За тем, что он не был уверен в том, что он не свернул к хижине людо- и эльфоедов, что его тоже не съели и что он не смотрит на мир из стеклянных банок остатками своей замаринованной плоти.

Ощущение было до ужаса схожим с его представлением о том, как должен он был себя чувствовать в эту самую минуту.

«— Если бы это было правдой, одним только одним ощущением ты бы не отделался».

Когда все так круто поменялось? Через некоторое время огляделся. Лес кругом, один лес. Вонючий, мерзкий, плотоядный. Еще немного, и возникнет хижина лесорубов.

— Надо возвращаться.

— Кому надо?

Ему не ответили. Вопрос «Зачем?», скорее всего, тоже бы остался без ответа.

Устало передвигая ногами, он повернул в обратную сторону. То есть, ему казалось, что он просто стоял на месте, загребая сапогами прелую листву и сухие ветки, а дорога сама изворачивалась и двигалась под ним.

Ну, пусть будет так, ему надоело противостоять своим наваждениям, сама так сама.

Что-то неважно он выглядит, слишком бледный, и шрам этот уродский. Неужели при его положении и связях он не смог его убрать? Неглубокий, но видно, что цапнули его здорово.

Сидит, руки на коленях, голова повисла. Подойти или еще постоять — посмотреть. Что-то не хочется, злой и страшный, как сама Смерть.

Нет-нет, вы, Госпожа, конечно, нестрашная, но многим такой видитесь…

Надежное тут у меня убежище, из зарослей ничего не видно. Не зря я с обезьяной намучился, выслушивать ее — то еще удовольствие. Бред полный. Уж не знаю, что она курит, но без хташа (трава, вызывающая галлюцинации) не обошлось.

Главное, он мне сообщил — там, где стояла карета, дожидаясь леди Ри, раньше находился дом, судя по всему, его вырезали вместе с остальными шлаками и переместили в Обитель. Все, кто был в том доме, погибли. Его эти воспоминания преследуют до сих пор.

Краем глаза проследив за Рэмом, исчезнувшего в густых зарослях леса, Каринэль лишь повел плечами. Маловероятно, что Эррнгрид в неподходящей одежде из тонкой ткани и замшевых сапогах полезла бы в чащобу. Чистюля заботится о своем внешнем виде, а лес мигом бы снял с нее ее дешевый лоск. Внутри него шевельнулся паучок раздражения, но он задавил его.

Эррнгрид, скорее всего, вышла побродить по окрестностям и….

Что «и…» — и предстояло выяснить. Лучше быстрее, чем медленнее.

Не то, чтобы он сильно переживал за роунгарри, но все-таки правильнее для клана и для его мужского самолюбия в первую очередь, будет найти ее.

От границы стены, поросшей плющом, в разные стороны убегали кривые тропинки и дорожки. Некоторые из них совсем исчезнут, вдруг возникнув в неожиданном месте, другие сольются с соседними, иные затеряются на местности.

Свое дело Каринэль любил и знал, как никто, но где здесь — опыт, а где — интуиция, он не понимал, и обучение молодых парней его всегда ставило в тупик — сложно передать словами вслух то, что не можешь проговорить про себя. Поэтому обучение обычно сводилось к нехитрой истине: «Делай, как я».

Он не любил суеты. Просто стоял и смотрел, вдыхая влажный воздух, открывая губчатому веществу своих легких доступ кислорода и успокаивая нервную систему. Сделав пару глубоких, во весь объем своих немаленьких легких, вдохов, он выбрал широкую тропу, ведущую, к оврагу и протекавшей в глубине расщелины журчащей речке.

Через несколько минут неспешной ходьбы, внимательно разглядывая сучки и ветки рядом стоящих деревьев, он понял, что не ошибся. Он редко ошибался. Почти никогда.

Под носками его сапогов на толстой подошве виднелась стылая земля и камни вперемешку со льдом. Похолодало. Осторожно, стараясь не поскользнуться на льду, он подошел к оврагу и замер, часть скалистой местности словно обдало ледяным дыханием дракона и разбавило серые цвета голубым мерцанием колючих кристалликов снега.

