Эх!

Коршак посмотрел на уплывающий по коридору предмет с глубокой грустью, достойной грусти Михалыча. У того отобрали планету, у этого Чикиту, но и в том и в другом случае речь шла о потере чувства комфорта. Эскорт, конечно, был Степану домом, но только в присутствии хозяйки.

Они догадались, зачем мы здесь? — Степан не причислял себя к великим мыслителям, но с логикой у него было нормально. Он ещё на Арке после разговора с Михалычем понял, что их странные сны аркилы спровоцировали умышленно — очевидно, таким образом с них считали память. А поскольку Коршак редко что-либо забывал, Аркилы не должны были пропустить ни минуты занимательного сериала их вербовки.

— Ну и зачем вы здесь? — вывалился из коридора Вовчик. Он был снова в форме, свеж, подтянут и, пожалуй, добродушен. — Чего загадочного в ваших мотивах?

Коршак внимательно пронаблюдал за процессом втягивания в стену отброшенного механиком полотенца. Потом за тем, как Раиса достала откуда-то гребешок и аккуратно расчесала мокрые кудри супруга. С ними у механика было небогато, но Раечка, будучи Раечкой, волосам, и своим и чужим, всегда уделяла особое внимание. А потом Степан понял, что на него смотрят две пары глаз — от него ждали ответа.

— Сначала пусть Рая скажет, — выдохнул он. — Они догадались?

Рая промолчала, но утвердительно прикрыла глаза.

— Ясно. В общем, дело такое… Рая! Михалыч! На Земле беда.

В армии Коршак заделался знатным рассказчиком. Он умел и правильно посмотреть, и выдержать паузу, и по необходимости опустить голос до низов, и приглушить его до еле уловимого шёпота. Не то, чтобы сейчас в этом была необходимость или присутствовало настроение, способствующее театральности. Ни того ни другого не было. Поэтому Коршак рассказал всё просто. Настолько подробно, насколько мог. То есть очень подробно.

В начале рассказа удивлённым казался только Кошелап, но чем дальше Коршак углублялся в детали, несмотря на то, что выходило это у него иногда коряво, потому что приходилось возвращаться к сказанному и пояснять, отвечая на уточняющие вопросы, удивляться начала и Рая. Её удивление быстро переросло в гнев. По некоторым поводам она расстраивалась больше, по некоторым меньше, например, когда техник не мог ответить на её вопросы, она трогательно топала ножкой. Но что поделать, если он не во всё вникал, и не всем интересовался…

Кроме того, очень скоро он сообразил, что в его словах непозволительно часто проскальзывают замечания о достоинствах федерации, хотя говорить следовало о недостатках. Пришлось в дальнейшем взвешивать каждое слово. От этого всё ещё больше запуталось, и мотивы шантажа и мести становились всё менее убедительными. Благо Рая, будучи традиционалисткой, дорисовала картинку в нужном направлении сама.

— Я говорила!

Коршак был совершенно уверен, что она говорила. Говорила, что не стоит тянуть землян за уши. Говорила, что им нужно время, чтобы вырасти самим. Это убеждение било из неё фонтаном лозунгов, возгласов и гневно звучащих междометий. А описанную Степаном систему руководства она вообще назвала гуманитарной катастрофой, и собралась немедленно вернуться на Арк с тем, чтобы заявить протест на совете. К её слову должны будут прислушаться, уверяла она. В конце концов, её отец возглавляет движение традиционалистов!

С тех пор Раиса вымеряла шагами кают компанию, а Степан врос в палубу, боясь пошевелиться, — на его памяти медик не выглядела такой сердитой ни разу, и он совершенно не знал, что с этим делать. Хорошо, что от него требовались только односложные ответы. «Да». «Нет». «Не могу знать». Потому что Раиса, вникнув в суть проблемы, правильно задавала вопросы.

Техник даже немножко расслабился и переключился на механика, который отнёсся к рассказу Степана логичнее, по-мужски: — «Да ну! А под водой?» — шептал он Коршаку в полном восторге от совместимых и стрелял глазами на металлопластиковые ладони Степана: — «И чё? Этот метаморфоз может пройти любой? Даже ты?»

— Безобразие! — возмутилась Раиса его последнему вопросу. Конечно, она говорила о чём-то своём, более важном, но не поленилась и оттащить Михалыча от уха Коршака, где механик как раз разместил очередной горячий комментарий: «Не понял! Как это, натуральные конечности отрастут? Так прям, возьмут и отрастут?»

