Серая «Волга» проехала около четырехсот метров и развернулась поперек проулка. Справа виднелись огни Магистрального проспекта, слева тускло светились окна электроподстанции. Ближний свет фар высвечивал зеленые стальные ворота в серой бетонной стене.

С треском вытянув стержень ручника, Шитов вышел из машины, сноровисто и быстро отпер замок и отвалил тяжелые створки. «Волга» въехала в небольшой двор бывшего автохозяйства. Собственно, здесь ничего не изменилось. Проржавевший остов грузовика, гора старых шин, гараж на три бокса, кирпичное здание мастерских… Точка исполнения.

Гараж и мастерские сходились под прямым углом, поэтому члены спецопергруппы «Финал» между собой называли это место «уголком». Самый внимательный глаз не смог бы определить истинное назначение «уголка» — обычная ремзона, каких в большом городе не менее сотни. И помещение, которое отомкнул шестой номер — бывшая диспетчерская, — наводило уныние типовой безликостью: стол под зеленым, в чернильных пятнах, сукном, старые расшатанные стулья, изрядно вытертый клеенчатый диван, обшарпанный шифоньер… Точь-в-точь красный уголок какого-нибудь домоуправления, только стульев поменьше.

Григорьев, прижимая локтем видавшую виды кожаную папку, первым зашел в комнату, с отвращением вдохнул застарелый табачный дух, стряхнул папкой невидимую, но вполне вероятную здесь пыль и осторожно опустился на скрипнувший диван. Лицо его, как всегда, выражало недовольство. Это относили на счет многолетней хронической язвы, хотя столь же многолетняя работа по надзору за мерзостями мест лишения свободы в не меньшей степени была способна породить не только любую гримасу, но и саму язву. Сейчас недовольство прокурора могло объясняться и учуянным еще в машине запахом перегара, исходящим от Буренко, и позвякиванием в клеенчатой сумке первого номера, и деловитостью, с которой тот перемешивал на зеленой скатерти черные костяшки домино.

Конечно, и стресс надо снимать, и «козла» забивать можно, время есть… Но черт бы их побрал с этой обыденностью — будто на пикник выехали… Особенно раздражал Буренко: неряшливостью, цинизмом, самомнением. Гордится своей эрудицией — как же, два института окончил! Ну и что? Зачем врачу археология? Зачем таскаться летом по раскопкам? Работает с трупами, отдыхает со скелетами, хорошенькое хобби! Жить в палатке, ворочать грунт на солнцепеке, мокнуть под дождями; комары, гнус, малярия… Да мало ли какую инфекцию можно найти в любом захоронении… И не мальчишка, скоро пятьдесят стукнет, а на тебе — романтик! Но выезжать с ним любят. Как начнет байки травить про сарматскую царицу, золотой курган, скифские клады, все — от шоферамилиционера до следователя — рты раскрывают. И начальники служб не прочь с ним поболтать, говорят — интересный человек. Вот и возомнил себя черт знает кем! Викентьеву не подчиняется, считает, что и прокурору не поднадзорен, — получается, он здесь и есть самый главный? Разговоры всякие заводит, да так, будто остальные в грязи ковыряются, а он, чистенький, сидит наверху да им за это пеняет. Недаром исполнитель с ним постоянно ссорится: кому приятны эти намеки про убийц и их жертв… Нашелся моралист! Если хотя бы половина того, что о нем болтают, правда… Вроде спирт из препаратов пил и с женскими трупами это самое… Конечно, бывшей жене веры мало, но когда смотришь на его жирную ряшку, то ведь не скажешь однозначно, что вранье… Насчет спирта и сомневаться нечего — закладывает здорово и с каждым годом все больше… А вот насчет остального — кто знает, пятьдесят на пятьдесят…

Врач будто почувствовал мысли прокурора и уставил на него пристальный взгляд маленьких, нервно блестящих глаз.

— Присоединитесь, Степан Васильевич?

Григорьев отрицательно качнул головой и демонстративно полез в свою папку. «Даже шестьдесят на сорок, — подумал он. — На редкость неприятный тип!»

— Начальство отказалось, — ернически пропел Буренко. — А нам что оставалось? Не хочешь разрыдаться — сумей поразвлекаться!

И обычным голосом сказал:

— Сами забьем.

Потом подмигнул первому номеру и прошептал что-то в ухо.

— Нет, — отрезал тот. — Только после работы. Порядок надо соблюдать!