След так след, мимо такого точно не пройдешь. Но вот куда подевалась его хозяйка? Н-да.

Медленно он выглянул за краешек обрыва и обомлел.

Ярдов двадцать к низу болталась Эррнгрид на вмороженном в лед широком ноже, держась за одну рукоять. Ее ноги на отвесной стене искали и не находили опору. Сколько так она продержится на честном слове — неизвестно. Тянуть не стоило, вот только веревки он не взял.

Еще глубже почти в самом низу на выступе в скале валялись обледеневшие останки какого-то зверя.

Талантливый скульптор изо льда вылепил на удивление реалистичную статую, но в порыве гнева или ярости, разбил ее на крупные куски. Оскаленная пасть и выпавший язык, глаза навыкате — отсюда точно было не разглядеть, каким был зверь в своей прошлой, доледяной жизни.

Навроде крупного медведя с неестественно вытянутой и сплюснутой на конце мордой. Теперь ледяные части его туши украшали дно оврага и некстати подвернувшийся уступ.

Сзади кто-то неслышно подошел и выглянул за край.

— Принесу веревку, — мигом сообразил Колди и умчался в сторону гарнизона. Каринэль, сняв свою куртку и широкий короткий меч с пояса, оставил лишь пару метательных ножей, чтобы не утяжелять свой вес.

Звать роунгарри не стал, ей сейчас не до светских разговоров. Эррнгрид по-прежнему болталась на ручке ножа, найдя едва заметный крохотный уступ, поставила носок левого сапога, прижимаясь в лед так плотно, как если бы хотела им стать.

Достал ножи, и мысленно проложив путь, с силой вонзил лезвие в лед. Обратно ножи выходили туго. Пальцы быстро онемели, лед был самым настоящим, словно он на леднике. Воздух в непосредственной близи ледяной магии стал нестерпимо холодным. Тело быстро охлаждалось.

На его счастье подбежал запыхавшийся Колди, парень, вероятно, преодолел законы физики, иначе, как объяснить его стремительное появление?

Споро обвязавшись петлями альпинистской обвязки через плечо, грудь и бедро, другой конец оставил Колди и невесть откуда взявшемуся Джуно, которые, по его примеру намотали на себя страховочные узлы, стал энергично спускаться, отталкиваясь ногами от стены.

Довольно быстро он преодолел расстояние и обхватил Эррнгрид сзади за талию.

Свободным концом веревки обвязал и ее, сперва грудь, талию и левое бедро.

— Я вас держу, роуни, и не отпущу, вы не упадете, вы можете разжать пальцы, — тихим успокаивающим голосом, походившим на шелест листьев, начал Каринэль.

Тело Эррнгрид, сведенное судорогами от чрезмерного напряжения и прижатое его крепкой, закаленной постоянными физическими упражнениями, грудью к стене, чуть-чуть обмякло.

— Ну же, Эррнгрид, это совсем несложно, — своей широкой теплой ладонью он дотронулся до ее промерзших насквозь пальцев, сжимающих рукоять ножа из неизвестного ему металла, согревая их своим жаром. — Давайте, по одному, — нежно дотронувшись до указательного, он ласково провел по всей длине от белого ногтя до основания.

Внутри что-то шевельнулась, что-то давно забытое и утраченное.

— Я… я не могу, — просипела роунгарри.

— Нестрашно, я помогу, — продолжая разговаривать с ней как с ребенком, Каринэль, расцеплял пальцы один за другим. Время утекало, он начал замерзать, надо было торопиться. С левой рукой покончено, теперь можно было взяться за правую. А вот пальцы правой были намертво вморожены в ледяную поверхность. Отрубить руку представлялось плохим вариантом.

Ладно, пусть пока возьмется левой рукой за шею, ему будет полегче.

— Возьмите меня за шею, — уже более твердым голосом приказал он.

Она повернула к нему белое лицо. Их взгляды встретились. Холодная красота роунгарри вдруг поразила его: под тонкой кожей ее лица двигались глыбы льда и трещали льдины в северных морях, которые на раз ломали днища китобойных и промысловых суден.