К вечеру удалось достичь приблизительной отметки в сто ярдов. На этой дистанции уступы уже представляли собой углы шести футов высоты, со сторонами в четыре ярда. В каждом из них, под надежной защитой стен, были оставлены на ночь по двадцать солдат. Это было нелишней предосторожностью, поскольку с наступлением темноты из подземных галерей появлялись отряды лазутчиков врага.

Как и две предыдущие ночи, эта также оказалась насыщена событиями. Отряды лазутчиков появились на склонах окрестных холмов вскоре после полуночи и принялись обстреливать из луков волков. Раненные животные пытались вырваться за пределы наскоро сооруженной изгороди, и разорвать наглецов на куски. Охранявшим их солдатам пришлось приложить немало усилий, чтобы утихомирить зверей и избежать повторения недавней трагедии, когда жаждущие крови волки буквально смели часть лагеря.

Дело решили стоявшие на флангах панцирники. Они атаковали быстро и решительно. Отряды лазутчиков частично были уничтожены, а частью смогли отступить под землю, зато гномам удалось обнаружить два входа в галереи.

Их пришлось засыпать, так как преследовать противника по этим коридорам было смертельно опасно. Пока содаты таскали землю и отбивали края входов в галереи, схватка неожиданно закипела возле левого крайнего уступа.

Когда туда подоспели тяжелые пехотинцы, все два десятка охранявших уступ оказались окружены и перебиты. Чуть только завидев крупный отряд панцирников, люди герцога спешно отступили. К счастью, вовремя подоспел Кхаро с десятком экипированных стрелков. Около дюжины противников удалось оставить на поле, а остальные скрылись за соседним холмом, и ушли через ненайденную галерею.

Этой же ночью, ближе к утру, подошел обоз из Мудрого Дуба. Из тридцати повозок добрались лишь двадцать четыре, остальные были сожжены во время нападения отрядов Валинстра. Впрочем, такие потери не беспокоили Мару, поскольку она позаботилась о том, чтобы все необходимое подвозили с избытком, так что в лагере накапливался небольшой запас.

Утром, едва строительные команды отправились к простоявшим ночь уступам, по ним ударили онагры. Холодная Дева вместе со всеми тремя полководцами видели это собственными глазами, поскольку следили за выдвижением команд.

Тяжелые удары метательных мачт о суппорты разнеслись далеко по округе, и куски дробленного камня взвились в небо и с сухим шелестом понеслись к целям. Строителям стали кричать, предупреждая их об угрозе, однако они и сами заметили выстрелы и прикрылись щитами. Они были немаленькими, но все же значительно уступали в размерах башенным щитам, которые использовали в недавней вылазке. Дождь из острых осколков сбил нескольких человек с ног, заставив их потерять щиты. Трое больше не поднялись, но остальные благополучно достигли уступов.

Отсидевшись, они принялись готовиться к переносу камней на следующие пятьдесят ярдов. Теперь, когда каждый шаг давался с трудом, каждого носильщика прикрывал солдат с щитом. Они оба валились с ног, если в щит ударял булыжник, пущенный из трапеции — легкой катапульты, стрелявшей снарядами не тяжелее двух фунтов.

Как оказалось, таких орудий в замке насчитывалось не менее сорока, и теперь все они работали с западной стены, уверенно посылая камни на расстояние в триста ярдов.

Стрелять прицельно с такой дистанции трапеции не могли, однако своей методичностью и количеством делали главное — держали содат противника в постоянном напряжении. Особенно опасными были скачущие по земле булыжники, которые имели никому не известную траекторию и могли запросто перебить кому-нибудь ногу. Некоторые снаряды с грохотом бились в непоколебимые стены уступов, и, разлетаясь вдребезги, угрожали окружающим острыми осколками.

Вскоре, помимо мастеров, руководивших укладкой камней, в строительных командах появились здоровяки-вахмистры, которые размахивали кожаными плетками и орали на тех, кто, по их мнению, недостаточно проворно двигался. От летящих булыжников вахмистры прикрывались несколько облегченными башенными щитами, которые все еще были очень тяжелыми и их с трудом удавалось переносить с места на место.

