В её весёлых глазах так и читалось «Знаем мы твои обеты», но обижать Чикиту она не собиралась (разве что поддразнить чуток), поэтому решила не усугублять: — Пора бы появиться Пекарю. Могу поспорить: наводит марафет.
Перемена темы разговора не прошла для капитана незамеченной, но она промолчала, потому что из коридора как раз донёсся мужской голос. Такие голоса музыкальные критики называют романтическими тенорами: — Девочки, девочки, девочки, — позвал он нараспев, — если вы спорите, то я сейчас прибегу, разобью!
Вениамин Пекарь летал с «девочками» второй год, он был первым человеком из наёмных разнорабочих, которого им обеим захотелось оставить в постоянной команде. Вернее, именно благодаря ему, они и стали называться командой. Потому что минимальный заявленный командный табель рассчитан на трёх человек. До этого они летали, как тандем. С регистрацией команды отчётность, конечно, усложнилась, зато рейсы сделались короче, легче и веселей. Такой уж Пекарь был человек. Кроме того, он ухитрялся соорудить вполне приличное меню из корабельных концентратов, что тоже было немаловажно.
Проснувшийся Веня был, как всегда, свеж и одет с иголочки. Приближался он с противоположной от ожидаемой стороны и по дороге должен был неминуемо наткнуться на Степана, старательно изображающего стопроцентное поглощение содержимым технического шкафа.
Контраст между этими молодыми людьми был более чем полным, он был всеобъемлющим. Начать с того, что Пекарь был чернокожим. При этом он был евреем по маме, не ограниченным, впрочем, как и все граждане мира, рамками вероисповеданий. Фамилию он тоже взял мамину, потому что папина была непроизносима. Отец Вени был принцем африканского демократического государства, в связи с чем в семье произошёл казус. По истечении нескольких десятков лет восторжествовавшая в Бенинском обществе демократия простому народу надоела. Люди поняли, что на политику им совершенно наплевать, а вот на королевскую семью — нет. Им нужен царь! И, соответственно, наследный принц. Вениамин от предложенной роли отказался ещё в школе, поэтому его папа отбыл на родину, где сочетался традиционным браком ещё с тремя жёнами и вот уже который год с нетерпением, но без везения, ожидал наследников мужского пола.
Однако различия между Веней и Коршаком на цвете кожи не заканчивались, справедливо было бы сказать, что на этом они только начинались. Если Степан был коротко острижен и гладко выбрит, то есть по-военному прост, то Веня простоты не переносил. Она от него отталкивалась. Он носил бородку «готи» и достаточно длинные волосы, которые после определенной термической обработки становились ровными и шелковистыми, и тогда он забирал их во всякого рода узлы в самых неожиданных местах головы и обтягивал косынками самых экстравагантных оттенков.
Кому как, конечно, Чикита с Раисой в жизни повидали немало, но если говорить о технике, то в его понимании повар представлял собой не что иное, как квинтэссенцию этой самой экстравагантности. Кроме того, в отличие от сдержанного Степана, Пекарь сдерживал себя редко. Говорил он манерно, жестикулировал по-женски плавно, величал себя метросексуалом, а также был раскрепощён и необычен со всех остальных сторон и точек зрения.
— Что потерял наш доблестный техник? — спросил кок, хлопая в качестве приветствия по дверце шкафа, в котором копался Степан, и мельком заглянул вовнутрь. Спросил без интереса — дожидаться ответа он не собирался. И хорошо, что так. Линию поведения с корабельным коком Степан пока не выработал.
— Вообще-то, я сначала сбегал на камбуз и проверил крупы, — сообщил красавчик подружкам. — А они ещё сушатся! Ну, думаю: галлюцинации! Руками всплеснул, программы проверил, нет, всё верно! Ещё два дня сушки, и только потом включится вакуумная заморозка. Кстати, что сделать на ужин? Я отложил шикарные военные галеты, лет по десять со дня истечения срока годности!
Он всегда так разговаривал, мерно перемещая вес с ноги на ногу, будто танцуя. Одна из его рук при этом устраивалась на бедре, а вторая дирижировала в такт словам хозяина. Даже Степан соглашался, что двигался Пекарь — глаз не оторвать! А уж на капитана и на Раису присутствие кока действовало и вовсе как закись азота — они довольно улыбались от уха до уха и мерзко хихикали. Вот как сейчас. Коршак мысленно сплюнул: «Тьфу!».
