Без двух минут девять в узком коридоре появились сотрудники, они не спеша занимали столы.

Еще через минуту в маленькую переднюю, где стоял секретарский столик, быстро вошла худощавая женщина со строгим лицом, в руках ее была авоська, из которой торчал хвост большой рыбины. Привычными движениями она сунула авоську в шкаф, посмотрела на себя в маленькое зеркальце и сняла футляр с пишущей машинки.

«Динь!..» — ударили большие часы в передней. «Динь!» Сотрудники открыли ящики, уборщик свернул свою тряпку, секретарша достала два листа бумаги и лист копирки.

«Динь! Динь…» — мелодично били часы. Сотрудники вынули папки, уборщик пошел по коридору, секретарша заложила бумагу в машинку.

«Динь!» Вместе с девятым ударом раздались звуки величественной конторской оратории: стучала машинка, хрипло бранились арифмометры, щелкали счеты, заиграли телефонные звонки. Уборщик? Испарился.

Из своего купе выглянул начальник производственного отдела Егоркин с черными усиками и бачками.

— Заходите! — громко приказал он Новому начальнику.

— Я… собственно говоря…

— Нет, сначала присядьте… стоя дела решают только у управдома. Вы, наверное, видели, как это делается?

Новый начальник сел.

— Я хотел сказать…

— Вы хотели сказать, — перебил его Егоркин, — что вы назначены к нам начальником, мы все это знаем. Пойдемте, я вас познакомлю.

«Странная контора», — эта мысль не покидала Нового начальника.

— Будьте с ним осторожны, — говорил по дороге Егоркин. — Зубр! Его не возьмешь ни лаской, ни окриком.

На площадке Егоркин попросил кладовщицу позвать Петра Ивановича. Они уже прошли по всем этажам, а Петр Иванович все не шел.

— Ну вот видите? — восхищался Егоркин. — Камень! Пошли к нему.

Встреча произошла у табельной доски.

— Знакомьтесь, Петр Иванович, — сказал Егоркин. — Наш новый начальник.

Петру Ивановичу Новый начальник определенно не понравился. «Чистенький очень, — подумал прораб. — Сейчас лебезить начнет. Скажет, что ему много говорили обо мне, что ему приятно…»

Новый начальник повел себя по-другому.

— Прошли мы только что корпус, — сказал он, — непорядков много… особенно с качеством.

Петр Иванович никак не реагировал на замечание. Подозвал кладовщицу Машу и ровным глухим голосом начал перечислять — кладовщица записывала, — что нужно заявить на завтра.

— Я бы вас просил… — возмутился Новый начальник.

Петр Иванович, не обращая внимания, продолжал диктовать кладовщице. Заявка продолжалась минут пять, но за это короткое время каждый из присутствующих успел принять свое решение.

Самотаскин решил, что, если Новый начальник и дальше будет Приставать с «непорядками», придется нокаутировать его — попросить отпуск… Дело в том, что на отпускном фронте в строительстве произошел прорыв. Все шли в отпуск: начальники, главные инженеры, монтажники, бухгалтеры — все, за исключением прорабов. Начальников заменяли главные инженеры. И что вы думаете, через несколько дней инженеры по большому секрету говорили всем, что работать приходится много, но «знаете, как-то легче». Когда в отпуск уходили главные инженеры, через недельку-другую начальники вообще начинали подумывать о сокращении штатной единицы главного инженера. Возня, мол, с ним большая. Отпускники приезжали черные-пречерные, похудевшие. Затолкнув собеседника в один из углов длинного коридора (в строительных конторах всегда коридоры узкие, длинные и имеют не четыре угла, а значительно больше), они рассказывали, как провели отпуск на своей машине. В основном в рассказе фигурировал «Москвич» («Знаете, какая это чудная машина!»). Описывались все его стати, будто в отпуске был не рассказчик, а автомобиль. Прорабы слушали эти рассказы, втайне удивлялись («Что оно такое «отпуск»? Для чего он?»). Но когда уж очень сильно обрушивался на них гнев начальника, старого или нового, прораб вдруг просил отпуск. Только что начальство гремело и метало молнии, а услышав об отпуске, бледнело: «Да ты что, Петр Иванович, разве прораб может идти в отпуск?! Ты уж потерпи. А что пошумел я — не обижайся: служба такая». Несколько дней оно, начальство, вообще с прорабом не говорило, чтобы забыл прораб и слово такое «отпуск»…

Новый начальник решил дальше ругать прораба не прямо, а, так сказать, косвенно, как рекомендовала одна книга по управлению. Он понял, что девица в белом свитерке и Синих брючках, строившая ему глазки и как бы невзначай показавшая надпись «Texas», работает мастером. В книге по управлению рекомендовалось мастера «драить» при прорабе. Новый начальник терпеливо ждал, пока Петр Иванович закончит диктовку.

