— Это поэтому не стоит у драконов ничего брать даром?

— В том числе.

Дора тяжко вздохнула.

— Вот уж…

— И не говори.

Дора проводила Эррнгрид до комнаты и рассказала о том, как Джуно обнаружил мальца.

— Еще немного и он загулит.

— Почему никто не может ему помочь? Ведь он — один из вас.

— Потому. — Дора внезапно замкнулась в себе. Не хотелось признаваться в том, что никто добровольно не отдаст свой кхаари, который был закален в Зимних жатвах, с которым прошли огонь и воду, то есть, лед и стужу. — Потому что кхаари индивидуален, он может причинить вред, — уклончиво ответила она. У них тоже существуют свои принципы. Пожертвовать рекан — это можно, отдать кхаари — никогда. Кхаари становится неотъемлемой частью тебя. Это все равно, что отдать руку или ногу.

Тем временем, Эррнгрид, закатав рукава, рассматривала кхаари. Горячая вода журчала в ванной, набираясь. По просьбе Эррнгрид, Дора бросила туда листьев мяты. Перебросившись еще парой фраз, заспешила назад, к себе. Там ее ждали Рилинн и Джуно.

Роунгарри бы отдала свой, не раздумывая, если бы такое было можно. Кхаари все еще отливал чернотой, хотя вроде стал меньше. Или у нее от усталости глаза перестали видеть.

Глаза, может, и перестали, но обоняние по-прежнему сильно. Кхаари источает запах, такой сладковатый запах тропических цветов и теплой летней ночи, когда нагретая за день земля щедро делится полученным с окружающим пространством. Знакомый такой запах. Так пах один раайэнне. Выключив воду, она переоделась в вечернее платье, которое уже один раз надевала.

«— Боа, помада, капелька духов?

— Обойдемся без духов. Я не могу ошибиться, а духи делают запахи размытыми и нечеткими. Возрастает вероятность ошибки».

Проходя длинными коридорами, она думала над тем, что скажет или спросит. Хотя, что тут скажешь?

«— Глупая затея, все эти разговоры со Смертью». Эррнгрид намеревалась было постучать, но дверь широко распахнулась.

— Добрый вечер. Я вас ждал.

«— Сказал паук мухе».

Последние дни уходящего Белого солнца знаменуют собой наступление зимы. Светило неторопливо покидает Ран-Тарр, лениво провожая снисходительным взглядом древний мир, не делая попыток изменить естественный ход вещей.

Если по его возвращению весной Зимние Жатвы, где бы они ни проводились, будут проиграны, и мир поглотит тьма, что же — пусть так: белый лик звезды не изменится, и ничто в космосе не дрогнет. Одним миром больше, другим меньше.

Наимил думал о том, что роунгарри, как нельзя точнее передала философию их клана. Весна и лето — время жизни, осень и зима — время смерти, которое в свою очередь, во всеобщем круговороте, является временем жизни плотоядной нечисти и раайэнне, когда отверженные и возлюбленные Бесцветной Девы обретают небывалую силу.

Оглядывая с крепостной стены Аккелона безымянный мир, ставший по воле каа-либу Обителью для тварей и для охотников на тварей, он улавливал малейшие признаки смены сезонов.

Рассветные всполохи не такие яркие, закаты не такие долгие, световые дни короткие. В последние две недели, что он пробыл в Обители, замещая Рамидара и контролируя подготовку к празднику, Аккелон стал все раньше и раньше зажигать настенные факелы, дозорные все чаще и чаще подливали звездный свет в склянки из специального стекла, которое выдували гномы Герриндора на своих стеклодувных машинах. Воздух холодел с каждым часом, ночами приходили заморозки, иногда задерживаясь на пару-тройку дней.

Зима совсем скоро.

Это ощущалось и в том, что следопыты перестали улыбаться и все больше хмурились; бесцветные братья и сестры переливали оставшийся с прошлых Зимних Жатв звездный свет, экономя каждую каплю — пополнения больше не будет; гномьи мастеровые суетились вокруг своих паровых машин, измеряя давление и расход воды; плотники и каменотесы из людских гильдий проверяли, плотно ли прилегают рамы к оконным проемам, где надо заменяли прохудившиеся дерево на новое.

