— Сразу после отстранения Ежова Берия приступил к неслыханной по своим масштабам чистке в наркомвнуделе. Выражаясь современным языком, каток репрессий докатился и до компетентных органов. В контрразведке только за год сменилось семь начальников. Теперь всех интересовал исключительно результат, а как ты его получишь, твое дело. Откровенно говоря, я как раз и ориентировался на результат. Что толку принуждать Шееля встречаться с Майендорфом, если мы не знаем, зачем эта встреча вообще нужна. Хотя, если откровенно, меня не оставляло ощущение, что вся эта переписка возникла не на пустом месте.

В конце декабря — как потом выяснилось, в самый канун прибытия Майендорфа во Владивосток, — Трущева вызвали к комиссару госбезопасности Меркулову Всеволоду Николаевичу,[20] исполнявшему тогда обязанности начальника главного управления государственной безопасности. На тот момент отделение, в котором трудился Трущев, вновь осталось без руководителя. Все бумаги отделения комиссар госбезопасности просматривал лично, он же визировал переписку.

В этом, как поделился со мной Николай Михайлович, не чуравшийся современного языка, «…тоже был несомненный сюрчик. Как, впрочем, и в отношении моих коллег к отсутствию на рабочем месте нашего начальника, пусть даже недавнего, пусть мимолетно очередного. Мы все как бы не заметили его отсутствия. Никто не задавал лишних вопросов. Никому в голову не приходило поинтересоваться, что с ним случилось? Может, заболел?.. Тогдашний начальник контрразведки Деканозов вообще отстранился от дел. По наркомату ходили слухи, что на его место со дня на день будет назначен начальник СПО Федотов».[21]

Как только Трущев вошел в кабинет комиссара, Меркулов вежливо попросил молодого сотрудника ввести его в курс дела. Всеволод Николаевич с каменным лицом выслушал Трущева, ни разу не перебил его, не поинтересовался подробностями, затем предупредил — сейчас мы отправимся к наркому. Держитесь свободно, отвечайте по существу.

За те несколько шагов, отделявших кабинет наркома от кабинета Меркулова, Трущеву не без внутренних усилий удалось заставить себя ступать бодро, в ногу с Всеволодом Николаевичем. Заодно он попытался привести в порядок мысли. Это оказалось непросто — ничего толкового по существу дела в голову не приходило.

К его удивлению политическая сторона дела, а также двурушничество и потеря доверия к чекистскому чутью на местах, о котором так беспокоился прежний начальник отделения, менее всего интересовала Берию, как, впрочем, и находившихся здесь начальника СПО Федотова и неизвестного армейского полковника.

Когда Меркулов и Трущев вошли в кабинет, Берия представил военного.

— Полковник Закруткин Константин Петрович из Разведупра.[22] Прошу любит и жаловат, — и тут же без всякой паузы обратился к Николаю Михайловичу. — Трущев?

— Так точно, товарищ нарком, — доложил тот.

Берия заглянул в какие-то бумаги и спросил.

— Ви доверяете Шеелю?

— Нет, товарищ нарком.

— Почему же возражаете против его изоляции?

— Во-первых, факты, изложенные Ефимовым, являются его личным, ничем не подтвержденным мнением…

— Не берите на себя слишком много, Трущев, — оборвал его Берия. — Ефимов — опитный работник, и ми можем доверят его мнению. Короче, что ви предлагаете?

— Попросить Шееля встретиться с Майендорфом.

— Что?! Попросит?!

— Так точно. Даже если Шеель позволит себе ставить условия. За всеми этими маневрами срывается какой-то смысл.

— Докажите.

— По сведениям из архива Майендорф назначен в МИД совсем недавно. Где он служил ранее, в архиве сведений нет. Трудно поверить, чтобы новоявленного, непонятно откуда взявшегося сотрудника могли послать с важной дипломатической миссией в Японию. Следовательно, у этой поездки есть второе дно.

Берия промолчал, тем самым как бы позволив молодому сотруднику высказаться до конца.