Егоркин, который все время посмеивался про себя, решил, что все идет, как задумали в конторе, чтобы сразу обломать Нового начальника. Ему, Егоркину, поэтому вмешиваться ни во что не нужно.

Аксиома решила, что Новый начальник, по терминологии ее подруги Анеты (Анюты), вообще говоря, «подходящий». Особенно в сравнении с бедным Петром Ивановичем. И ростом вышел, крепкий, о голосе вообще целую поэму можно написать… То, что он сразу взялся за Петра Ивановича, — это хорошо. Пора уже прораба обломать. Она, Аксиома, постарается привлечь Нового начальника на свою сторону.

И наконец, Алешка решил: стоять помалкивая, а при удобном случае — высказаться.

Как видим, каждая из сторон учитывала только свое решение. В этом была их главная ошибка.

Как только Петр Иванович закончил диктовать заявку, Новый начальник во исполнение принятого им решения обрушился на Аксиому.

— Вы мастер?.. — грозно спросил он.

— Да, Игорь Николаевич, — очень ласково ответила Аксиома. Она приподняла руки, чтобы поправить волосы, при этом, как это диктует современная мода, между синими брючками и свитерком оголилась полоска тела.

Но Новый начальник не обратил внимания на этот маневр. Правда, где-то очень далеко, в «запоминающем устройстве» сознания, отложилась эта полоска.

— Почему у вас на смене непорядок?

— Где? — еще старалась осуществить свое решение Аксиома. При этом она повернулась в сторону, якобы чтобы посмотреть на «непорядок», еще раз показав такую симпатичную надпись «Texas».

— Как где?! — загремел Новый начальник. — Всюду!

Тут Аксиома поняла, что ее решение привлечь внимание Важина неосуществимо, во всяком случае пока. Громы Нового начальника делали ее маленькой, беззащитной и очень одинокой. Но рядом раздался тихий голос Петра Ивановича:

— Корпус строю я.

— Я знаю, — мягче сказал Новый начальник.

— Прошу все замечания адресовать мне. Товарищ Кругликова выполняет мои указания.

Аксиома благодарно взглянула на Петра Ивановича. Так вот он какой! Сам придирается по каждому поводу, а ее в обиду не дает. На одну минутку ей стал мил Петр Иванович с его острым, серым лицом…

Новый начальник тоже понял, что его решение косвенно ругать прораба неосуществимо, придется сразиться с «зубром» напрямую.

— Хорошо, — многозначительно начал он, — о работе мастера… мастера… — Новый начальник, конечно, не мог сразу запомнить все фамилии, следовало ему подсказать, но все молчали.

Новый начальник помедлил, переложил тонкую коричневую папку из правой руки в левую.

— О работе мастера мы еще поговорим… У вас, Петр Иванович, на стройке непорядок, плохо с качеством работ… — Важин снова переложил папку в правую руку, строго посмотрев на прораба.

Много начальников видел на своем веку Самотаскин. Выли и громы-молнии, были угрозы, змеиные шепотки. Но Самотаскин всегда выстаивал. Этот высокий холеный начальник был особо неприятен Петру Ивановичу. Такие чистенькие после окончания обычно оседали в институтах, проектных мастерских, в учреждениях и притом на должностях помощника какого-нибудь большого начальства, что давало им власть. Но Петр Иванович был спокоен. Если этот допечет, он знает средство… Пока Самотаскин молчал, смотря перед собой по биссектрисе угла между Новым начальником и Егоркиным.

— …Перечислю вам их. — Молчание прораба несколько смущало Нового начальника, но он не подавал виду. — Я проверил: засыпка перекрытий песком недостаточна, местами даже шесть-семь сантиметров, по проекту двенадцать. Почему?