Коэльдан, сын этого напыщенного наместника, который за все время нашего пребывания в Аккелоне обратил на меня внимания не больше, чем на соринку в углу, не сводя своих масляных глаз с роунгарри, оказался на редкость неплохим пареньком. По крайней мере, старательно делал вид.

Молчать с эльфами мне всегда нравилось, хорошо, уютно. Не то, что с людьми. Люди в моем молчаливом присутствии нервничают и напрягаются, начиная нести всякую чушь, лишь бы заполнить словами пространство между нами.

Им кажется, что обрушивая на меня сокровенное, они проявляют ко мне уважение и доверие. Но на самом деле, о чем бы они ни говорили, они говорят о себе, своих проблемах, знакомых, снова себе и своих проблемах.

Затем, умолкая на три минуты, переводят дух, многозначительно на тебя поглядывая, мол, твоя очередь заполнить вакуум.

— Моя так моя. Делюсь. (Наверное, представилась бы мне такая возможность — поделиться своими проблемами, начал бы со скитания в пустоте и одиночестве).

Никто из смертных не знает, каково это, жить лишь одним бесплотным духом, скитаясь в пустоте миров, ища себе временное пристанище, — начал бы я, а горько вздохнув, продолжил:

— Наш мир мы уничтожили сами, пробуя его на прочность, доводя себя и его — до цепочки термоядерных реакций — высшее экстатическое переживание любого огненного элементаля.

А потом, исчерпав запасы водорода звезды, мир превратился в белого карлика, если верить земным астрономам, я бы, конечно, с ними поспорил, но леди Ри запретила: «Каждый имеет право на свои собственные заблуждения, Джуно». (В этом месте сделан неплохой набросок портрета роунгарри со вздернутой, четко выведенной левой бровью).

Он сколлапсировал, и мы разлетелись вместе с ним ядерными зарядами. Вернуться обратно мы не смогли. Да мы и не рвались, летать огненным роем по вселенным, взрывая звезды, было куда как интереснее.

Эйфория, как это обычно бывает, длилась долго, но закончилась быстро. Уж не знаю, кому пришла в голову мысль, показавшаяся нам всем гениальной — столкнуть две звезды. И мы столкнули. К сожалению, мы не сразу поняли, что массы одной из звезды недостаточно, чтобы взорваться наружу, и они сжались в себя, вовнутрь.

Образовавшееся Черное Око затянуло в себя почти всех моих собратьев, а оставшиеся элементали не смогли преодолеть гравитационное поле Ока, как бы ни старались. В другие миры путь был заказан.

Мне еще повезло, я оказался довольно далеко от места образования Черного Ока, поэтому смог наблюдать за тщетными попытками моих соплеменников уйти из-под его власти. В момент термодинамической реакции часть нашего духа может переселиться в иной мир, если в этом же мире идет точно такая же реакция. Эти реакции создают сквозной проход, делая перемещение нашего духа моментальным.

По всей видимости, в одном из миров шла ядерная цепочка, и меня, промыслом Творца, занесло в незнакомую мне Вселенную.

Думаю, еще нескольким удалось спастись, но за время своих скитаний не встретил ни одного.

В этом месте представляю выражение лица человека — такое туповато-хитроватое, с надеждой ожидающего какого-то знака, чтобы идиотски заржать.

— Даже не знаю, что тебе посоветовать.

— Но это еще не самая большая моя проблема, — важно кивнул бы я своему собеседнику.

— Правда? — встрепенется тот, не зная, как отделаться от сумасшедшего.

— Правда, — отвечу я, не замечая намеков, притворных вздохов и поглядываний в сторону. — Самой большой проблемой оказалось то, что мой дух, без постоянной подпитки в виде ядерной энергии, на производство которой я один не способен — здесь нужны несколько сильных огненных элементалей, стал остывать. В самом что ни на есть прямом смысле. Остывать физически, превращая меня в тлеющий уголек. И вот тут мне пришлось стать тем, кого мы, высшие духи, всегда презирали.

— Кого? — спросит мой нечаянный слушатель, неожиданно для себя проникнувшись историей.

— Падальщиком. Мне пришлось занять умершее тело, чтобы окончательно не исчезнуть во мраке.