— Что вы, собственно, называете работой? — занозисто спросил Буренко.

— И что — порядком? Как именуется эта чудесная работа? И как звучит ваша должность?

— Опять?! Ей-Богу, не буду играть, если так, — вспылил первый. Буренко немного подумал.

— Ладно, давайте не вдаваться… А по сто капель совсем бы не помешало!

Он сглотнул, и второй подбородок колыхнулся в такт с кадыком.

— Не распускайтесь, товарищ Буренко! — желчно произнес прокурор. — Иногда мне кажется, что вы просто бравируете своим цинизмом!

Врач откинулся на спинку стула и изготовился к обстоятельному ответу, но передумал и махнул рукой.

— Ладно, в конце концов, любую патологию можно считать нормой и порядком, все зависит от точки отсчета. Тогда противоестественное дело — обычная работа. Но сейчас я не хочу споров. За дело! Где там наш Петюнчик?

— Машину загоняет, сейчас явится, — проворчал первый, набирая в согнутую ладонь черные прямоугольники. — Да вот и он! Чего это ты такой вскукоженный?

Грубое лицо Шитова выражало озабоченность, и стул для себя он выдвинул слишком резко.

— Кажется, здесь кто-то был…

— Где «здесь»? Кто был? — насторожился исполнитель.

— Черт его знает! — Шитов извлек мятую пачку дешевых сигарет, размашисто чиркнул спичкой. — Я двери в гараж всегда проволокой закручиваю, так вот ее нету. И замок…

Он прикурил, мазнул взглядом по враз отвердевшему лицу первого и безразличной мясистой физиономии врача, покосился на углубившегося в бумаги прокурора.

— …И замок легко открылся. Обычно туго проворачивался, а сегодня — сразу!

— Кому он нужен, твой гараж, — раздраженно бросил Буренко. — Мы здесь черт-те сколько не были, ты просто путаешь. Бери «камни»!

Младший сержант выполнил предложение врача, но без обычного азарта.

— Кто заходит? — вяло спросил он.

— Я и зайду! — Буренко торжественно показал дубль «один-один» и с размаху хлопнул по столу. Шитов приставил «один-два».

— Легко открылся, значит… — неожиданно сказал первый номер, и оказалось, что он положил свои кости на скатерть, как бы потеряв интерес к игре. — А давай-ка мы его посмотрим, замок-то. Принеси сюда, Петро, поглядим при свете…

Шестой мигом сбегал за замком.

Не обращая внимания на недовольное брюзжание Буренко, первый попросил у Григорьева лист чистой бумаги и, держа над ним замок, стал греть спичкой донышко вокруг отверстия для ключа. Младший сержант и врач напряженно следили за его манипуляциями. В комнате наступила тишина.

Кап — крохотная желтая капелька сорвалась на белую поверхность листа. Первый быстро наклонился, нюхнул.

— Ты-то сам его не смазывал? — озабоченно спросил он. — Ладно, дай ключ…

Немного повозившись, первый осторожно опустил замок на стол.

— Похоже, действительно открывали. Непрофессионал — подобрать как надо не смог — раздолбал личинку, и все дела! А как подвал-то?

— Его только из пушки откроешь… Хорошо — в гараже ничего нет, — медленно цедил слова явно озабоченный Шитов.

— А в подвале что такого особенного? Подвал и подвал! Чего вы всполошились? — по-прежнему раздраженно перебил врач, вытирая заношенным платком потеющую шею. — Если даже залез какой-нибудь ханыга — что с того? Что он тут увидит?

— Опаздывают наши! — взглянув на часы, сказал первый. И преувеличенно бодро добавил:

— Козла-то забить надо, ребятушки! Мой заход!

Через несколько минут напряжение разрядилось. Резко хлопали кости домино, раздавались обычные для такого времяпрепровождения междометия, слова и короткие фразы. Все шло как обычно, если не считать некоторых мелочей. Например, первый номер играл без обычного блеска.

Он лучше, чем кто-либо из присутствующих, исключая, пожалуй, прокурора, который демонстративно изображал, что все происходящее его ни в коей мере не касается, представлял, какие последствия может иметь инцидент с замком. «Уголок» был объектом особого режима, и потому интерес к нему со стороны любого постороннего человека являлся чрезвычайным происшествием, требующим тщательного расследования, доклада по команде и принятия мер по предотвращению рассекречивания. Любых мер, вплоть до переноса места исполнения. А с этим хлопот не оберешься!