— Сейчас, по-моему, Виктор Константинович, нужно объединить все предложения, — тихо ответил Косов.

— Правильно!

— Ну так что? Будем голосовать? — Ротонов кипел от возбуждения.

— Спросим каждого. (Я помедлил: стоит ли сейчас так резко ставить вопрос? А вдруг не согласятся?.. Стоит, нужно решать.) Я благодарю всех, кто проявил добрую инициативу в таком важном деле, как экономия трудовых затрат… Но одно дело увидеть, даже одобрить, а другое — внедрить. Каждый из вас почувствовал это, когда осуществлял свое предложение. Сейчас же Косов предлагает все объединить… Поэтому я прошу каждого ответить, готов ли он в своей бригаде, на прорабском участке, в СУ внедрить все предложения, которые мы сегодня увидели… Я хочу предупредить — с того времени, как будет сказано: «Да, готов», я уже не буду просить, как на техсовете, а буду требовать безусловного выполнения. — Я оглядел присутствующих. — Строго требовать!.. Спрашивайте, Ротонов!

— Интересная история, — вскочил Ротонов. — Еще десять лет тому назад…

— Ротонов!

— Эх… Вечно вы меня перебиваете… Ладно: бригадир Косов?

— Я уже сказал: нужно все предложения объединить, — тихо сказал Косов.

— Много говорить любите, Косов, — строго заметил Ротонов. — Короче нужно, определеннее отвечать. Если…

— Ротонов! — снова остановил я его.

— Все перебиваешь меня, Виктор Константинович! Все перебиваешь! Нужно, Косов, ответить «да», что означает: «Буду внедрять все предложения в своей бригаде», или «нет» — «Не буду внедрять».

— Да, — улыбнулся Косов.

— Ну, вот видите! — удовлетворенно сказал Ротонов. — Производитель работ Кочергин?

— Не возражаю, — ответил Кочергин. — Это значит и «да» и «нет». Ведь я вас знаю, Виктор Константинович, потом приедете и душу будете мотать…

— Кочергин, — перебил его Ротонов. — Да или нет? Что за народ такой? Не понимаю!

— Нет.

— И.о. начальника СУ Морозов!

— Я подумаю.

— Почему? — удивляется Васильев. — Ведь вы, как главный инженер, должны первым подхватывать предложения?

— Я беру пример с главного инженера рангом повыше. — Морозов пристально смотрит на меня и вдруг резко спрашивает: — Когда я получу ответ?

— Я еще не решил…

— Ну вот, товарищ Васильев, видите? Он еще не решил — думает. И я, с вашего разрешения, подумаю.

— Гнат! Что ты скажешь?

— А премия будет? — в свою очередь спросил Гнат.

— Гнат! — возмутился Ротонов.

— Вот так всегда! Как с рабочего, так отвечай прямо, а как премия… — Гнат посмотрел на меня. — Ну, ладно: да! Но хоть отметить сейчас это дело, а, хлопцы?

— Вот чудак! — закричал Ротонов. — Ну что за люди. В каком это году было? Ага, кажется…

— Ротонов!

— Начальник СУ Беленький?

Беленький колебался, он знал, что управляющий будет недоволен, но выхода не было.

— Да.

— Прораб Шуров?

— Да.

— Том Семенович? Ваше мнение?

Янин вскакивает:

— Что мнение? Как мнение? Конечно — да!

— Начальник СУ Визер?

— В нашем СУ мы применим все предложения, — ответил Визер и, опасливо посмотрев на Ротонова, добавил: — Да.

Я снова сел на скамейку. «Да… да!..» — слышались ответы.

Слушая их, я наблюдал за работой нового крана, у которого две стрелы: одна монтирует, другая разгружает детали, поднимает их и вешает на кран; рассматривал небо, синее, с небольшими облачками, — не так уж часто я на него смотрю…

— Извините, пожалуйста, можно сесть?

— Пожалуйста.

— Гребенков, — представляется молодой человек.

Я стараюсь вспомнить, почему мне так знакома эта фамилия — Гребенков, но не могу. Тогда почему эта фамилия вызывает у меня настороженность?

— Очень приятно, — неопределенно отвечаю я.

— Вы на меня не сердитесь? — спрашивает он.

— Нет.

— Странно! — Гребенков испытующе смотрит на меня. — Так вот какой вы! Просто мочи нет, последнее время работать не дают. Все звонят, спорят…

— Ну, а ты, Соков? — спрашивает Ротонов. — Давай поскорее.

