— Это я понял. Ты расскажи, как это происходит, что ты чувствуешь. — В общении Макс напоминал Степану сестрёнку. Был такой период в их жизни, когда ему приходилось концентрировать её внимание на нужной проблеме часами. Правда, в то время она была значительно младше Макса.

— Ну… Обычно я нащупываю точку, осуществляю захват, потом тяну… Вот так! — он подобрался и сосредоточился на кристалле — незакрытый панелями, тот так и лежал, бесполезной кучей стекла по центру грузового отсека, с небольшим дополнением: временщики затянули его запретительной пломбой. Крест-накрест.

Кристалл ожил. Внутри загорелся огонёк.

— Эй! — Степан перепугался не на шутку. — Ты это брось, сейчас как прыгнем куда-нибудь!

Не прыгнем, — Макс расслабился, и кристалл погас. — Я своё дело знаю, я же временщик! — и одарил Степана широченной и немного великодушной улыбкой. — Это мы с ним поздоровались. Я ему представился, он — мне. Кристаллы все индивидуальны, как разумные существа, они чувствуют друг друга. А мы, временщики, просим их найти собрата в нужном нам секторе и открыть к нему путь. Только этот кристалл не сможет нам помочь, он намертво привязан к другому. Какая-то аномалия. А если здесь потянуть? — эксперименты с искусственной мускулатурой Степана занимали паренька куда больше, чем скучные рассказы о работе временщиков. Всё равно этого не выскажешь словами! Зато бицепс Коршака после очередной манипуляции Макса сократился, и рука техника непроизвольно подлетела вверх. Пластиковая отвёртка вылетела из разжавшейся ладони и медленно приземлилась у Степана за спиной — благо в грузовом отсеке из-за малой силы тяжести всё происходило медленно. Быстро работал только Макс. Языком.

— Ой, извините, Стефан, я не хотел. А если здесь нажать?

— Не трогай, — рявкнул Степан, но тут же смягчился: само-собой, пацану интересно. — Здесь у меня тормозная жидкость, ну или какой-то её эквивалент, как мне объяснял Берни.

— Берни? Кто такой Берни? В мемуарах о нём ничего нет!

— Неудивительно. Откуда Пекарю знать? Это было до «Эскорта».

— О, Стефан, вы ошибаетесь! Генерал Пекарь уделил внимание прошлому каждого из вас! Как фактам биографии, так и привычкам! Например, я знаю, что вы выросли в Техасе, что ваши родители — этнические поляки, и даже знаю слова песенки, которую вы мурлычете себе под нос, когда думаете, что вас никто не слышит.

Стефан смутился и, наверное, покраснел, отчего тут же рассердился на свои предательские веснушки, которые в самое неподходящее время — а значит, и сейчас! — разгорались на лице звёздами. Краснеть перед Максом было особенно стыдно. Что там говорила Надин? У всех рыжих так? А Степан не рыжий! Он — золотистый блондин, и сегодня же попросит у Раисы мазь для выведения веснушек!

— Да кто ж эту песенку не знает? Её знают все, — сказал он себе под нос, пытаясь замаскировать смущение безразличием.

— О да! — тут же согласился Макс, — Мемуары читали все! А я, так даже петь пробовал. Оригинальной мелодии не знаю, но я же гипер-интуит! Хотите спою? — и посмотрел на техника с вопросом.

Степану ужасно надоело вкручивать и выкручивать для профилактики болты никому не нужного крепления. Если бы его не развлекал сейчас Макс, он бы сам давно запел от скуки, хотя и подозревал, что наскучил команде своим вокалом до скрипа зубов. А в некоторых случаях и до мемуаров, как оказалось. Что говорить, если даже пилот — Степан не забыл — то есть бесчувственная машина, и тот однажды попросил его заткнуться. Это произошло как раз здесь, в грузовом отсеке, прямо перед прыжком. Но не станет же пилот затыкать Макса, правда? Так что… — Пой! — скомандовал он, и временщик, кивнув, вытянулся в струнку. Выражение его смешного добродушного лица тут же изменилось: голубые глаза потемнели до ультрамарина, черты разгладились и обмякли, заменяя улыбку холодной безжизненной маской, волосы на голове зашевелились.

