Кто-то плеснул Нику в лицо из пивной кружки, сильные руки подхватили его и вновь вытолкали на ринг.

— Смотрите-ка, наш вундеркинд вернулся! — прорычал Генрих. — Он желает продолжать бой!

— Именно так, жирная свинья! — подтвердил Ник, облизывая кровь с верхней губы. — Я уложу тебя, как кабана, и попрошу кадетов сбрить твои усы: они мне совершенно не нравятся.

Грязно выругавшись, Генрих выбросил в лицо Ника свой громадный кулак. Ник подставил плечо, но не устоял на ногах и упал. Немец подпрыгнул и всей массой обрушился ему на спину, едва не сломав позвоночник: видимо, это был его коронный завершающий прием. Очнулся Ник оттого что великан принялся остервенело колотить его головой о помост. Секунданты кричали ему из угла, что осталось продержаться одну минуту, но Нику не верилось, что этот кошмар длится всего только две минуты. В помрачившемся сознании мелькнула мысль, что если он умрет во время схватки, все усилия, затраченные ради проникновения в организацию неонацистов, окажутся напрасными. Собрав всю волю в кулак, он глубоко вздохнул и с чудовищной силой ударил Генриха коленом в лицо. Не давая ему опомниться, он вскочил и прямым ударом превратил в кровавое месиво многострадальный нос великана. Хватая ртом воздух, тот рухнул навзничь, стукнувшись о помост затылком. Ник схватил его за уши и двинул коленом по подбородку. Захлебываясь кровью, Генрих замотал головой и с нечеловеческим ревом пошел в решающую атаку. Публика замерла: такого стремительного поворота схватки она не ожидала. Силы Ника иссякли, он понимал, что сейчас наступит развязка. Резко ударив Генриха ногой по голени, так, что тот присел от боли, он зажал его голову рукой и с разбегу приложил лбом об угловую штангу. Потрясенный гигант потерял сознание и растянулся на ринге, раскинув руки и ноги.

Зрители повскакивали со своих мест и ринулись поздравлять победителя. Довольные исходом поединка секунданты заботливо обтирали его полотенцем, весело похлопывая по взмыленной спине. Кто-то протягивал чемпиону кружку пива, крича, что его непременно следует выдвинуть на выборах кандидатом на пост канцлера Германии. Сам же герой, вцепившись трясущимися от перенапряжения руками в канат, высматривал в толпе свиту графа. Вот он заметил Бутс, позабыв о правилах приличия, она кричала и прыгала от восторга вместе со всеми. Но хмурое лицо самого графа не предвещало Нику ничего хорошего, а глаза, полные злобной зависти, готовы были испепелить его, как заклятого врага.

Вдруг фон Штади сорвался с места и, выбежав на середину помоста, громко потребовал тишины, размахивая руками. Заметив, что несколько молодых кадетов окружили поверженного гиганта и пытаются сбрить ему усы, граф пинками разогнал их и, перекрывая голосом рев толпы, яростно завопил:

— Молчать, ничтожные скоты! Тихо, свинское отродье! Вы уподобились страду баранов, блеющих при виде пастуха с кнутом! Чему вы радуетесь, ослы? Что вас так развеселило! Нужно уважать заслуженных бойцов, а не потешаться над ними! Вы не цвет германской молодежи, а глупые щенки! Да разве способны вы расквитаться с нашими врагами за все унижения нации?

Толпа притихла, пристыженная своим фюрером, рокочущий голос которого гремел по всему старинному студенческому городку. Повиснув на канатах, Ник молча наблюдал, как врачи выносят на носилках с помоста их бывшего кумира. Фон Штади продолжал бесноваться, обещая ужесточить режим и ежедневную муштру своим рыцарям. Наконец он утомился, покинул ринг и сел в свой «мерседес», который помчал его домой.

С отъездом графа ликование толпы вспыхнуло с удвоенной силой. Победителя турнира на руках понесли к главным воротам, триумфальное факельное шествие выплеснулось на набережную. Кованные сапоги загрохотали по брусчатке мостовой, отблески факелов заплясали по темной поверхности воды, и Нику почудилось, что он перенесся в Германию 1937 года. Горланя песни, поклонники донесли его до таверны «Дойчланд убер аллес» и устроили там в его честь настоящий пир. Раскрасневшиеся и потные, они подходили к нему и называли его «товарищем», обнимая своими волосатыми ручищами. Ник терпеливо сносил весь этот глупый балаган и старался не напиваться, сосредоточившись на пышногрудых официантках в крестьянских блузках с глубоким вырезом. Неожиданно в толпе мелькнула знакомая физиономия. Да, сомнений быть не могло, это был тот самый лупоглазый человечек с короткой стрижкой, который запер его в Швеции в морге, вынудив провести ночь в компании голубого трупа ученого из секретной лаборатории. Только теперь этот тип разносил пиво для юнцов, пирующих за длинными столами. Ник живо вскочил на ноги.