Ему надоела процедура опроса, он торопит всех.

Соков встает:

— Я за то, чтобы применять все предложения… но вот у нас на стройке сегодня не были, а мы тоже хотели кое-что предложить.

— Все звонят, спорят, — повторяет Гребенков.

— А вы не обращайте внимания, — советую я Гребенкову.

— Смеетесь!

Он еще некоторое время сидит возле меня. Но вот опрос закончен: тридцать восемь «да» и три «нет».

Гребенков встает и подает мне руку:

— Очень интересно и поучительно было. Спасибо!

— Вы что, не знакомы с Гребенковым? — спрашивает Васильев, когда Гребенков уходит. — Это же редактор многотиражки.

— Что? Черт подери!

Васильев улыбается:

— Ничего… Слышали? Поучительно, сказал, было…

Когда мы уже шли к автобусу, Васильев вдруг сказал:

— Я думаю на завтрашнем партсобрании рассмотреть первые итоги экономии труда… Как вы считаете? Сегодняшний объезд многое показал… — Он остановился. — Сделайте доклад, хорошо?

— Хорошо.

В весьма радужном настроении я приехал в трест. В кабинете у меня сидел Костромин.

— Два часа тому назад, — резко сказал он, — пока вы лихо возили прорабов по объектам, на строительстве у Сокова с крана сорвался блок. Он упал на лестницу и сбил марши всех восьми этажей…

Я вскочил:

— Люди?

— Люди?.. Вам повезло, жертв нет…

Уже не слушая его, я бросился к двери.

— Одну минутку, — он задержал меня за руку. — Вам не нужно никуда мчаться. Туда сразу выехал я. Оказывается, прораб Соков без соответствующего оформления применил новую траверсу. Совсем не важна истинная причина падения блока. Понимаете, нарушены правила техники безопасности. — Он выпустил мою руку. — Подумайте, вам еще раз предлагают мир и согласие. Такие аварии, как сегодня, подстерегают вас каждый час, каждую минуту. — Он подошел к двери и взялся за ручку. — Хорошо, когда в таких случаях вам помогает авторитетный человек. А если этот человек… Помните наш недавний разговор? Подумайте до утра, дорогой. Утром я зайду к вам за разумным ответом. Слышите? Разумным?

Костромин вышел.

На стройке меня встретил Соков:

— Что теперь будет, Виктор Константинович?

— Пойдемте.

Мы поднялись на восьмой этаж, лестница уже была ограждена. Я подошел к месту аварии. Странно одиноко висели лестничные площадки, а далеко внизу лежали сбитые марши.

— Как это случилось? — спросил я Сокова.

— Из блока выдернулась петля… вы не верите?.. Это действительно странно, но блок внизу, вы его можете посмотреть.

— Подымите марши, — нарочито спокойно сказал я (Соков еле стоял на ногах). — Приварите к площадкам уголки и обоприте на них марши… Я сейчас прикину, какой нужен номер уголка.

— Тут был Костромин, — удрученно сказал Соков. — Он передал распоряжение управляющего ничего не делать до утра… Он записал это в журнал работ.

— Почему?

— Он увидел новую траверсу. И потребовал акт испытания траверсы.

— Ну?

— Испытание мы провели, а акт не составили.

— Почему?

— Хотели поскорее ее применить, чтобы ускорить монтаж… Что теперь будет, Виктор Константинович?

В это время к нам быстро подошел Морозов, лицо его было перекошено.

— Что ты наделал? — не здороваясь, закричал он. — Ты что, под суд хочешь? Кто тебе разрешил работать с траверсой без оформленного акта?

Соков низко опустил голову.

— Полегче, Морозов, тут криками ничего не возьмешь… Полегче, — повторил я. — Траверса ни при чем: оборвалась петля на блоке.

Он медленно обернулся ко мне:

— Это вы?! Снова вы! Я вижу, вы сочувствуете Сокову? Ну что ж, вы можете и тут показать свою хваленую смелость… Выручите его, выручите! У вас для этого есть все права… Костромин сказал, что против Сокова будет возбуждено уголовное дело.

Я посмотрел на Сокова. Он казался совсем старым и потерянным.

«Ты с ума сошел, — сказал я себе. — Ты не смеешь брать все на себя. Подумай, чем это для тебя обернется! Не смей, слышишь?.. Но ведь это твой прораб, с которым ты работал раньше. Он попал в беду, нарушил правила. Он хотел, как и ты, облегчить и ускорить монтаж, он твой единомышленник. Кто же его выручит?»