***

Тишина нарушалась лишь шорохом шагов, а сзади нарастало улюлюканье, визг, шум, гам, как будто спустили целую обезьянью свору. Свора гналась за ними и не спешила догонять, своре хотелось повеселиться. К веселью надо подходить с толком и с расстановкой.

Лирн, разбежавшись, оттолкнулся от земли и в прыжке схватил веревку, мигом перекинул свое тело в проход, ведущий наружу. Эррнгрид пришлось поднажать, а то не ровен час, Рэм убежит с ее рукой. Внезапно навалившаяся усталость и пришедшие за ней мысли о суетности бытия парализовали ее. Ведь она на самом деле умирает.

— И что? — резкий голос, такой непривычный, ворвался в ее поток сознания. — Да, вы умираете, несомненно, но все же уже меньше, чем вчера.

— А завтра я, стало быть, буду умирать меньше, чем сегодня.

— Все верно, вы ухватили суть.

— Есть вероятность, что я буду умирать вечно? — разговор происходил уже словами через рот. Они стояли у подъема наверх, едва-едва светящиеся зачарованные веревки колыхались и во мраке грота казались живыми змеями, одна из них грозила наброситься коброй и ужалить… Если они не прекратят этот дурацкий разговор сию минуту и не полезут наверх.

— Обсудим за ужином? — Рэм слегка улыбнулся и подсадил Эррнгрид за круглое бедро. Ловко уцепившись за веревку одной рукой и выступ — другой, она подтянулась, дальше ее подхватил Лирн. Не прошло и секунды, показался Рэм.

Лирн, серьезный и собранный, едва заметно кивнул Рэму и чуть отстал.

— Он остается? — взволнованно спросила Эррнгрид.

— Да, чтобы дать нам время, — Рэм уже принял мешок с драконьим яйцом.

Вдалеке виднелся выход, вечер раздумывал наступить или уже не стоит, все еще было светло, но по неуловимым признакам эльфы ощущали приближение темноты.

Оглянувшись на Лирна, она увидела только голову, висящую в пустоте, тела уже не было, оно растворилось в серо-желтом тумане, туман плотной стеной стоял от пола и потолка, загораживая их от врагов, которых она не увидит.

— И это, поверьте, очень хорошо — Рэм на удивление стал многословен. Что-то негромко брякнуло, Рэм ловко поднял металлическую вещицу с пола, он спрятал ее так быстро, что Эррнгрид затруднилась бы назвать фигурку животного или птицы. Но это был кхаари Лирна.

Магия раайэнне. Ни один из эльфийских кланов не открывал другим свои секреты, наверное, потому, что другие их не поймут. Каждый клан, по замыслу Творца, был уникален и неповторим, и не был заменяем.

Серо-желтый туман, которым стал Лирн, пах прелой опадшей листвой, многократно вымоченной дождями поздней осени. Он поглощал звуки и голоса, и в голове прояснилось. Послышались торопливые шаги, им навстречу бежали. По движению горячего сухого воздуха Рэм догадался, кто.

Близнецы выскочили им навстречу и синхронно остановились. От них шел обжигающий жар, сосредоточенные и напряженные они оглядывали Эррнгрид и Рэма. Один из них, Ради, или, может быть, это был Широ, принял мешок.

— Яйцо? — спросил он у роунгарри.

— Да, — ответила та. Ни на кого не глядя, она побрела к выходу.

Спустя томительные минуты показался выход, снаружи темнело, воздух разом посвежел.

Всполохи лилового цвета прорезывали небо, последнее мелькало красноватыми тенями, отвечая. Облаков не было, и это было непривычно. В Ран-Тарре, солнца заходят за горизонт, оставляя яркие лучи угасать в разноцветной дали.

— Красиво, — неожиданно для себя произнесла роунгарри. За ней, ограждая ее от пещеры и всего того, с чем приходится иметь дело развоплощенному Лирну, стояли близнецы. Разгоряченные, они находились к ней очень близко, словно только лед северного роунгарра смог бы их остудить.

Сам Рэм инстинктивно отошел от них подальше, тут он впервые в жизни задумался о том, какие они на самом деле, эти южане. Стоять вблизи жерла вулкана было неприятно, но по рассказам своих товарищей, они были более чем комфортными в общении и походах. А тут, шедший от них сухой жар грозил спалить брови и лицо.

