Костромин молчал, я подождал и положил трубку.

Прошло несколько минут, я просматривал записи. Ротонов не выдержал:

— Вот тут… — Он потряс бумагами.

— Замолчишь ли ты, наконец? — спокойно спросил механик.

Костромин не приходил. Я встал:

— Ротонов, прошу вас!.. — Я с трудом улыбнулся.

Но Ротонов и сам уже, очевидно, понял обстановку, сунул бумаги в карман и уселся.

— Начнем, товарищи! Для оценки положения в тресте необходимо…

Дверь открылась, Костромин медленно прошел к столу и тяжело опустился на стул.

Я мог бы, как говорят строители, дожать его, сделать при всех замечание, но я увидел его устало опущенную голову и снова пожалел.

— Извините, Владислав Ипполитович, за мою настойчивость, — мягко сказал я, — но сегодня действительно нужно ваше присутствие (что бы еще добавить? Пусть он, как всегда, величественно поднимет голову. Ага!) — потребуется ваш совет.

— Я впредь просил бы вас, — Костромин действительно приподнял голову, — консультироваться со мной отдельно, а не в присутствии моих подчиненных. А потом, если уж проводить совещание, то в моем кабинете, тут дышать нечем. — Это был уже прежний барственный, поучающий Костромин.

Неужели прав Николай Николаевич, — Костромин признает только силу? Ну что ж, сразу воспользоваться его двойной ошибкой — тихонько, спокойненько… Ну?.. Нет, это мелко.

И я промолчал. Все равно первый «раунд» был за мной.

— Продолжим совещание, — сказал я. — В ближайшее время в тресте будет проведен технический совет. Прошу не улыбаться, техсовет настоящий, по экономии труда. Для этого нужно знать подлинное положение дел на стройках. Кто его знает?

— Странный вопрос, Виктор Константинович, — усмехнулся Костромин. Он вынул из элегантного серебряного футляра красную расческу и провел ею по волосам. — Мы все, старые работники треста, хорошо знаем стройки. Что именно вас интересует?

— Меня интересует, сколько было простоев, какова их продолжительность, в чем причина. Только цифры, только факты.

Костромин развел руками:

— Таких данных у меня нет, да они и не нужны, и так все ясно.

— У вас, Федор Петрович, — обратился я к Мякишеву, — есть такие данные?

— Нет, мы никогда не задавались такой целью. Я согласен с Костром иным.

— У вас? — спросил я Синицына.

Он промолчал, снисходительно рассматривая меня.

— Выходит, таких данных нет ни у кого. Так? Но без них мы не можем установить причины, вызывающие простои, задержки в монтаже. Так, Иван Иванович?

Механик медленно поднял голову, посмотрел на меня и снова опустил ее. И когда я потерял надежду получить ответ, он тихо сказал:

— Да.

— У нас в монтаже шестнадцать объектов, — продолжал я. — Нужно всюду провести хронометраж.

— Целую смену? Это ужасно. Где мы найдем людей? — забеспокоилась Ирочка.

— Нет, не смену, а три смены, и притом в течение недели.

Каждый по-своему выразил мне свое возмущение. Ротонов снова забегал по комнате, на этот раз по диагонали.

Потрясая бумажками, он кричал, что в этом идиотском тресте никто ничего не читает и не знает. Только он, Ротонов, прочел до конца инструкцию, хочет все рассказать, но ему не дают.

Глава технического отдела Топорков потребовал официального приказа. Он, Топорков, конечно, подчинится, но только письменному приказу.

Мякишев совсем отвел ото рта желтый карандаш, что-то шепелявил; величественно встал Костромин, он молча пошел к двери, но вернулся, сел за стол, быстро написал и вручил мне записку: «В.К. кто дал вам это указание? Я самым категорическим образом возражаю!!!» (Три восклицательных знака были подчеркнуты.)

Откинувшись на спинку кресла, снисходительно улыбался плановик Синицын («Я бы тоже мог кричать, как другие, — говорил его взгляд, — но какое это имеет значение — установите вы причины простоев или нет. Все зависит от плана. Только я, Синицын, с помощью своих связей могу решить… А на стройке? Чепуха все это!»).

