«Шемахинская царица» прошагала под ржавый навес, выполнявший роль гаража, и усадила гостей в самый настоящий «Линкольн» на бензине.

«Ух ты!» — подумал Коршак, — «Вот это раритет, так раритет!»

Пока какая-то полная женщина, добродушно выкрикивающая непонятные гортанные звуки, не торопясь заливала в бачок топливо из огромной пластиковой канистры, Оксана разыскала для Степана противоожоговое:

— Держи! — протянула она ему тюбик и повернула ключ в замке зажигания: — Поехали!

И они поехали. Причём с ветерком. Стёкол в окнах «Линкольна» не было.

На счастье, набережная, оказавшаяся широким песчаным пляжем, была, совсем близко и колесить по грунтовым дорогам в облаке пыли друзьям пришлось совсем недолго. Теперь они гуляли вдоль моря. Непривычно медленно и бесцельно, любуясь необычной красотой. С одной стороны над пляжем нависали под углом подмытые водой пальмы, а с другой — мерно накатывали низкие белые барашки, оставляя гуляющим добрых пять ярдов сухого жёлтого песка.

Вдали, в раскалённом воздухе, натыкающемся на скользящий по берегу освежающий бриз, как миражи, дрожали причудливые контуры строений на сваях. До них ещё идти и идти.

Не переставая удивляться, Степан впитывал в себя эту новую, незнакомую реальность и прислушивался к тихому разговору женщин.

Капитан-то, оказывается, училась на пилота-истребителя в Краснодаре. Надо же! А у Вени пятеро детей от трех браков. И у Оксаны до Пекаря тоже был муж. Он умер, но осталась взрослая дочь, она где-то здесь, в Котону. Её модифицировала Федерация. За асоциальное поведение, ух ты-ж…

О модифицированных Оксана рассказывала много и охотно: «при дворе» их было немало. Дениса они уже видели. Был ещё Бруно. И Елена. Другие, менее привычные уху имена запоминались хуже. За модифицированными нужен присмотр, в одиночестве они дичают. Дичают? Степан, конечно, понимал, что мир изменился, и это здорово, но в этом конкретном случае, в насильственной коррекции поведения, ему виделось что-то чужое: и доброе и злое одновременно. Он удивлялся. Может, со временем и он посмотрит на это также спокойно, как Оксана? Всё же, у людей на Земле было время привыкнуть…

Оксана родилась до контакта. Совмещаться не захотела. В её поколении таких было много. Цепляясь за старое, они держались друг друга, жили коммунами. Вот и дочь свою она родила нормальной, но, видимо, нормальность — это тоже не для всех. Девочка оказалась слабенькой, не поняла расстановки сил в обществе, оступилась. Оксана говорила что-то о своей вине, о том, что не справилась с воспитанием, но и изначальный свой выбор ошибочным не считала. Просто так получилось. Степан давно заметил, что во всём, что она говорила, так и сквозил старый библейски принцип: «Не судите, да не судимы будете». Похоже, она шла по жизни также легко, как вела сейчас этот разговор.

А на пляже тем временем, словно в качестве демонстрации этой самой лёгкости и прелести жизни, то тут, то там, появлялись стайки весёлой молодёжи в купальных костюмах. Они вываливались на песок прямо из воздуха и бежали в воду, визжа и поднимая тучи брызг. «Совместимые», — объясняла Оксана легендарным гостям в продолжала отвечать на самые разнообразные вопросы.

Да, совместимых здесь много. И в гостях, и на постоянном месте жительства. Оксана с Вениамином принимают всех, кто не согласен с уравнительными принципами Федерации.

Да, обычные люди иногда нарушают закон. Но нечасто. В основном — это преступления страсти. Человеческую натуру не изменить, и неразделённые чувства по-прежнему выводят человека из состояния равновесия.

Воровство не имеет смысла. Если тебе что-то нужно, достаточно просто попросить. Если не хватит своих ресурсов, то Федерация подбросит.

Злоупотребление наркотическими средствами? Есть такое. Но народность Фон не считает это преступлением. Это, скорее, приобщение к богам. Кури и шамань на здоровье. Погоду, вон, предсказывай. А синтезированных наркотиков на Земле больше нет.