— Отравить меня задумал, сморчок?! — пробасил кто-то издалека, спасая Степана от вредных мыслей и отвёрток. Начальство.
Растрёпанный механик с невероятно заспанным лицом продолжал пыхтеть на ходу: — Не выйдет! Неси свои галеты! Мой желудок и не такое переварит!
— А вот и он! — поприветствовала Михалыча капитан. — Тебя-то нам и надо, спаситель! Под милость твою прибегаем, так сказать…
Она говорила что-то ещё, то ли в шутку, то ли всерьёз, но Раиса не давала супругу ни единого шанса ответить, упрямо заталкивая ему в рот плоскую картонную палочку с требованием: «Скажи «А»!»
Когда Михалыч списался с торгового флота и заскучал на берегу, Раечка, недолго думая, затащила его в команду к Чиките. Та не возражала. Это приобретение для их небольшого коллектива было очевидно выгодным. На Земле Вовчик плавал старшим механиком на сухогрузах. Такой механик — это что-то сродни судовому врачу, который сам себе ампутацию обеих рук сделает. А сухогрузы везде одинаковые, хоть в море, хоть в космосе.
— Фантазёрка! И с чего ты взяла, что я простыл? — Михалыч сгрёб супругу в охапку и убрал с дороги. Но Раечка привычно высвободилась из медвежьего захвата и взяла его под руку: — Морской волк, зубами щёлк! Из твоей электронной медицинской карты взяла… Он у меня такой спорщик!
Механик, должно быть, собирался апеллировать, но под ласковым взглядом жены сдался, махнул рукой и обернулся на знакомый саундтрек протезов.
— Босс, разрешите! — Степану не терпелось выговориться: ведь повинную голову меч не сечёт, правда? — Это всё моя вина, пошли сбои по индивидуальным тестам, и по проходимости, и по узловой связи… В общем, я без вас не справился.
Механик полез в карманы криво натянутого комбинезона и притворился удивлённым: — Как это «твоя вина»? Ты на себя не наговаривай! Это всё сговор бортового медика с капитаном! Кто же последнюю вахту на салаг оставляет?
— Я же говорю, такой спорщик, такой спорщик, мёдом не корми, дай поспорить, — прощебетала Раиса так радостно, что Михалычу оставалось только отмахнуться. — Показывай! — скомандовал он Степану, и Коршак поспешно заскрипел к центральному дисплею, настраивая что-то с рукава.
— Ну вот, — сказала Чикита, усмехаясь коронной морской походке механика, — сейчас наши мужчины всё починят, и мы снова пойдём спать. Так, Раиса? — Все они, не сговариваясь, называли анабиоз сном и никогда не позволяли себе намёков на свои опасения не проснуться. В космосе приходится быть оптимистом.
— Конечно! Я только проведу индивидуальную пред-диагностику…
— …и мы все вместе пойдем спать в лазарет! — продолжил ей в тон Веня, складывая руки «Алёнушкой».
Капитан рассмеялась, но кок был прав, такая возможность существовала: — Ничего! Ты и там нас будешь вкусно кормить, правда? Что скажешь, Прошка, — позвала она пилота, — сможет хороший кок достаточно разнообразить жизнь прожорливой команды на протяжении двух недель полного космического одиночества?! — С пилотом у неё были свои разборки по поводу вседозволенности Вени. Они с первого дня не сошлись во мнениях. Оно и понятно, вкусовых рецепторов у Прохора не было, и Пекарю нечем было его задобрить.
— Вынужден с вами не согласиться, капитан, — откликнулся невозмутимый баритон из-под потолка, — Космическое одиночество условно. На сегодняшний день разумная жизнь предполагается как минимум на пяти из двадцати миллиардов землеподобных экзопланет.
— Какой же ты зануда! Я про то, что вокруг нас ни души в парсеках пути!
— И здесь я вынужден вам возразить, капитан. На векторе сближения я идентифицирую два управляемых искусственных объекта.
Степан к разговору особенно не прислушивался. Кулинарные таланты Пекаря занимали его мало, да и тема пустоты космоса, собственно, тоже — этой фобией он уже переболел — но на изменение настроения капитана среагировал мгновенно: что-то её насторожило! А поскольку его собственное душевное равновесие в последнее время зависело от этой безалаберной женщины напрямую, Степан невольно подобрался.