— Этого мы и боялись! — Раисе сейчас ощутимо не хватало трибуны. Наверняка она говорила от имени всех традиционалистов. — Это не помощь! Это колонизация!

«А по возрасту ограничений нет?» — прошептал механик. Судя по всему, проблемы лишения независимости оставили его равнодушным, и техник только отрицательно мотнул головой: нет, мол, не слышал, вроде.

— Нужно немедленно поднять этот вопрос на совете! — решительная Раиса была настроена исключительно серьёзно. — Они там только и носятся с этим браслетом и с фактором угрозы. А проблема гораздо шире!

Да… Привыкнуть к повышенному уровню деятельности Раечки будет непросто, — подумал Степан. Не хватало ещё заработать новую аллергию. Странно, что Михалыч не выглядит удивлённым. Быстро свыкся или давно знал? Наверняка знал! И за годы совместной жизни выработал нынешнюю стратегию достижения цели окольными путями. Убедившись в том, что внимание супруги поглощено пультом коммуникатора, Вовчик обошёл Степана за спиной и снова зашептал парню на ухо: «Слышь, а сколько это стоит?».

Степану пришлось признаться, что в новой модели товарно-денежного обмена на Земле он пока не разобрался, но похоже на то, что бесплатно.

«Ё…» — только и сумел сказать механик, потому что Раечка, закончив с коммуникатором, в очередной раз оттащила мужа от уха Коршака и заставила его посмотреть себе в глаза:

— Успокойся, Кошелап! И запомни: пока я жива, совместимым ты не станешь! Неужели ты не понимаешь, что нам сейчас нужно думать о том, как выйти из этой ситуации, и по возможности достойно, а не стремиться погрузиться в неё с головой.

— Бесплатно, Раюш, — виновато протянул механик.

— Не бесплатно! А ценой свободы и индивидуальности!

Тут в воздухе хлопнуло, и Степана щёлкнула по носу прядь мокрых волос. Аркилов он вблизи видел, хотя бы Зою, но прибывший на борт гость был по-своему неповторим. Огромен, могуч и, судя по выражению лица, ужасно зол.

— Балабол… — ошарашенно выдохнул устрашённый механик и осел в ближайшее кресло.

Степан подумал, что такому персонажу больше подошло бы имя Посейдон — хотя кто Посейдона видел? — и вытянулся по стойке смирно. Произошло это непроизвольно, как дань уважения манифестации физической силы. Брызги воды быстро впитались в его комбинезон, разрастаясь на нём тёмными цветами разной формы, а сам техник с восторгом вдохнул непривычный для кают-компании морской воздух, чуть ли не поскуливая — пахло набережной Котону и, по ассоциации, пирожками тётушки Марфы. Обонятельная галлюцинация? Ага! С мясом!

Зависший в воздухе Аркил об этом конечно не знал, он скользнул взглядом по Вовчику, потом по квадрату искусственных мышц Коршака, вряд ли отметив глупую улыбку на лице парня, и раззявил пасть в сторону Раисы. Наверное, он кричал. Хотя звук, вырывающийся из его мощной груди, больше напомнил Степану тихий свист. С переливами.

— Отец! — Раиса решительно скрестила руки на груди, почти скопировав грозную позу гостя. — Не вижу смысла в унижении проигравшего противника.

Эмоции она сдерживала с трудом, и это было совершенно очевидно. Странное зрелище, непривычное. Стояла она настолько ровно, что при самом незначительном встречном ветре, если бы такой был возможен на борту «Эскорта», вполне могла бы упасть назад.

Посейдон нисколько не смягчился и снова «запел». На этот раз Степан разобрал больше звуков. То есть звук был один, но с огромным диапазоном. Он него у техника защекотало в желудке и засосало под ложечкой.

— Значит, кроме факта наличия оружия у капитана Ким, тебя ничего не интересует?!

Ух ты! Раиса-то тоже умеет кричать, не повышая голоса! Разве что не свистит.

— Это, по меньшей мере, недальновидно, отец. Ты, кто посвятил всю жизнь борьбе за свои принципы, готов использовать в своих целях первый попавшийся блеф? Посмотри глубже и ты увидишь больше. Либералы довели планету Земля до вырождения.