— Три дня, — говорит он. — На вашем месте я бы не сидел здесь, а пошел бы в городское управление внутренних дел к дежурным.

— Спасибо за совет, я уже и сам так решил.

Напротив моего кабинета под стенгазетой «На страже порядка» сидит плотный человек в модной дубленке, в брюках с острыми как ножи стрелками, в модных фиолетовых туфлях (к дубленке, по-моему, они никак не подходят), волосы длинные, седые, напомаженные. В общем, они ему к лицу. Все остальное ему тоже к лицу, за исключением дубленки. Наверно это Альберт Цауна. Я не ошибся.

Он рассказывает то же, что и его соседка, никакой новой информации я не получаю. Бегущего по улице Лоню мужчину он видел, но тоже не может толком описать.

— Вы вчера были дома один?

— Да, — кивает он. — Вчера я был один. Моя жена работает в детском саду музыкальным воспитателем, у нее один день полностью загружен до вечера, зато следующий совершенно свободен.

— Поэтому я сегодня сначала услышал женский голос, — говорю я.

— Да, это она, Минга… Необычное имя, не правда ли?

Он любезный, приятный человек. Черноволосую женщину без платка он не видел, потому что тоже подошел к окну лишь тогда, когда на улице раздались крики.

Я подумал — дежурные от меня никуда не денутся. Все равно надо прослушать вчерашние магнитофонные записи, послушаю заодно и сегодняшние утренние. Сначала надо отправить ювелиру кольцо.

Кольцо с овальным коричнево-фиолетовым камнем сантиметра три в длину. Вправлен он в богатое сплетение из белого металла. Орнамент плетения мне не знаком, он образуется из спиралек, закрученных в маленькие пирамидки с шариками на концах.

Когда с этими делами покончено, еду к сто тридцать девятому дому и хожу из квартиры в квартиру. Во все я, конечно, не попадаю — большинство людей в это время на работе. Ничего нового узнать не удается. Бегущего мужчину видела еще одна женщина. По крайней мере, ей показалось, что он бежал.

Мне повезло на проходной фабрики, которая находится почти напротив подъезда дома сто тридцать девять.

Нет, вахтер ничего не заметил, но он слышал, что женщину видела крановщица из литейного цеха.

Мы идем через один цех, потом через другой, наконец, оказываемся в литейном. Здесь нет ни огня, ни расплавленного металла, только рабочие в грязных спецовках вибраторами сжатого воздуха утрамбовывают формовочную массу и, судя по их взглядам, не могут понять, что здесь понадобилось милиционеру. Время литья еще не наступило, поэтому кабина крана пустовала, а крановщицу мы находим возле наждаков, там, где обрубают детали.

Усаживаемся в единственном тихом месте цеха — в комнате отдыха. Стол накрыт красной материей, на нем свежие газеты, на стенах почетные грамоты. Битых полчаса я пытаюсь разбудить, оживить память свидетельницы, но ничего нового мне добиться не удается.

Она шла на работу из поликлиники. Когда была уже у дверей проходной, чуть поодаль остановилась машина — из нее вышла темноволосая женщина. Она не обратила бы на нее внимания, если бы ее не злили молодые девчонки, которые, не заботясь о своем здоровье, в холод бегают с непокрытыми головами и в тонких чулках. Номер машины она не заметила, марку машины не заметила, цвет не заметила, такси или «частник» — этого она тоже не заметила. Вышел ли из машины еще кто-либо после женщины, этого она тоже не заметила, и уехала ли машина сразу после того, как вышла женщина, или нет — этого она уж и вовсе не заметила. И вообще — та ли это женщина, которую задавили, она не берется утверждать, потому что крик услышала, уже находясь во дворе фабрики, а поскольку она не из любопытных, то обратно не пошла.

Снова перебираю самые фантастические варианты. Эти варианты у меня как напасть.

Женщина вышла из автомобиля, потому что доехала до дома, в который ей надо было попасть.

Женщина вышла из машины, чтобы шофер не увидел, в какой дом она зайдет. Она прошла через двор, хотела на параллельной улице остановить другую машину и ехать дальше на ней.

