Но тут мне в голову пришла еще одна счастливая мысль.

— Неонелина!

Она задержалась у двери.

— Попросите, пожалуйста, чтобы сейчас пришли Ротонов и начальник технического отдела Топорков.

— Хорошо.

Председатель «Молнии», прижимая трубку к груди, счастливо улыбаясь, смотрел ей вслед.

У управляющего в кабинете за маленьким столом сидели Костромин и Ирочка.

Управляющий вежливо спросил меня, отдаю ли я себе отчет, чем может лично для меня кончиться технический совет, если уже сейчас все настроены против него и, главное, против широкой подготовки к нему?

— Отдаю, — ответил я.

— Самородок обязательно во всех задержках обвинит нас. Зачем это нужно — выносить сор из избы? — Костромин изобразил на лице благородное негодование.

— Сор из избы выносят, чтобы в избе было чисто, — ответил я.

— Это ужас, Виктор Константинович, — запрыгали губки Ирочки, — лаборанты выйдут в ночную смену, кто же будет утром брать анализы?

— Никто, — ответил я.

— Ах-ах… ох-ох!..

Но управляющий перебил ее:

— Анализы, конечно, подождут! Но ведь все против, если б хоть один начальник отдела был за обследование и техсовет, я бы не возражал… Хоть один!

Имею ли я право сказать о Васильеве? Наверное, нет.

Но вот сейчас управляющий отменит техсовет, и все, что я задумал, сорвется.

— Хоть один? — переспросил я.

— Да.

— Есть такой начальник.

— Кто?

— Васильев, — сказал я.

Управляющий вскочил, резко толкнул дверь:

— Вызовите главного бухгалтера.

Пока Неонелина звонила Васильеву, все молчали.

Если Васильев сейчас заколеблется… Я видел, как все произойдет. Управляющий приветливо улыбнется: «Как видите, Виктор Константинович, вы ошиблись. Все против техсовета».

Вошел Васильев.

Управляющий улыбнулся и приветливо сказал:

— Садитесь, пожалуйста, садитесь. Вот тут Виктор Константинович говорит невероятную, с моей точки зрения, вещь: все начальники технических отделов и Костромин против широкого обследования и техсовета, а вы, главный бухгалтер, якобы за это.

Васильев пристально посмотрел на меня. Я опустил голову. (Вот, подвел единственного человека, который хотел мне добра.)

— Так что же? — ласково и вместе с тем с оттенком угрозы переспросил управляющий.

— Да, я так сказал, — просто ответил Васильев. — Сказал как главный бухгалтер, — если проанализировать цифры, то видно, что трест на пределе… вот-вот сорвется. Сказал как секретарь партийной организации. Многие коммунисты считают, что будущее треста в правильной инженерной политике… Извините, не могу понять: почему вы против?

Некоторое время они смотрели друг на друга. Управляющий нервно переложил журналы на столе.

— Так вы настаиваете на техсовете? — спросил он меня.

— Да.

Управляющий помедлил и холодно произнес:

— Хорошо, техсовет будет.

Возвращаясь от управляющего, я приоткрыл дверь своего кабинета. По комнате, потрясая бумагами, бегал Ротонов, а председатель «Монолита», выставив вперед бороду, кричал:

— Не уговаривайте меня, акт о приемке дома в эксплуатацию не подпишу.

— Подпишете! — визжал Ротонов.

У окна беседовала с Топорковым председательница «Дружбы». Топорков, бледный, вытянувшись, стоял перед ней; чувствовалось, что вот-вот ему станет дурно. А за моим столом, сдвинув в сторону все бумаги, размахивая молоточком, истово трудился над трубкой председатель «Молнии».

Мне нужно было еще работать, но я опасливо закрыл дверь…

Техсовет.

Совет инженеров, техников и передовых рабочих. Как интересно задумано: сплав знаний и опыта! Но вот тронула его равнодушная рука Костромина, и сразу увяла мысль…

Обыкновенно шли на техсовет нехотя.

