— …рядом с советским воином… старейший защитник Варшавы… Отстаивая Мадрид, он сражался и за Варшаву… Две тысячи польских волонтеров полегли у степ Мадрида… Смотрите, поляки, и не забывайте этого! Кровью лучших людей России и Польши спаяна наша дружба!..

Он протянул руку над Дмитрием и Адамом. Потом его рука тихо коснулась моей.

…С каждым часом кольцо сжималось вокруг повстанцев. Мы с майором Сенком находились в подвальном помещении в центральной части города, на улице Хожей, и обсуждали положение в Варшаве. Сенк часто отдавал приказания связным, и они тут же уходили на позиции.

Наш подвал содрогался от обстрела из шестиствольных минометов. Гитлеровцы методически обрушивали шквал огня на город. И такая обстановка очень усложняла мою работу — разведчика. Но как бы то ни было, а нужно было выполнять задание. Кое-что я уже знал. Например, то, что в Варшаву прибыли отборные дивизии, переброшенные из Италии и Франции, такие, как «Викинг», «Мертвая голова». Об этом подробно рассказал взятый нами в плен офицер из штаба фон Дем-Баха, командующего Варшавским гарнизоном.

Вот как это было. Ночью я пригласил своих польских товарищей, которые мне помогали в работе, и изложил план похищения офицера штаба. Они внимательно выслушали меня, и Юзеф сказал:

— Это очень сложно. Но мы пойдем по канализационным трубам, по траншеям. Подойдем к зданию, где находится штаб, и будем дежурить у люка…

Так и сделали. За сутки нам пришлось пять раз пробираться по траншеям и канализационным трубам под городом к этому зданию и вести наблюдение. На пятый раз мы подошли этим же путем к штабу вечером. Приоткрыли люк трубы и увидели, как к зданию подъехала машина. Хлопнула дверца. Смотрим — вышел офицер и тут же скрылся в двери.

Пришлось его подождать. Но ждать было небезопасно. Мы знали, что гитлеровцы периодически проверяли эти канализационные люки, часто бросали туда гранаты, пускали отравляющие газы.

Сидим час. Подошла грузовая машина, и солдаты стали сгружать какое-то имущество. Затем машина ушла. Подкатили еще две с ящиками. А за ними — еще три легковые, тоже к центральному подъезду. Видно было, что кто-то прибыл из начальства. Но кто именно?

Мы подготовились к действиям. У нас были гранаты, пистолеты и два автомата. Пришлось ждать еще минут сорок. Видим, из штаба вышли два офицера. Они подошли к машине, которая ближе стояла к люку. Вот тут-то мы выскочили из люка, схватили одного офицера за ноги и за руки и — в люк. Он от неожиданности даже не успел крикнуть. Второй, который был за машиной, стал звать напарника. Но, увидев, что люк открыт и напарник бесследно исчез, поднял тревогу. Пришлось дать автоматную очередь и заставить его замолчать. Шофер же, сидя в машине, не вышел на выстрелы. Испугался, видно, а может быть, подумал, что не стоит рисковать из-за господ офицеров своей головой.

Когда мы отошли метров на триста, то услышали взрывы гранат. Гитлеровцы поздно хватились…

Офицер оказался капитаном. Ну и тяжел же он был! Мы с трудом притащили его в расположение повстанцев. Рассматривая документы, оказавшиеся в его портфеле, я обнаружил, что офицер был одним из адъютантов штаба дивизии, расположенной в районе Океанце. Он приехал в штаб гарнизона для доклада.

В одной папке оказалась докладная записка о расположении войск в районе пригорода Океанце.

Допросили капитана. Он рассказал, как они готовятся к укреплению обороны своего участка, подтвердил, что с Запада прибыли свежие танковые части. Что касается повстанцев, то, по утверждению пленного, командование в ближайшие дни полностью разделается с ними.

Получив все эти сведения, я сразу же передал их по радиостанции нашему командованию в Центр. Сведения были важные. Из Центра их передали в штаб 1-го Белорусского фронта.