Вахмистры, тем не менее, оказались хорошими ориентирами, и по ним время от времени стреляли из баллист. Правда, особых результатов это не приносило, поскольку даже трехфунтовым каленым болтам было не под силу пробить толстые щиты. Они лишь оставляли на них хорошие вмятины, или попросту застревали намертво.

Иногда вахмистрам крепко доставалось камнями из трапеций, и тогда они, оглушенные, падали на землю вместе со щитом, а встав, еле стаскивали его с себя, и громко ругались, сгоряча раздавая строителям плеткой.

Понемногу строительные команды приспособились к обстрелам из трапеций и баллист и научились выбирать наиболее безопасные моменты для подноса камней.

Закончив очередную линию уступов, они начали продвигаться на следующие пятьдесят ярдов, и тут снова сработал онагр. Каменное ядро пролетело по красивой параболе и с грохотом рухнуло о землю недалеко от центрального уступа — с небольшим перелетом всего в двадцать ярдов.

Вахмистр нервно расхохотался и приказал подобрать ядро, дабы положить его в основание следующего уступа. Однако веселость его была наигранной. Хоть он и был крестьянином из деревни, все же он понимал, что то была лишь пристрелка.

Через несколько минут ударили сразу три онагра, траектории трех каменных ядер пересеклись на центральном уступе. Одно из них упало левее, взметнув высоко в небо облако красноватой пыли, но два других попали в цель — второе с отскока, а третье угодило точнехонько в угол.

Удар был такой силы, что помимо самого ядра разлетелись вдребезги несколько камней в стене, сверкнули красноватые росчерки искр, и разлетевшиеся осколки ранили пятерых мастеров, в том числе и из команды соседнего уступа. Часть стены завалилась, придавив двух солдат. Поднялась суматоха — все бросились разбирать завал, чтобы поскорее перенести камни к следующему уступу.

За суетой никто не заметил, как еще одна трапеция ударила мачтой о суппорт, посылая заряд дробленного камня. Взметнулись фонтаны пыли, и еще несколько осколков нашли свои жертвы. Оказавшийся свидетелем этого вахмистр внезапно бросил щит, и начал размахивать плеткой и истошно орать, силясь заставить мастеров не суетиться и восстановить рабочий режим. Без внимания этого оставить не могли, и, по видимому сошедший с ума вахмистр вскоре оказался размазан по полю тяжелым каменным ядром. Ему на смену оперативно прибежал другой, и строительство очередного уступа возобновилось.

Рабочие, словно муравьи, продолжали разбирать одни уступы и строить новые, делая это под непрекращающимся обстрелом из сорока трапеций, которые то вели рассеянный огонь по всем командам, то сосредотачивали свое внимание на одной, продолжая держать строителей в гнетущем напряжении.

Стоило только наблюдателям со стен замка заметить, что где-то рабочие скучились, как по ним немедленно наносился хлесткий удар дробленным камнем. Каждый такой выстрел собирал две-три жертвы, однако это не могло остановить продвижение уступов.

Убитых за руки и за ноги оттаскивали в сторону, чтобы не мешали носить камни, а их места тотчас же занимали другие рабочие. Мало-помалу в двухстах пятидесяти ярдах от крепости начали расти уступы. В основание каждого клали самые большие камни, расширяя фундамент ныне до семи футов, а пока высота стен была весьма посредственной и еще не имела твердой и надежной опоры, вахмистры прикрывали ее щитами. Если солнце закрывало летящее ядро, рабочие разбегались, и оно с треском врезалось в растущее укрепление.

Возведением таких стен руководили мастера гномы, умевшие так положить камни, что между ними нельзя было просунуть даже тоненькое лезвие ножа для бумаг. Такие, положенные надлежащим образом камни хоть частично и дробились от мощных ударов онагров, но не разлетались на куски, и не вываливались из общей кладки.

Наряду с искусством строителей росла и сноровка обслуги метательных машин. По мере приближения к замку ядра становились все тяжелее, а попадания все чаще. Новые стены рушились, и строителям приходилось начинать все сначала.