Да и в присутствии Эррнгрид он не мерз, ее руки обычно холодные, но пронизывающий холод и стужа только угадывались за движением бровей или плавной стати северянки, она никогда, по своей воле уж точно, не позволяла себе менять температуру.

Тугой комок мыслей, замерших в голове на время, распался на отдельные фрагменты. Выходят, они жёстко контролируют себя в присутствии других эльфов, не давая прорваться внутреннему пламени наружу. Интересно, каково это — все время сдерживаться?

Время любования закатными полосами прошло, пришел черед спускаться вниз. Туман с запахами поздней осени и увядающей природы тонкими живыми нитками тянулся из пещеры, нитки истончались и в какой-то миг исчезли вовсе.

Один из близнецов начал двигаться вниз, Рэм отметил, даже не пристегнувшись к страховке — так уверен в себе? Затем Эррнгрид, второй близнец кивнул ему:

— Раайэн Рамидар, теперь вы.

Рэм мотнул головой:

— Я задержусь, иди.

Роунгарр последовал за своими соплеменниками, а Рэм обернулся и смотрел, как в плоти серо-желтого тумана расцветают красные пионы, язвы постепенно сменились темным и синим. Скоро черный цвет будет преобладающим, а затем…

Им надо успеть зашить дыру до того, как малюсенький кусочек заразы проникнет в Аккелон.

(Заметки сделаны на полях дневника Рилинна невидимыми чернилами другим почерком с устаревшими нижними и верхними диакритическими знаками).

По всей видимости, дописывать его историю придется мне, обезьяне с косичками. Когда Рилинн подрастет… подрастет заново, и сумеет это прочесть, то я узнаю о себе много нового. (Рисунок грустного смайлика).

Мы с Колди нашли Рилинна в зарослях пожухлой травы и ядовитого плюща, проевшего брешь в кирпичной кладке стены заброшенного дома. На вид мальчику было не более пяти лет, и он не сразу меня признал.

Его сознание, несмотря на то, что отчаянно сопротивляется, не может противостоять физической оболочке, которая без защиты его клана слабеет, а шойкуне только усугубляет положение. Его винить не за что. Согласен с земными философами — физическое бытие определяет все: сознание, в первую очередь.

По-моему, он не мог вспомнить, как он сюда попал. Колди так вообще оторопел и долгое время думал, что это морок.

Я знаю, что мальчишка всегда нелестно обо мне отзывался, обезьяна с косичками — это еще даже не самое обидное прозвище, которое он мне дал, но мне всегда почему-то было жаль его. Потерять отца и мать, а затем утрачивать разум, превращаясь обратно в несмышленыша — такому не позавидуешь.

Либо леди Ри упустила этот момент, что маловероятно, либо просто не сочла это важным для себя, но парень явно что-то искал в шойкуне, я был прав, о чем выяснил много позднее.

Все по порядку.

Впервые в жизни мне доводится вести дневник, чужой тем более, и теперь, сидя в своем коттедже у леди Ри, глядя на косые плети дождя поздней осени, слушая потрескивание сырых поленьев и отпивая грог с южными пряностями, пахнущими теплом и солнцами, а их на Южной части Ран-Тарра целых три, я не знаю, с чего начать. И надо ли начинать вообще.

Должен ли я пересказать только факты или все-таки, получив в жизни такую возможность, высказаться открыто, зная, что это никто никогда не прочтет?

Вести ли линию Рилинна или свою — огненного элементаля по имени Джуно?

***

Я отчаянно и безнадежно влюблен, и это ясно всем, кроме нее. У ее окружения хватает ума и такта об этом не говорить, а то бы это осложнило и без того сложные отношения. Если бы можно было изменить условия сделки, но нет, между такими сущностями, как я, и живыми существами Ран-Тарра, сделки нерушимы. За ними наблюдают совсем-совсем другие… в общем, не здесь и не сейчас.

Вернемся к ее поручению — покопаться в ледяных останках зверя. Леди Ри права в своих сомнениях, это не возмущение среды, вызванное убийцами. Зверю приглянулась кровь дракона и теперь он почувствует неутолимую жажду к тягучей и большую часть времени красной жидкости.