— Прошу извинить меня, товарищи! — проревел он, изображая пьяного. — Но мне срочно нужно вернуть часть доброго баварского пива доброй баварской земле, чтобы освободить место для новой порции! — Высвободившись из объятий захмелевших немцев, он направился к маленькому официанту. Увидев его, тот испуганно заморгал глазками и от волнения уронил поднос с кружками на колени громадному кадету. Ник прибавил шагу, и пучеглазый бросился к выходу. Догнать его Нику удалось лишь возле горбатого каменного моста. Схватив беглеца за шиворот, он треснул его о парапет.

— Нет! Нет! — залепетал тот. — Это недоразумение!

— Несомненно, — кивнул Ник. — Сейчас ты мне все и объяснишь.

— Это произошло совершенно случайно, клянусь вам!

— Совершенно случайно я остался жив, хочешь ты наверное сказать, — поправил его Ник, пытливо вглядываясь в полные ужаса глаза плюгавого субъекта. Если он сообщил графу, что Ник вращался в высоких правительственных кругах Швеции, тогда нужно поставить крест на всей операции по внедрению в Тевтонские Рыцари. Последняя возможность выяснить, кто пытается нарушить деятельность шведского подземного городка и взломать американскую систему ПВО будет потеряна. В руке Ника появился стилет.

— Я не запирал дверь! — На высокой ноте заверещал официант. — Я тогда перепугался не меньше, чем сейчас, когда вдруг столкнулся с вами в темноте.

Ник приставил острие стилета к горлу дрожащего от страха человечка.

— А кто же прикончил настоящего работника морга?

— Этого я не знаю!

— Неправильный ответ, — вздохнул Ник. — Он может стоить тебе жизни. — Он зажал рукой официанту рот. Печальные застывшие глаза его расширились и часто заморгали, и человечек вцепился Нику в рукав. Ник убрал на секунду свою лапу у него со рта.

— Готов поспорить, что ты что-то вспомнил, — прорычал он.

— Хорошо, я скажу, я все скажу, — тоскливым голосков произнес тщедушный мужчина. — Его убил один из сподручников фон Штади, лейтенант Мюллер.

— Зачем? — спросил Ник.

— Можете меня зарезать, но я не знаю, — пожал плечами маленький человек, распрямляя плечи.

— А какого черта ты сам там очутился? — схватил его за порот Ник. — Может, хотел застраховать жизнь несчастного санитара, прежде чем твои дружки пришьют его?

— Послушайте, меня зовут Густав Ланг, — тяжело вздохнув, сказал вдруг совершенно спокойным тоном официант. — Я репортер журнала «Дер Шпигель», у меня специальное редакционное задание. Мне поручено сделать серию репортажей о неонацистах в современной Германии, вот почему я уже несколько месяцев наблюдаю за графом фон Штади. Если у вас есть соответствующие связи, можете это проверить в редакции. Но учтите: просто так там вам ничего не скажут.

Ник понимающе кивнул: проверить слова журналиста для него не представляло особого труда.

— Так что же все-таки случилось с работником морга? — повторил он свой вопрос.

— Узнав о том, что фон Штади что-то затевает в Швеции, я решил тоже отправиться туда, — сказал репортер. — Проследив за Мюллером и его людьми и поговорив кое с кем из своих шведских коллег, я выяснил, что в этой истории фигурируют какие-то таинственные лучи, мешающие успешной разработке системы защиты от лазерного оружия. А когда мне стало известно, что при загадочных обстоятельствах погиб один из ведущих ученых, работающих в этой области, я сообразил, что мне пора самому побывать в этой лаборатории. Когда я проник в морг, тот работник был уже мертв. Я переоделся в его одежду, чтобы получше осмотреться. Вам мой поступок может показаться циничным и жестоким, но я слишком хорошо изучил повадки фон Штади. Знаете, у него очень длинные руки, он имеет своих людей повсюду. И вот я неожиданно наталкиваюсь там на вас… Мне ничего не оставалось, как унести оттуда ноги.