Степан слушал и отдыхал. И сам не заметил, как постепенно отошёл к самой воде, где его ботинки утонули во влажном песке по щиколотку. Теперь он постоянно оглядывался на ровную череду собственных рельефных следов, оценивая их совершенство. Иногда особенно настырные волны добирались до того или иного шедевра и заполняли заполученную ёмкость белой пеной. В такие моменты Коршак переживал, порывался вернуться и перепечатать размытый след, но сдерживался — ведь новыми следами совершенству можно только навредить! Придётся смириться: не всё поддаётся восстановлению. А осознаёт ли человек до конца недолговечность своих творений?

Да уж… На этом пляже и философом заделаться недолго…

Нехитрую Степанову сущность переполняла спокойная радость, а душа его и вовсе пела! Нетрудно догадаться, какая мелодия рвалась при этом наружу, но раздражать капитана Коршаку не хотелось, и он переключил внимание на происходящее вокруг. Ха! Да у его творчества нашёлся почитатель! Одинокая фигурка, шедшая по его следам (в буквальном смысле), оставалась на безопасном отдалении, и вела себя ужасно забавно: одновременно восторженно и осторожно. Осторожность её выражалась в том, что перед тем, как опустить ногу в след, отставленный ботинком Степана, человечек тщательно прицеливался. А восторженность… он так радостно хлопал в ладоши, попадая в цель! И смеялся, как ребёнок, да так звонко, что Коршаку хотелось смеяться вместе с ним. В этом волшебном месте всё было таким. Добрым. Размеренным. Детским.

Оксана обернулась, благосклонно кивнула и объяснила гостям: «Дикий».

Ах вот они какие! Тихие, тронутые умом модифицированные, не примкнувшие к разумным и живущие как трава…

Как-то неожиданно дорогу небольшой процессии перегородили те-самые, недавно такие далёкие бамбуковые хижины на сваях, заняв при этом весь горизонт. Из домиков высыпали ребятишки. Они забавно складывали ручки, блестели белозубыми улыбками и старательно кланялись Оксане. Царица, не замедляя мерного шага, гортанно щебетала им в ответ непонятные слова приветствия, совмещая их с плавными жестами рук. Благословляла она их, что ли?

За детьми появились взрослые, тоже громкие и добродушные. Они усадили гостей в лодочки и повезли, лавируя между хижинами, на озеро Нокуэ, откуда разросся к морю по соединяющему их проливу этот странный город прошлого.

Степан старался не думать. Зачем? Так легче получать удовольствие! Он просто будет заряжаться местной энергетикой! А думать вообще вредно. Вот, например, способна ли эта хлипкая лодка выдержать его немалый вес? Неспособна, конечно. Но сидящая напротив женщина с веслом в возможностях своего транспорта, похоже, не сомневается. Значит, и он не будет.

«Сава́?» — постоянно спрашивала Коршака эта женщина-кормчий, скалясь и закатывая к небу глаза. «Сава́!» — добродушно кивал он в ответ, не отрывая глаз от полётов весла вокруг пышных бёдер хозяйки, свисающих по обе стороны лодочки чуть ли не на дополнительную ширину. Куда подевались правила гидродинамики? Должно быть, их и не было никогда в этом волшебном месте!

В доказательство этой теории по сторонам покачивались на воде самые разнообразные скорлупки, по расчетам Степана, неспособные к положительной плавучести. Иные плавсредства были пусты, прочие — загружены фруктами, плетёными корзинами или пластиковыми бутылями. К гостям отовсюду тянулись руки, иногда для прикосновения, а иногда с приношением. Сначала Степан собирал протянутые бананы и апельсины и складывал их у ног, а потом их стало так много, что он начал их раздавать проплывающим мимо. В ответ ему кланялись и прижимали руки к груди в жесте благодарности.

Дважды у лодочки Степана, словно в качестве напоминания о действительности, выныривали из воды весёлые мордочки совместимых. Приветствовали и ныряли обратно. Одному из подводных тоже достался апельсин.

— Вкусно? — обернулась Чикита к технику из соседней лодки?

— Угу… — Коршак, не разобравшись в разновидностях бананов, сосредоточенно жевал дикорастущий плантар. В центральной и южной Америке такие пекут, как картошку. Но молодёжь всеядна, особенно если нагуляет аппетит. Чикита только пожала плечами, а Оксана понимающе улыбнулась и завернула процессию к ближайшей пристани.