— Три.

— Почему три? Кто-то успел объявить голодовку?

— Никто, но тебя я буду кормить аскорбинкой, — и Раечка извлекла из кармана комбинезона трубочку круглых таблеток, широко улыбаясь зажмурившейся от удовольствия подруге.

Технику Степан любил и разбирался в ней неплохо. В устройстве людей он разбирался хуже. Например, он не понимал, каким образом при такой характерной походке Михалыч ухитряется развивать подобную скорость ходьбы. Даже при всей своей новоприобретенной прыти Коршак поспевал сейчас за механиком с трудом. С соединительными коридорами было ещё непонятнее. Они начинались на уровне невесомой зоны, и пока техник прицеливался, неуклюже цепляясь за скобы, Вовчик крутанул сальто (не хуже Раечки) и нырнул с проход, ведущий к центру. Всё-таки механик был нереально крут!

Неширокие спицы пропускали одного человека свободно или двух впритык, но балансировать в полёте рядом было неудобно. Зная это, Михалыч улетел вперёд, оставив неуклюжего Степана бороться с невесомостью без зрителей. Победа давалась парню нелегко, он звучно бился о стены, отталкивался от них самыми непредсказуемыми частями тела и ругался на родном языке до тех самых пор, пока не вытолкнул, наконец, своё непослушное тело в зону распознавания веса, на площадку крепления груза. Притяжение здесь было слабым, но всё-таки было, и Степану, к его бедам, довелось ещё и пребольно стукнуться носом. По этому поводу он как раз собирался хорошенько возмутиться, но открывшееся ему зрелище спровоцировало оторопь.

Расположившийся на полу у контейнера Михалыч разложил инструмент и спокойно крутил гайки. Техник не мог поверить своим глазам. Это же опломбированные крепления! Вот оно — прямое нарушение святая-святых: инструкции грузовладельца! Механик, однако, благоговения Степана не разделил и только и сделал, что приглашающе кивнул: присоединяйся, мол!

Минут через пять содержащий груз контейнер уже ничем не крепился ни к потолку, ни к полу грузового отсека, по непонятной причине отказываясь привычно складываться карточным домиком. Прыгая вокруг, Михалыч осторожно простукивал пластины, и рассуждал вслух о том, где и какие из них удобнее поддеть. Груз отзывался странно, где глуше, где звонче, и механик колебался: не повредить бы чего!

— Ты это, Стёпка, Илья наш Муромец, не подсобишь?

Коршак кивнул начальству и осторожно переместился вплотную к пластинам из неизвестного сплава. Задачка! Можно, конечно, просунуть между ними примитивный ломик и рвануть. Хорошо, если там внутри космический механизм, рассчитанный на всякого рода нагрузки, а что если нет? Обнаружить внутри хрустальную карету Золушки техник, конечно, не ожидал, но мало ли.

Тогда Степан посмотрел на свои ладони и напряг память — кажется, на кончиках пальцев должны быть присоски. С самого начала физиотерапии в его палате постоянно дежурил некий медбрат, больше похожий на сисадмина. Он всё время дёргал Степана за руки и за ноги, что-то замерял и бормотал, объясняя. Присоски активируются… как? Как, чёрт побери, активируются эти присоски, братан-ботан?! Как тебя звали-то? Берни! Бернард, значит. Берни говорил быстро и всё сокращал. «Эта штука работает от этого прибамбаса, слышь? Запомнил?».

Коршак интуитивно поджал пальцы по-кошачьи. Обе ладони образовали по центру рельефные круги. Ага! Значит, присоски не на кончиках пальцев, а на ладонях! Что ж, так даже логичнее, — подумал он и с силой вдавил руки в соседствующие панели. Захват! Рывок! Чтоб тебя!

Не сказать, чтобы Михалыч испугался, он не успел. Юный коллега одним движением разбросал панели по сторонам с такой силой, что от их удара об обшивку задрожал весь отсек. И это при малой силе тяжести! Повезло ещё, что обошлось без прямого попадания в старших по званию. Механик крякнул и переспросил:

— В первый раз?

— Ага.

— Молодец. Ну чего там?

Не зря хрустальная карета мелькала в мыслях! Ох, не зря!