На третий день пребывания в Варшаве я снял армейскую форму. Так мне посоветовал майор Сенк. Дело в том, что в Варшаве находился и Центр английской разведки, которая тесно была связана с органами безопасности Армии Крайовой. Совместно они вели разведку гарнизона противника. Кроме того, их интересовали данные и о Советской Армии. Когда они пронюхали, что в Варшаве появились «советские летчики», английская разведка приняла все меры к тому, чтобы выяснить, с какой целью мы прибыли в Варшаву. Нужно было считаться с вероятностью, что англичане попытаются подослать ко мне своих людей. Поэтому мои польские товарищи нашли какое-то длинное пальто на меху, шапку, ботинки. В общем, из меня получился настоящий варшавянин. Никто меня не мог отличить от местного жителя. К тому же я хорошо разговаривал по-польски.

И вот, когда я находился в районе улиц Курчей и Сенной и держал связь по радио с Центром, ко мне прибежал адъютант Сенка и сказал, что майор просил меня переменить местонахождение. Спрашиваю, почему. Потому, отвечает, что за вами следят, охотятся… Я поблагодарил адъютанта за «приятную новость» и принял контрмеры.

Как-то пришел я к Сенку, а он и говорит мне:

— Вас спрашивала какая-то девушка… Она сказала, что выброшена сюда из Москвы… в 1942 году…

Любопытно узнать, что за девушка. Хотя я настороженно относился к случайным встречам, на этот раз пренебрег осторожностью. Чтобы пе попасть впросак, надо было продумать все детали встречи. Я попросил Сенка сообщить мне, как только появится эта девушка.

И вот во время радиосвязи с Центром вбегает мой Юзеф и говорит:

— Майор Сенк просил передать, что вас ждет девушка.

Я прекратил связь и поспешил в штаб Сенка, оставив у рации Юзефа. Он был надежным человеком. Не раз доставлял мне Юзеф важные разведывательные данные. Вхожу к Сенку, смотрю — сидит девушка: бледное лицо, глаза горят. Видно, переживает, очень ждет встречи. Не обращая на нее внимания, спрашиваю Сенка:

— Пан майор Сенк, как идут дела? — Сенк глазами указал на эту девушку, что-то ответил. Я понял, что это- она. Подхожу к ней, протягиваю руку:

— Дзень добрый, — по-польски обращаюсь к ней.

— Я хотела с вами поговорить… — отвечает она также по-польски.

— Пожалуйста.

И вот слышу такую историю. Она была выброшена в 1942 году со своим командиром из Москвы под Варшаву с радиостанцией. В одном поселке гитлеровцы запеленговали радиостанцию, сделали обыск. Хотели арестовать, по были встречены огнем. Командир был убит. Она же чудом уцелела, затем изменила место своего нахождения, закопала радиостанцию и вот из-под Варшавы попала в город. Теперь живет у своей тетки. Желает оказать мне помощь.

Что ж, помощь так помощь. От помощи я не отказываюсь. Назначил свидание с ней через день. Но у самого от этой встречи возникли другие ассоциации. Подозрение усилилось. Запрашиваю Москву, даю данные: псевдоним, позывные. И вдруг получаю ответ: да, такая была выброшена тогда-то, но будь осторожен.

Встретившись снова с этой девушкой, я спросил ее, где она живет, можно ли зайти.

— Можно, — говорит.

Под вечер мы с Юзефом нашли улицу и дом, где живет ее тетка. Квартира на первом этаже. Вошли, познакомились. Заметил, что не так уж плохо живет родственница нашей разведчицы. Да и выглядит довольно бодро. На вид ей лет тридцать восемь. Тетушка очень любезно пригласила сесть. Предложила кофе, хлеб и даже сыр. Было удивительно смотреть на такую роскошь. Повстанцы с трудом доставали воду, овсяную крупу, из которой варили «поплюйку». Эта «поплюйка» ценилась на вес золота. О хлебе и речи не могло быть! Люди тифом болели, умирали с голоду. А здесь ароматный кофе, сыр. Чудо!

Правда, повстанцев поддерживала Советская Армия. После того как я выпрыгнул в горящую Варшаву и информировал Центр о положении дел в восставшем городе, каждый вечер самолеты сюда сбрасывали груз: медикаменты, сухари, консервы, концентраты, сахар. Повстанцы, насколько могли, делились с жителями. Но этого было недостаточно. Чтобы насытить изголодавшуюся Варшаву, требовались ежедневно железнодорожные составы продуктов, а не десятки и даже не сотни тонн продуктов, которые можно было сбросить по воздуху.