой счет деньгах. Словом, обе стороны не могли нахвалиться друг другом.

Книги шли потоком. Но что-то все-таки было неладно. Я это усек однажды, когда попал к Лазаку во время его нервного разговора с Евдокимовым. Речь шла о бесполезно застрявших где-то неподалеку форинтах, в то время как стало жарко здесь, в Вене. Количество подписчиков в связи с политической ситуацией сильно уменьшилось, у редакции образовались серьезные долги в шиллингах. Правда, типография «Глобус», печатавшая книги, соглашалась еще ждать некоторое время, а Лазак рассчитывал на денежную подпитку из Группы войск. Но когда она подойдет? И подойдет ли вообще? Ведь сама Группа хронически страдала из-за нехватки средств в валюте.