Существует множество способов это сделать, можно выбрать понравившийся. Самые сильные падальщики, которых их исконные враги называют кхааграш, занимают еще живого эльфа, обгрызая его разум и дух по кусочку, смакуя и наслаждаясь, как процессом, так и результатом. Это самый ненадежный и рискованный способ. Паразита, внедрившегося в тело хозяина, быстро обнаруживают, и тут возможны варианты, но для кхааграш они плохо заканчиваются.

Для меня он отпал сразу. Ну, выгонят меня из эльфа, предварительно траванув ядом, как гонят крыс и тараканов, я начну остывать в разы быстрее, тем более что приличную часть энергии я уже потратил на размещение и обживание «нового дома».

Тут мой слушатель закивает головой, якобы понимая, о чем речь. Вот с людьми всегда так. Сперва они строят из себя дураков, для которых сложным является даже собственное имя (иначе чего ради они себе клички придумывают), а проходит пара часов, и перед тобой профессор, разбирающийся во всех тонкостях процесса. Ну-ну.

— Мне нужен был более верный путь. С долгосрочной, желательно, пожизненной, перспективой.

Тело добровольца. В смысле добровольно отдавшего тебе свою плоть человека, или еще лучше эльфа. Тогда может получиться интересная заварушка.

Парень, что отдал мне свое тело, умирал от радиации, обкурившись хташем, строго говоря, конечно, это была не совсем добровольная сделка, но кое-что я для него сделал. О чем поведать не могу, ибо секретность условий сделки обязательна на всех уровнях.

— Ты еще легко отделался, — обдумав услышанное, заявит со знанием дела человек, и, широко улыбнувшись, хлопнет по плечу. — Промочим горло? Что любят огненные духи? Я угощаю, за такую историю не жаль самого выдержанного гномьего ртыза.

— Лучше арх-ртыза.

— Губа не дура. Пусть будет арх-ртыз, не знаю, вызовет он твою ядровую реакцию (и тут я даже не стану его поправлять), но ты точно перестанешь остывать, может, и согреешься.

Так, наверное, могла бы закончиться эта история с нежданным слушателем, если бы на месте Колди был человек. Или Колди был человеком.

Но в этот раз все вышло по-другому, поэтому мы молча отдались азарту скачки. Когда леди Ри отправилась на Западную часть стены, собираясь перебрать драконьи сокровища, мы с Коэльданом уже седлали коней и стремительно выезжали через боковые ворота знакомым маршрутом.

Не разделяет моя белая госпожа моего увлечения к лошадям, да и с чего бы ей разделять чьи бы то ни было увлечения? Птица… Дракон высокого полета.

Ехали мы быстро, и уже через пару часов показались развалины гарнизона, внутрь я заезжать не стал, направив коня прямо к ледяному обрыву. Коэльдан ехал за мной. Спешившись, я начал изучать возможный маршрут спуска.

Здесь стало еще холоднее, и, несмотря на то, что я почти никогда не мерзну, не отказался бы от шерстяного свитера. Который с удовольствием напялил на себя Колди.

— Подождать тебя наверху? — вежливо поинтересовался Колди. — Сварю чаю в котелке.

— Идет, — быстро согласился я.

Обмотавшись, как и в прошлый раз петлями, через грудь и бедро, я стал спускаться. Достигнув выступа, на котором валялись замороженные куски зверя, отвязал веревку. В своей доледяной жизни зверь был большим. Не огромным, а просто большим — два человеческих роста и действительно напомнил разозленного гризли из северо-западных лесов США.

Туша, превращенная вэйрашем в лед, при падении раскололась на две части, от которых отлетели части поменьше, массивное бедро, лапа. Еще одна упала почти на самое дно ущелья, еще две находились чуть ниже пары ярдов, пятая нашлась за ближайшим камнем, тоже частично покрытым свежей коркой льда.

Сколько же лап у этого чудища? Обойдя дважды по периметру, и даже спрыгнув вниз к ручью, благо он был тут, совсем рядом, я насчитал восемь лап, как у членистоногого. Лапы были разного размера и вида, одни были похожи на медвежьи, а две другие, находящиеся сразу под мордой напоминали скрюченных эмбрионов. Присмотревшись к ним повнимательнее, я увидел по два выпуклых нароста.