Лишь жизнерадостный Карт все также неизменно высаживал цветы, подкапывал кустарники, перевязывал плодовые деревья, собирал в большие плетеные корзины спелые яблоки с прозрачной корочкой, которые эльфы расставляли по периметру Замка, наполняя его уютом и ароматом сладких фруктов. В сборе урожая старому лейдену помогали все — от мала до велика, самая приятная работа в Замке.

Ядовитый плющ назло погоде цвел ядовитым цветом и оплетал темно-зелеными побегами дюйм за дюймом тропинки, стены, скамейки.

Все правильно, чем больше зелени и цветов — тем дальше зима. В этом сила и магия лесовиков, вечнозеленые растения и деревья — залог счастливого лета и мягкой зимы. Молодец Карт!

Феллин и Рилайн снова спорят. Один яростно доказывает, другой снисходительно наблюдает, потом они меняются местами, как жизнь и смерть.

Он прожил столько веков, и не перестал удивляться тому, как все в мире взаимосвязано. Но философствованию рано или поздно приходит конец, а жаль, это, пожалуй, единственное, что не успело ему надоесть.

— Ты слишком эмоционален, Фэлл, в твоем-то возрасте нельзя так волноваться, — пренебрежительно фыркнул Рилайн. Лишь неторопливое постукивание трости по ворсистому ковру выдавало его напряжение.

— О, дорогой Рин, — отвечал ему в том же тоне Феллин, — ты не понимаешь преимущества возраста. В моем возрасте можно все, в том числе волноваться и не скрывать этого. Тем более все равно плохо выходит, как у тебя, например.

Наимил отщипнул от светло-желтой грозди, лежащей среди прочих на блюде, виноградинку, покатал подушечками пальцев, ощущая прохладцу и сочность ее мякоти, положил в рот, посасывая, позволяя сладкой жидкости растечься по языку. Вкусно, очень вкусно. Стоило присмотреться к Карту раньше, ой непростой он лейден.

Наблюдая за ним через большие окна гостевых комнат, расположенных в центральной, Серой, башне Аккелона, он краем уха прислушивался… ко всему. На что — что, а на слух, он никогда не жаловался.

— Рамидар останется до конца мероприятия. После праздника мы заберем его с собой в Алакантэ, ему есть что рассказать. А нам есть что добавить.

За главой клана всегда оставалось последнее слово. Феллин и Рилайн тяжело выдохнули. Один как всегда стоял у камина, подбрасывая дрова, ворочая кочергой угли, второй, не меняя позы, сидел в кресле спиной к окну.

— Мы с вами прекрасно понимаем, что сумма его векселей смехотворна. Да, он стоял в начале целой цепи событий, осознанно или нет, но не он один. Сейчас, когда наступают Зимние Жатвы, у нас каждый на счету, и Рамидар — хороший боец, и, — тут Наимил обвел руками помещение, — наместник.

Что касается Эррнгрид, — тут он поколебался, — дадим ей самой выбирать. По крайней мере, еще ни одно из ее решений не оказалось провальным.

Ее дед Шэйтардт мертв, но ведь для нас это никогда не было проблемой. — Глаза раайэнне странно блеснули, а по лицу пробежала серая тень, на мгновение все звуки стихли, словно кто-то совсем — совсем недобрый заглянул в окно. — А вот с Кассиддином я бы пообщался лично. — Он многозначительно взглянул на мастера над вестями. Тот его понял.

***

Гости съезжались в Замок. Порядка ради два первых дня решили отвести под эльфийские делегации. Первый день — дань королевской крови, второй — драконьей.

Все оставшиеся дни — людям, сколько дней в этом году Белое солнце запланировало уходить, не берется предсказывать никто, поэтому рисковать своими жизнями эльфы благоразумно отказались.

Гномы, живя столько лет по соседству с раайэнне в Герриндоре, приезжать в Обитель не захотели, вот еще, такое разорение. Зима — сложный период, к зиме надо готовиться дома.

***

Несмотря на то, что каа-либу утратили своих владык много веков назад, спеси и надменности они не растеряли.

Наимил, Феллин и Рамидар по традиции встречали оставшихся в Ран-Тарре потомков властителей у Черных Врат — единственного разрешенного портала, находящегося на Звездном материке. Раз там никто не жил, то в случае прорыва никто и не пострадает.