Наконец сердито кашлянул и главный механик, что означало для него высшую степень волнения.

Я спокойно слушал. Наконец все немного приустали, я взял заготовленное распоряжение и тихо прочел его. Потом поблагодарил начальников отделов и сказал, что совещание закончилось.

Но никто не уходил. Тогда мне в голову пришла счастливая мысль. Я снял телефонную трубку:

— Нео…

— Неонелина!

— Неонелина, меня давно ждут товарищи…

— Они только что пришли, — недоуменно перебила она меня.

— …Уже полчаса, нехорошо, попросите их зайти.

Через минуту в кабинете появились три председателя кооперативов — «Молния-2», «Монолит» и «Дружба-9», которые собирались на паях строить дом. У них еще не было проекта, в райисполкоме спорили об участке для дома, но председатель «Молнии-2», молодой человек с большими выразительными глазами и опущенными книзу черными усами, сел рядом со мной и, озабоченно покачав головой, объявил, что уполномочен «Молнией», «Монолитом» и «Дружбой» вести со мной разговор.

Начальникам отделов ничего не оставалось, как покинуть кабинет. Ротонов от возбуждения даже зевал, широко раскрывая рот.

Только главный бухгалтер подошел ко мне и тихо сказал:

— А вы знаете, мне нравится ваше мероприятие. Хотя в вашем распоряжении бухгалтеров нет, я дам вам трех работников. — Он улыбнулся. — Меня кое-кто будет ругать, но я все равно дам.

Пройдет много лет, по-разному будут относиться ко мне люди, многие станут мне помогать. Но никогда ни один человек не помог мне так, как Васильев. Ведь я притворялся, что спокоен, — как мне нужна была эта поддержка!

Тем временем председатель «Молнии» подготовил все для обстоятельного разговора. Он деловито разложил на моем столе кисет с табаком, спички, пластмассовую пепельницу, шило и маленький молоточек.

— Мы хотели бы знать, когда вы собираетесь… — Он затянулся, но трубка не сработала. Председатель «Молнии» осмотрел ее, при помощи шила и молоточка выбил старый табак и снова набил трубку. Несколько минут разжигал ее, потом закончил фразу: — …начать строить нам дом?

Но у председателя «Монолита», очень импозантного пожилого человека с прекрасной бородой, не хватило терпения. Звучным, хорошо поставленным голосом он заявил, что у него «вверху» есть знакомые, которые заставят нас уважать заказчика, что всем в «Монолите» не нравится наше поведение.

— Я эти штуки знаю, — сердито говорил он. — Еще не начали строить, а уже ссылаются на отсутствие чертежей.

Конечно, в другое время я выставил бы их, но сейчас я смертельно боялся, как бы не вернулись начальники отделов, поэтому уныло заверил, что столь опытный заказчик для нас счастье.

Однако председатель «Монолита» с вызовом заявил, что и эти штуки ему известны и что он ни за что не подпишет акт комиссии о приеме здания в эксплуатацию.

— Боже мой, Альфред Семенович, о каком акте вы говорите? — недоуменно подняла веки, окрашенные в цвет лазури, председатель кооператива «Дружба-9», худощавая болезненная женщина. — Ведь это так трудно — строить! — восклицала она. — Так трудно, так трудно! (Своими восклицаниями и наивными вопросами она позже довела до белого каления Шурова и бригаду Косова. Они даже выделили специального сигнальщика, задачей которого было предупреждать о появлении председателя «Дружбы-9».)

Председатель «Молнии» справился наконец с трубкой и, выпустив струю едкого дыма, важно сказал:

— Ну, об акте говорить еще рано. Надо дать подрядчику проект и площадку. А все-таки, как вы думаете строить?

В комнату, звеня украшениями, вошла Неонелина.

Она, видно, произвела должное впечатление: председатель «Монолита» замолчал, а председатель «Молнии» оставил трубку, и в его выразительных глазах зажглись огни.

— Виктор Константинович, — не обращая внимания на председателей, сказала Неонелина, — вас просит Леонид Леонидович.

Она презрительно скосила глаза на обладателя трубки, потом резко повернулась и пошла к двери.