Встретились в сражении лишь два флота.
Шестого июля 1788 года в Финском заливе они постреляли друг в друга из пушек и разошлись. Каждая сторона потеряла по одному кораблю и объявила себя победителем. На самом деле победителей тут не было, но был проигравший – шведский король, блицкриг которого провалился.
В следующем 1789 году повторилось то же самое: основная борьба происходила на море, и дела у шведов шли плохо. В мае Екатерине, правда, пришлось понервничать. Эскадра герцога Зюдерманландского (королевского брата) попыталась прорваться через Кронштадт, так что в Петербурге было слышно канонаду. Но нападение отбили, а в августе принц Нассау-Зиген, международный искатель приключений, недавно принятый на русскую службу, уничтожил эскадру адмирала Эренсверда у Роченсальма (современный город Котка).
Война обходилась Швеции дорого, в народе и в армии росло недовольство, но Густав всё надеялся на свою звезду.
В июне 1790 года – опять не на суше, а на море – произошли драматические события, наконец решившие судьбу войны.
Сначала 22 июня эскадра адмирала Василия Чичагова заперла в Выборгском заливе шведский флот, которым командовали оба брата, король и герцог. При прорыве шведы понесли большие потери, Густав еле спасся, а герцог Зюдерманландский был ранен.
Казалось, война закончена. Но через неделю удача переменилась. Часть спасшихся шведских кораблей нашла прибежище у стен крепости Роченсальм – в том же месте, где год назад погибла эскадра Эренсверда.
Русским флотом, тоже как в прошлом году, командовал принц Нассау-Зиген. Он имел большое преимущество в кораблях, не сомневался в победе и очень хотел сделать подарок императрице к годовщине ее восшествия на престол, поэтому неосторожно ринулся в атаку и угодил под страшный перекрестный огонь с вражеских кораблей и бастионов. Русские потеряли 64 судна и почти половину личного состава. В следующий раз морское поражение такого масштаба произойдет только при Цусиме.
Таким образом, чудо, на которое надеялся Густав III, всё же произошло. Теперь король мог рассчитывать на почетные условия. Он обратился к кузине с миролюбивым письмом. Та была только рада завершить ненужную ей войну, чтобы полностью сосредоточиться на турецких делах.
Договорились с невиданной для тогдашней дипломатии быстротой. Уже через месяц мир был подписан. Всё осталось, как было раньше. Двадцать тысяч шведов отдали свою жизнь по королевскому капризу ни за что.
Подданные не простили Густаву III провала его авантюры. Зачем нужен деспотический режим, если он не способен одерживать победы? В дворянских кругах составился заговор.
Финал Густава был таким же эффектным, как всё его правление. Сцена была разыграна в стокгольмском Оперном театре.
Шестнадцатого марта 1792 года во время бала-маскарада короля окружили офицеры-заговорщики. Лицо Густава было закрыто, но монарха выдала орденская звезда. «Здравствуйте, прекрасная маска!» – сказал по-французски один из убийц. Другой выстрелил королю в спину из пистолета, в дуло которого были забиты картечь и шесть согнутых гвоздей. Такая рана не могла не быть смертельной. Через несколько дней король скончался.
Но Швеция все-таки взяла у Екатерины реванш, хоть и не с помощью оружия.
После гибели Густава III корону унаследовал его четырнадцатилетний сын, а регентом стал герцог Зюдерманландский, который взял курс на сближение с Петербургом. Это устраивало и русскую императрицу. Возник проект скрепить союз браком короля с внучкой царицы Александрой Павловной.
В 1796 году юный Густав-Адольф прибыл в Петербург в качестве жениха. Свадьба была уже сговорена, назначили день обручения. За час до церемонии королю показали брачный договор, по которому его жене разрешалось остаться в православии. Густав-Адольф объявил, что Швеция – протестантская страна и по закону королева не может исповедовать другую религию. Уговорить его не удалось, обручение было сорвано.
Императрица оказалась в преглупом положении. В окружении всего двора она четыре часа ждала, когда наконец прибудет мальчишка-жених, а он всё не являлся. Когда ей сказали, что брак отменяется, у полной, рыхлой Екатерины случился микроинсульт. Полтора месяца спустя последовал второй удар, уже летальный.
Убийство Густава Третьего. И. Сакуров
Судьба любит посмеяться над земными владыками. Великой царице очень не повезло со смертью. Сосуд в мозгу лопнул, когда государыня находилась в отхожем месте. Екатерину не успели даже причастить. Она умерла, не приходя в сознание.
Среди поляков распространился слух, что императрица якобы велела установить у себя в уборной трон польских королей и Господь покарал старую кощунницу за такое святотатство. Но это легенда. Кажется, Екатерину все-таки погубил швед.
* * *
Оценивая итоги тридцатичетырехлетнего царствования Екатерины Второй, нельзя не признать его великим – если оценивать внешние параметры.
Эта царица запустила и использовала механизм, заложенный Петром, но ржавевший без употребления при его бездарных преемниках. Империя существует для того, чтобы расширяться – и при Екатерине она очень расширилась.
Территория распространилась на юг и на запад, поглотив Крым, Северное Причерноморье, Правобережную Украину, Белоруссию, Курляндию и Литву.
Еще значительнее был прирост населения, в основном за счет новых подданных. По ревизии 1762–63 годов в стране обитало около девятнадцати миллионов человек; перепись 1796 года показывает цифру почти вдвое большую – около тридцати шести миллионов.
Хоть подданные не стали жить богаче, но чрезвычайно возросли доходы казны – с 16 до 68 миллионов рублей в год. Это произошло не только из-за увеличения податного населения, но и вследствие некоторого упорядочения финансовой системы.
Благодаря росту бюджета у империи появилась возможность усилить свою вторую опору (после военной) – бюрократическую. Благодаря областной административной реформе приобрело некоторую стройность периферийное устройство. Это не изменило жесткой централизованности, без которой немыслимо государство ордынского типа, но «расширило» вертикаль за счет провинциального чиновничества и существенно повысило управляемость.
Важной переменой стало переформатирование государственной модели из самодержавной в самодержавно-дворянскую. Это – во всяком случае на время – укрепило систему власти, превратив высшее сословие страны из послушных (а иногда и непослушных) слуг в «младших партнеров» монархии.
Однако все эти достижения имели свою цену, подчас чрезмерную.
Платой за преданность дворянства стало окончательное порабощение крестьян – исторический анахронизм, который в XIX веке будет тормозить экономическое, социальное и нравственное развитие страны, а в более отдаленной перспективе завершится взрывом.
Да и само дворянство, вследствие естественной культурной эволюции, со временем перестанет довольствоваться своим положением и захочет большего: чтобы в России было «как в Европе» (а не как в Орде).
Из-за присоединения иноязычных, инославных, инокультурных регионов империя обзавелась хроническим недугом – «национальным вопросом», вернее, даже целым комплексом национальных вопросов. Как пишет В. Ключевский: «В пестрый состав населения этого государства польскими разделами введен был новый, чрезвычайно враждебный элемент, который не только не усилил, не поднял, но значительно затруднил наличные силы государства».
Одним словом, имперское величие – роза с очень острыми шипами.
Эпоха Екатерины представляет особый интерес для понимания законов власти, которые в тоталитарном государстве являются определяющими. История либеральной государыни, которая желала одного, а пришла к чему-то совершенно противоположному, наглядно демонстрирует, насколько ограничены возможности правителя, даже обладающего неограниченной властью. Власть всегда ограничена – строением государства, состоянием народа, настроениями элиты. Екатерина эту истину хорошо усвоила.