Внутри развороченного контейнера переливались в тусклом свете кристаллы полупрозрачной горной породы. А когда Степан осторожно, одну за другой, демонтировал все остальные панели, стало понятно, что груз представляет собой не насыпь, а единый монолит неправильной формы.

Михалыч позвал в пустоту: — Пилот, ты что видишь?

— Предположительно, горный хрусталь, — ответил тот без запинки.

— Кварц что ли? Да ну?!

— Могу сделать химический анализ, но объект отделён от корабля изолирующим материалом, вам придётся либо его передвинуть, либо отделить небольшой образец и положить для контакта на незащищенную поверхность.

Старый следопыт, влюблённый в Байкал, Михалыч поглядел на породу с подозрением.

— Крошка отсутствует. Прочный. А ну-ка, богатырь наш Стёпка! Сможешь сдвинуть с места и не повредить?

Степан засомневался… Кристалл щетинился в его сторону тысячами пальцев, каждый из которых выглядел хрупким и нежным. Не клешнями Коршака такое двигать.

— Да, ты прав, — протянул Михалыч в ответ на виноватое молчание техника. — Лучше отщипнуть кусочек, чем разнести всю эту красотищу вдребезги.

Мужчины переглянулись. Работать с пластиком и с металлом было для них делом привычным, и они не боялись ничего, с чем могли справиться с помощью ножа, топора и такой-то матери, но под блеском стекла оробели оба…

Эх!

Степан решился и, протянув могучую пятерню к одному из ближайших кластеров, осторожно захватил искусственными пальцами продолговатый отросток. Мозг принял незнакомый импульс, возможно, поверхность была тёплой — к этим умным протезам и учёные годами привыкают, чего уж говорить о простых солдатах. Оставалось чуток надавить и услышать хруст. Ещё чуть-чуть. Не понял! Не размыкая пальцев, техник развернул голову к Михалычу и покачал головой: — Не ломается!

— Потяни на себя.

— Нне-ммогу…

Удивлённый Михалыч осторожно постучал по валуну гаечным ключом и грузовой отсек наполнился звоном. — Никакой это не кварц, — покачал головой механик. — Пилот, ты можешь отключить здесь гравитацию?

— Только централизованно по кораблю.

— Тогда отставить, — лицо механика выражало настоящую беспомощность. А кристалл всё звенел и звенел. Тогда мужчины задумались. Каждый по-своему. Михалыч посуровел, а Степан завёл в тон хрустальному звону свою любимую припевку: «Её примчит шестёрка белых лошадей».

На этот раз Пилот не промолчал: — Разрешите вас перебить, Стефан.

Коршак замолк, виновато пожимая плечами «вот и Пилота достал», но тишины не получилось. Звон кристалла само-организовался во вполне узнаваемую мелодию, ту самую, из американского фольклора и, надо сказать, стекляшка прекрасно справилась с воспроизведением не только начала, но и продолжения музыкальной фразы. Это что же выходит? Мелодия ей знакома?!

— Ух ты! — в проходе показалась голова капитана. — Дискотека?

И действительно, на тот момент грузовой отсек больше всего походил на танц-пол, где по центру мерцал, отбрасывая блики на металлические стены, крутящийся хрустальный шар. Не совсем шар, и вовсе не крутящийся, но эффект светомузыки, тем не менее, достигался таинственным минералом весьма успешно — присутствующий у него внутри источник света определенно был подвижным.

Капитан не рассчитала перехода к силе тяжести точно так же, как Коршак, и шмякнулась об пол. У парня, видимо, из солидарности заныл нос. Правда, в отличие от техника, Чикита тут же отскочила вверх и восстановила равновесие. Вот даёт, эквилибристка! Нос ныть перестал.

Раечка, само собой, вплыла в отсек гораздо грациознее, без сюрпризов: — Что празднуем?

Михалыч покрутил в воздухе гаечным ключом и затянул с середины куплета застольный хит: «Хазбулат удалой, бедна сакля твоя…». Коршак поморщился. Он не был особенно музыкален и ценил вокальный авторитет начальника, но что б так фальшиво! То есть совершенно не в тон! Раиса же, ничуть не смущаясь, подстроилась к мужу дуэтом, а Чикита скривилась: — Кошелапы! Если вам не жалко наши уши, пожалейте хотя бы «Калинку-Малинку»…