— Во-вторых, поездка по Транссибирской магистрали, ставшая возможной после заключения пакта о ненападении, может быть использована для оживления агентуры. Точнее, для подтверждения того факта, что законсервированный сотрудник жив и является тем, за кого себя выдает.

— Глупо для этого заранее в писменной форме предупреждат о встрече! — огрызнулся Берия.

— Так точно. Вот почему я предлагаю позволить Майендорфу отыграть свою партию до конца. Конечно, под нашим неусыпным контролем.

— И что это даст? — с тем же откровенным недоброжелательством поинтересовался нарком.

— Сотрудники такого ранга как Майендорф просто так по чужим странам не разъезжают. Возможно, встреча с Шеелем является дымовой завесой для чего-то более существенного. Им ничего не стоит пожертвовать Шеелем, ведь он, судя по документам, окончательно порвал своим классом.

— Какие документы! — взорвался Берия. — Разве можно по документам отличить честного человека от двурушника и троцкиста! Этот негодяй Шеель вполне может оказаться матерым шпионом и диверсантом! Впрочем, отказываться от этой версии нельзя. Что еще?

В этот момент Закруткин подал голос.

— Лаврентий Павлович, ваш сотрудник прав — Майендорф является крупной фигурой. Прав он и в том, что на Шееля бесполезно давить в открытую. Если он не тот, за кого себя выдает, вскрыть ему нутро в отведенные сроки не удастся. Я хочу дать справку — Майендорф является высокопоставленным сотрудником германской службы безопасности, вхож к Гиммлеру. В Испании осуществлял связь между франкистской разведкой и гестапо. Наша резидентура пыталась взять его в разработку, правда, безрезультатно. Такие фигуры как Майендорф просто так по свету не раскатывают. Обратите внимание на такой факт — Майендорф, по нашим сведениям, отправился в Японию в середине сентября, а письмо было отправлено из Берлина за день до подписания договора с Германией.

Берия насторожился.

— Ви имеете в виду, что встреча планировалась заранее?

— Не исключено. В любом случае надо бы позволить друзьям детства встретиться и поговорить. Для этого просто необходимо получить согласие Шееля.

— Полагаете, они питаются разиграть барона в темную? — спросил Берия.

— Возможно.

Берия некоторое время размышлял, потом вынес решение.

— Хорошо. Трущев, раз уж ты так доверяешь этому барону, ты его и уговоришь. Обещай что угодно, но он должен встретиться с Майендорфом.

Трущев не удержался от замечания.

— Товарищ нарком, я вовсе не доверяют Шеелю. Просто считаю преждевременным обрубать концы.

— А ми, значит, — развел руками нарком, — такие ротозеи, что готови вместо того, чтобы разгадать замисел врага, заняться поиском двурушников в своих рядах. Партия нам этого не простит.

Затем он обратился к Федотову, до того момента скромно сидевшему за столом.

— Ты как считаешь, Павел Васильевич?

Тот ответил не сразу, сначала несколько раз взглядом пересчитал пальцы на левой руке, затем неловко поднялся и доложил.

— Полагаю, нам кидают отравленную наживку. Полагаю также, в этом деле нельзя спешить, пусть враг выявит нутро.

Берия кивнул.

— Вот и держи это дело под контролем.

Приказ отправиться на Урал был верным признаком, что пришел черед Трущева быть подвергнутым тщательной и жесткой проверке на соответствие требованиям, введенным в подразделениях наркомата внутренних дел. В ту пору как раз на такого рода поездках многие ломали себе шеи.

В разговоре Николай Михайлович признался.

— Я две ночи не мог заснуть, вертелся на верхней полке, прикидывал так и этак. С чего начать — с проверки доноса Ефимова или в первую очередь заняться Шеелем? Профессионально меня более всего занимал «Барон» — такую кличку Шеелю придумал Берия. Кто он? Зачем эта заваруха с письмом? Ведь он и раньше получал из Германии корреспонденцию от каких-то древних и дальних тетушек. Правда, редко. Было три или четыре письма, их копии я нашел в архиве. Если Шеель законспирированный агент, зачем его так вызывающе светить перед нами?