Женщине на самом деле необходимо было попасть на параллельную улицу, но, чтобы ввести в заблуждение шофера, она выходит у проходного двора.

Женщина выскочила из машины, об этом говорит тот факт, что на ней не было ни платка, ни перчаток. Ее преследует другой пассажир, который и толкает ее под трамвай, а сам убегает по улице Лоню.

Каждый вариант тянет меня в свою сторону, но я-то не могу разорваться на части.

Мои знакомые, которые не имеют представления о милиции, считают, что дежурный милиционер — это человек, который сидит за письменным столом и только и умеет, что повторять как попугай: «Ваша фамилия? Где проживаете? Где работаете?» А между тем дежурный управления милиции — весьма ответственное лицо, спрашивает он мало, но отдает краткие и точные приказы, иногда привлекая к операции сотни людей.

Дежурка — довольно большой зал на нижнем этаже в здании Управления внутренних дел города Риги, здесь нет никаких письменных столов, только два пульта. У меньшего сидит дежурный, у большего — его помощники.

На стене огромный план Риги с лампочками, которые загораются, указывая место, где произошло что-нибудь чрезвычайное. Тогда дежурный принимает решение и через радиоцентр сообщает о нем моторизованному патрулю, в данный момент находящемуся ближе всего к месту происшествия. Дежурный или его помощники могут принять и другое решение, например, послать на место происшествия какую-нибудь из оперативных автомашин управления милиции, опергруппы которых томятся тут же, в вестибюле. В особых случаях достаточно двух-трех коротких приказов дежурного, чтобы тот или иной район города был оцеплен или же блокированы все воздушные, сухопутные и водные пути Риги.

О том, что мне здесь нужно, уже известно — Шеф проинформировал. Мне дают несколько магнитофонных лент и отводят в небольшую комнатку для прослушивания.

Подготовив блокнот и карандаш, включаю магнитофон.

В четыре ноль семь:

— На нашей лестнице лежит человек.

— Живой?

— Сопит… — на другом конце провода хихикают.

В пять тридцать одну:

— Приезжайте и заберите же, наконец, этого пьянчугу!

В пять тридцать три:

— У меня пропала дочь.

— Как это случилось?

— Ушла на танцы и до сих пор не вернулась.

— Возраст?

— Девятнадцать лет. Кристина Томниеце.

— Может, после танцев пошла к подруге?

— Так поздно к подругам не ходят.

— Но ведь так случается.

— Как это — так случается! — прорывается давно сдерживаемый гнев.

— Если до обеда не вернется, позвоните еще раз.

В пять сорок восемь:

— Ветром надломило дерево, еле-еле держится… Если упадет, порвет троллейбусные провода и перегородит улицу.

— Адрес? Спасибо.

Только около трех дня был звонок, который меня заинтересовал, и я отметил его у себя в блокноте. Звонил мужчина с ярко выраженным кавказским акцентом и, должно быть, очень темпераментный.

— Слушай, натшалник! Нэвеста пропал, помоги найти!

— В магазине «Детский мир»?

— Нет, в Сымфэрополэ.

— Где?

— Город такой. В Крыму. Симфэропол. Ты, натшалник, Крым не знаешь?

— Может быть, невеста уехала в другую сторону?

— Нет, на рижский самолет побежал, я догонял, нэ поймал.

— Стало быть, она от тебя сбежала.

— Сбэжала, а я хочу найти, помириться!

— Фамилия?

— Лакомова Тамара Викторовна.

— Одну минуту! — Помощник дежурного, очевидно, смотрит в какие-то документы. — Нет, у нас нет. Позвоните еще вечером.

— Помоги, натшалник, найти!

К такой маленькой хитрости — просьбе позвонить еще раз — прибегают для того, чтобы проверить: если вторичного звонка не последует, значит, разыскиваемое лицо нашлось, и его из списка можно вычеркнуть.

К концу дня у меня набралось восемь фамилий пропавших женщин в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет. Не знаю, сколько лет пропавшей невесте кавказца, но думаю, что ей вряд ли больше двадцати пяти, К тому времени, когда я уходил, жених вторично не позвонил, но я оставил Тамару Лакомову в своем списке.