Степана прошиб пот: — Эй! Что за дела?! Ты чего?! — но тут вялые губы паренька шевельнулись, и отсек заполнили звуки легко узнаваемой мелодии: «Её примчит шестёрка белых лошадей». И снова примчит, и снова лошадей…

Степан сразу успокоился и даже восхитился. Хорошо поёт! И главное, правильно! Сам звук был немного необычным, но чистым и звенящим, что достигалось, во многом, благодаря хрустальному аккомпанементу со стороны их таинственного груза. Будто кристалл решил подпеть временщику дуэтом. Переливаясь и мерцая, он перекатывал по своему подвижному нутру цветные волны света, точно так, как тогда. Степану даже пришлось напомнить себе, что сейчас кристалл безвреден, настолько полным было сходство.

Невольно залюбовавшись мерцающей красотой, он протянул руку к ближайшему отростку. Ощущение тоже было знакомым, из прошлого. Кристалл показался ему колючим. Значит, потеплел? Может, он всегда теплел, включаясь? Этот вопрос стоит изучить поближе, вдруг пригодится в поисках «Ковчега»… Эх! Прихватить бы с собой Макса! Он бы воздействовал, а они бы думали, что делать дальше. Жаль, на кристалле пломба.

В следующую секунду, словно в ответ на мысли Степана, пломба вспыхнула и исчезла сама по себе, и грузовой отсек поглотила тишина.

Только не говорите мне, что эта штука исполняет желания!

Сначала Степан расстроился — за пломбу им может попасть — а потом испугался, потому что Макс исчез. Значит, точно попадёт! С совместимыми все эти появления и исчезновения были делом привычным, но с чего бы это Максу, которого с «Эскорта» не выгонишь, улепётывать, не прощаясь? Не иначе как их опыт оказался не таким уж безвредным. На сердце у Степана стало тяжело. Не мешало бы и ему обдумать пути отступления — объясняться с аркилами по поводу исчезновения пломбы, о неприкосновенности которой ему прожужжали все уши, решительно не хотелось.

— Стефан, — ровно окликнул пилот, — капитан приглашает всех в командный холл.

Ну вот! На эф-станции, наверное, сработали какие-то предохранители, и кают-компания «Эскорта» заполнилась разозлёнными временщиками, готовыми за милую душу раскрутить по винтику злостного нарушителя законов времени — техника Степана Коршака.

Горестно вздохнув, он подобрал отвёртки и полез в соединительную спицу.

Аркилов в командном холле не было.

— Где Макс? — напряжённо спросила капитана и вопросительно уставилась на техника. Степан неопределённо пожал плечами в значении «кто его знает» и посмотрел на Чикиту с не менее ярко выраженным вопросом в глазах.

— Объясни ему, Прохор, — сказала та, но глаз от техника не отвела.

Как называется по-русски эта игра? Гляделки?

Рядом с капитаном на откидном кресле у монитора устроилась Раиса, и напряжение в её фигуре не обещало ничего хорошего.

Да что здесь происходит?

Хорошо, что пилот не умел нагнетать: — Мы совершили прыжок по сектору. Без участия эф-станции и моих систем. В настоящее время мы идем полным ходом, и я идентифицирую на векторе сближения два крупных объекта искусственного происхождения, а также спасательную капсулу с сигнатурой бортового кока Вениамина Пекаря. Она удаляется от нас по траектории, заданной салазками первого эвакуационного отсека.

Степан обмер — Дела! — и поискал глазами защиты у Михалыча, который как раз вывалился из коридора в холл: — Пилот, ты нас не путай! Если бы мы вернулись в прошлое, то я бы сейчас не знал, что у меня жена — русалка, а лучший друг — дельфин! Так?

— Всё верно, механик Кошелап. Я могу подтвердить, что и я не утратил накопленной памяти. Однако могу с уверенностью сказать, что мы находимся в той же точке пространства и времени, откуда исчезли в прошлом. Пеленг капсулы Пекаря неоспорим. Он включает в себя обратный отсчёт запаса кислорода, то есть текущее время и дату. Если верить этим данным, то мы — в прошлом. Единственное, что выбивается из картины — это маяк транспортной станции Эф-два. Я принимаю чёткий сигнал. Раньше его не было.