По комнате бегала Ирочка:

— Ах-ох, миленькие! Костромин меня съест, пожалуйста, на техсовет… Нина Ивановна, какой у вас красивый шарфик! Где вы его… Ах, что это я! Ну, прошу вас…

Костромин начинал техсовет с бесконечных разглагольствований по поводу опозданий и неявок прорабов, как будто вся деятельность совета исчерпывалась сбором людей, и если бы все явились вовремя, то, собственно говоря, техсовет можно было бы и закрыть.

Потом на середину по одному выходили главные инженеры СУ, конфузясь из-за помятых костюмов и грязных от строительной глины ботинок. Они нехотя докладывали статистику несчастных случаев и число принятых рационализаторских предложений. Снова держал речь Костромин, и техсовет закрывался. Так было многие годы.

Сегодня на техсовет собрались все. Тут были начальники управлений: Моргунов, Визер, Беленький, главные инженеры, прорабы, бригадиры. Место получше занял бригадир Гнат. Явились и гости: руководители треста подземных работ Ивлев и Самородок, с третьего этажа спустился наш сосед — управляющий трестом «Монтажник» Ковалев, приехали механизаторы и директор растворного завода Туров.

Ровно в пять часов прибыл заместитель начальника главка Левшин. Управляющий было поднялся, чтобы уступить ему председательское место, но Левшин, махнув рукой, устало уселся за длинный стол.

Управляющий обвел глазами присутствующих.

— Сегодня главный инженер делает доклад, так что разрешите мне открыть и вести техсовет. Надеюсь, никто не возражает?

— Не возражаем, — ответил Гнат.

— Слово для доклада об экономии трудовых затрат предоставляется Виктору Константиновичу.

Я чувствовал себя разбитым. Всю неделю в ночную смену я был на стройках, а утром ехал на работу.

Я встал.

— Придется на эту тему провести еще один технический совет, — начал я. — Дело в том… — Я остановился, кружилась голова. Несколько секунд я стоял с закрытыми глазами, а когда снова начал себя контролировать, то увидел вокруг удивленные лица.

— Дело в том, — продолжал я, — что в результате основательной проверки мы установили почти повсеместно большие перерывы в работе. Они настолько велики, что, прежде чем говорить о какой-либо экономии труда, нужно ликвидировать простои, достичь непрерывной работы…

Перед глазами всплыла ночная стройка, бригада Косова. — В соседнем доме наконец погас свет. Тихо… только на огромной скорости где-то мчалась грузовая машина.

«Посол бригады» Девятаев, он же звеньевой, солидно и медленно сказал мне:

— Рекордов не обещаю, но мы постараемся выжать все из крана.

Потом я видел, как мы с Девятаевым бежали к автомату (остановился кран). Первый автомат без зазрения совести проглотил две монеты, второй все же соединил меня с диспетчерской треста механизации.

Я передал совету ответ диспетчера: «В два часа ночи нормальные люди не требуют аварийки».

Все засмеялись.

Дальше я приводил только факты и цифры. Все члены совета знали, что на стройках большие простои, разговоры об этом давно опротивели, но факты — другое дело. Слушали меня внимательно.

Я рассказал, что из-за перерывов в работе механизмов за неделю трест потерял двести восемьдесят часов — пять этажей можно было возвести за это время.

Левшин, который все время что-то писал, поднял голову.

Я рассказывал и видел ночные стройки. Последняя машина привозит раствор к двадцати часам. Десять часов работают этим раствором, в ящиках он начинает схватываться.

— Три этажа теряет трест в неделю из-за нарушения графика поставки раствора и четыре этажа — из-за плохой доставки железобетонных изделий. Итак, мы потеряли за одну неделю целый двенадцатиэтажный дож. Я уже не говорю о простоях в связи с несвоевременным выполнением подземных работ.

Я замолчал — снова закружилась голова.

— Что же вы предлагаете? — спросил вдруг Левшин. — Есть у вас предложение?

— Есть… Организовать круглосуточные аварийные бригады…

— У нас для этого нет штатов, — резко прервал меня Сорокин, управляющий трестом механизации. — Нет… понимаешь?

— Предложение принимается, — как всегда, мрачно сказал Левшин. — Дальше!

— Организовать круглосуточную работу растворных узлов…